Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Семнадцатилетние - Матвеев Герман Иванович - Страница 11


11
Изменить размер шрифта:

— Не так уж это смешно! — с какой-то виноватой улыбкой заметил Василий Васильевич.

— Конечно, смешно! «Что ей не учиться?..» Уберите частицу «не», и он получит ответ! — почти с восторгом сказала Наталья Николаевна.

Василий Васильевич с укором посмотрел на молодую преподавательницу психологии.

— А по-моему, это очень грустно… Особенно грустно потому, что тунеядцы и лодыри часто заражаюти трудолюбивых учеников, — возразил он с той же виноватой улыбкой.

— Да, такие есть в каждом классе, — заметила Анна я Васильевна. — Вчера у меня тоже был разговор с одной; мамашей. Битый час она мне доказывала, что ее дочь существо особое. Нервная, чувствительная! Что насилие над ее волей неминуемо повлечет за собою психическую травму…

— А на самом деле? — спросил Константин Семенович.

— Обыкновенная девчонка. Непоседа, задира, и здоровье у нее такое, что можно позавидовать!

— Товарищи, а что говорить таким родителям, таким семьям, где существует расценка на отметки? — спросила Зоя Петровна. — Любимая дочка получила пятерку — получай пять рублей! За четверку полагается три рубля. За тройку — ничего. Это у них называется прогрессивным поощрением. Родители уверяли меня, что дочь стала лучше учиться, и я никак не могла убедить, что они воспитывают на свою же голову стяжательницу.

— Девочка убедит их в этом сама, когда вырастет, — сказал кто-то.

— Да… но слишком поздно!

В этот момент в учительскую вошла Марина Леопольдовна. Она достала из журнала рисунок и при этом проворчала достаточно громко, чтобы все слышала:

— Удивляюсь, как резко изменился класс!

Сунув журнал на место, она широким жестом положила рисунок на стол.

— Константин Семенович, извольте полюбоваться! — с возмущением сказала она.

Анна Васильевна, сидевшая поблизости, нагнулась к рисунку и удивленно подняла брови. Губы ее дрогнули, но она сдержала улыбку.

— Творчество Тамары Кравченко? — спросила она.

— Я отобрала у Ерофеевой.

Константин Семенович подошел к столу и взял рисунок. На какое-то мгновенье в учительской наступила настороженная тишина. Все присутствующие поняли, что Марина Леопольдовна разгневана неспроста, и с любопытством ждали, что будет дальше.

И вдруг учитель засмеялся. Смех его был искренний, открытый, и вызвал такое изумление на лице Марины Леопольдовны, что Анна Васильевна не выдержала и тоже засмеялась.

— Очень талантливо! — сказал Константин Семенович. — Посмотрите, Василий Васильевич, как она верно схватила мои черты.

Химик взял протянутый рисунок и, прищурив глаза, начал разглядывать.

— Вам смешно?! — с подчеркнутым изумлением спросила Марина Леопольдовна. — Не понимаю… Это же подрыв авторитета! Это же подрыв не только ваше го авторитета…

Константин Семенович взглянул на химика, надеясь, что тот его поддержит, но Василий Васильевич, не желая связываться с Мариной Леопольдовной, передал листок рядом стоящей учительнице.

— На рисунке изображен я, а значит, в опасности только мой авторитет, — опираясь на палку обеими руками, мягко возразил Константин Семенович. — Уверен, что на других преподавателях это не отразится.

— Если они могли позволить подобную выходку с первого дня, то будет и продолжение… Вы еще не все знаете! Вчера у них произошла бурная сцена, и одна ученица залепила другой пощечину!

— Пощечину?! — с ужасом переспросила Наталья Николаевна. — Неужели они способны на это? Взрослые девушки…

— Я думаю, что тут дело не в возрасте, а в характере, — заметила Анна Васильевна и, повернувшие к Марине Леопольдовне, спросила: — А вы забыли то время, когда здесь были и мальчики?

— Ну, мальчики… — протянула Зоя Петровна. — Мальчики — другое дело. Если они и подерутся, то через час об этом позабудут. У девочек это сложнее.

— Ужасный класс! — тихо произнесла Наталья Николаевна, но стоявший рядом Василий Васильевич услышал этот возглас.

— Почему ужасный? Что в нем ужасного? — с недоумением спросил он.

— Все они там какие-то отчужденные, безразличные…

— Нет… Никак не могу с вами согласиться, уважаемая Наталья Николаевна! — горячо возразил химик. — В десятом классе все девочки увлекающиеся, способные?

— Все ли? — с усмешкой спросила Анна Васильевна.

— Все до одной! — твердо сказал Василий Васильевич.

— А Логинова, Крылова?

— И Логинова прекрасная ученица и Крылова — настаивал химик. — Все они, я бы сказал, прямолинейны… даже стишком прямолинейны. Но сказать, что плохие, безразличные… Нет, я этого не могу сказать.

— Я думаю, что мы с вами сойдемся на такой формуле, Василий Васильевич, — сказала Анна Васильевна, поглядывая на нового учителя: — Обыкновенные девочки, но, как говорится, «без руля и без ветрил».

— Нет, нет! — возразил Василий Васильевич. — У них светлые головы! Может быть, есть, в какой-то дозе, недисциплинированность, обычная детская несдержанность…

— В десятом классе нет коллектива! — громко сказала молчавшая до сих пор Василиса Антоновна, преподавательница математики в старших классах.

— И ничего удивительного! — сейчас же поддержала ее Марина Леопольдовна. — Класс без руководства, а девочки предоставлены самим себе…

Константин Семенович не принимал участия в разговоре, но прислушивался с большим вниманием. Услышав о пощечине, он вспомнил горящие гневом глаза Анны Алексеевой, ее порывистые движения и немного глуховатый от волнения голос. В душе он не был согласен ни с Мариной Леопольдовной, ни, тем более, с Натальей Николаевной. Он был глубоко убежден, что плохие так называемые трудные классы чаше всего состоят из детей наиболее способных, инициативных, с живым, независимым характером. Такие коллективы, если очи получают правильное направление, дают блестящие результаты, и с ними интересно работать.

УРОК

Из учительской Константин Семенович вышел последним и когда остановился перед дверью класса, то через стекло увидел следующую картину.

Две девушки стояли на партах и, с ожесточением размахивая руками, о чем-то говорили. Несколько девушек сидело спокойно за партами, причем одна из них — Логинова — зажав руками уши, читала. Остальные, разбившись на две группы, горячо спорили. Они так увлеклись, что не заметили, как вошел в класс учитель.

— Темперамент — это хорошо, но за стеной находится младший класс. Вы подаете дурной пример, — заметил он, когда все торопливо разошлись и стали за свои парты. — Садитесь, пожалуйста.

Некоторое время он молча смотрел на учениц. Затем достал из журнала знакомый всем лист бумаги.

— Ерофеева!

Прежде чем встать, Надя с ужасом оглянулась по сторонам и покраснела так, как никогда еще не краснела.

— Этот рисунок мне передала Марина Леопольдовна. Скажите, Ерофеева, это ваш рисунок?

— Нет, — еле слышно пролепетала девушка.

— Кто автор карикатуры?

Надя склонила голову еще ниже и молчала. Ждать пришлось недолго. Встала Тамара Кравченко и, закусив нижнюю губу, смело посмотрела в глаза учителя.

— Это мое художество, Константин Семенович, — с трудом выговорила она. — Только я не хотела этим обидеть вас…

Все прекрасно понимали, что если Константин Семенович назначен воспитателем, то сейчас он обязан сделать выговор Тамаре за рисунок, а Наде за то, что она развлекалась на уроке немецкого языка. Так было, есть и будет. К этому давно привыкли, и весь вопрос в том, какими словами, в каком тоне и сколько времени новый учитель будет читать нотацию. Зинаида Дмитриевна оставила бы весь класс после уроков и потратила бы не меньше часа, говоря с ними о долге, о чести, о коммунистической морали, рассказала бы две-три биографии учителей, отдавших свою жизнь детям, привела бы много примеров из своей жизни. Как же поступит новый учитель?

— Мне было приятно увидеть, что в моем классе есть талантливая ученица, — спокойно сказал учитель, и все насторожились еще больше. — Карикатура говорит о том, что вы наблюдательны, умеете подметить и передать самое характерное. У меня к вам просьба: подарите мне этот рисунок на память…