Зачарованные - Харт Кэтрин - Страница 32

Они также научили Никки многим полезным вещам из каждодневного обихода. Не только стряпне и приемам лечения простых болезней, но и навыкам шитья, с которыми Никки еще предстояло столкнуться. Она внимательно следила за тем, как Конах обрабатывает оленью шкуру, как сначала скоблит ее изнутри, потом растягивает и смягчает, обрабатывая смесью из мозгов и печени того же оленя.

Когда шкура достаточно размягчится и станет гибкой, с нее удаляется волосяной покров. Пару таких готовых шкур Конах вручила Никки.

— Кожи почти готовы, надо только натянуть их на раму, подвесить над очагом и прокоптить. Я скажу тебе, какое сделать пламя. Сжигай свежий белый кедр, что тебе принес мой сынок Тэетл, тогда кожа будет нежного светлого цвета или немного рыжая. Потом вырезаешь и шьешь из нее одежды, какие тебе нужно.

Вместе с оленьими шкурами Конах дала ей еще связку сыромятных шнурков для сшивания кожи и три иглы из рыбьих костей.

— Закончишь вещь, тогда иглами дикобраза сделай на ней узоры или знаки, какие тебе хочется. — При этом она показала на орнамент, украшающий ее одежду. — Красота, правда?

Никки согласилась, ибо утверждать обратное никто не решился бы.

— Да, просто великолепно. Боюсь, мне и вполовину не удастся сделать так красиво. Хорошо бы сшить Торну рубаху, но лучше начать с чего-нибудь попроще, вроде его юбки. Ох, и почему я не ходила в кружок кройки и шитья?

— Можно кроить по его старой рубахе, сложного тут нет, — обнадежила ее Конах. — К счастью, твой мужчина достиг полного роста, не то, что мои сынки — Тэетл, что, по-вашему, значит Черепаха, и Красная Трубка, — которые растут у меня быстрее, чем сорняки на хлебном поле.

Приобняв Никки за плечи, Конах слегка подтолкнула ее к вигваму Серебряного Шипа.

— Иди, дочка. Сделай так, чтобы твой муж гордился своей женой.

Никки старалась, но закон всемирной подлости, по которому бутерброд всегда падает маслом вниз, достал ее и здесь, сработав на славу. Огонь заполонил вигвам дымом, она закашлялась, из глаз хлынули слезы. Только тогда она и вспомнила о наставлениях Конах, которая объясняла ей, каким образом надо разжечь огонь, чтобы дым шел только на шкуру, натянутую над ним. Она вновь принялась за дело, но вышло еще хуже, рама, которую она смастерила из зеленых ивовых веток, оказалась много больше кожи, полученной ею от Конах. Она попыталась все же кое-как растянуть на ней кожу, но сооружение вышло таким шатким и валким, что вот-вот грозило обрушиться вниз, в огонь, как бы осторожно она ни водворяла его на положенное место. Что-то вроде этого вскоре и произошло, и хорошо еще, что рама пошла боком и упала не в пламя, а на земляной пол, но все же, вопреки судорожным стараниям Никки откинуть раму подальше, одна сторона попала-таки на угли.

После нескольких трудоемких, но, увы, столь же безуспешных попыток Никки плюнула и в сердцах выпалила:

— Да пошло оно все к черту! — И, содрав слегка подпаленную шкуру с рамы, критически осмотрела ее и ворчливо пробормотала: — Целая лучше дырявой! Часом больше коптить, часом меньше, не все ли равно? Ну не совсем такой цвет, но если уж я сама так здорово прокоптилась, то и со шкуры этой клятой достаточно. Так что будем считать дело сделанным.

Следующий важный этап — крой. Используя в качестве выкройки старую рубашку Сильвера Торна и взяв из костра уголек, она решила наметить на куске кожи очертания будущего изделия и приступила к работе. Но что-то не заладилось с этим угольком. После четвертой попытки обвести им контуры будущей одежды она отбросила его, полезла в рюкзак и достала из косметички карандаш для обводки глаз, с помощью которого вскоре покончила с обрисовкой всего, что обрисовки требовало.

Следующей проблемой явилась необходимость вырезать части кроя. В неумелых руках кожеобрезной инструмент, данный ей Конах, оказался оружием весьма опасным для изделия. Прежде чем освоить процесс вырезания, она проделала в коже множество ненужных прорезей. Скорняк, словом, был из нее никудышный. Хорошо еще, что, обрисовывая контур одежды, она немного прибавила, как говорится, на швы, так что надрезы не могли особенно повредить будущей рубашке в смысле уменьшения размера. Осталось только срезать маникюрными ножницами эти ошметки кожи, после чего можно было приступать к шитью. Одно плохо, маникюрные ножницы резали неровно, этакими полукружиями, но и это, как говорится, куда ни шло…

— Сочтем за декоративный элемент, — решила она. — Вреда от этого нет.

Вдохновленная сей новаторской идеей, Никки приступила к следующему этапу своей кропотливой работы. Осталось, как говорится, начать и кончить. Но тут ее постигло страшное разочарование. Когда она приложила перед рубахи к спинке с тем, чтобы приступить к сшиванию, обнаружилось, что она слишком много срезала и что Сильверу Торну, насколько она помнила его габариты, в будущую одежку никак не влезть.

— Ох, ну, держись, мистер Серебряный Шип! Придется тебе, как видно, сесть на диету и малость поусохнуть, если ты хочешь носить новую рубаху, пошитую тебе молодой женой, которой ты просто обязан гордиться, — бормотала она себе под нос, стараясь хотя бы юмором смягчить ужас положения. — Хорошо еще, что тут рукавов не полагается, а то тебе в этом кожаном плену и ручкой бы не пошевельнуть.

Сшить детали кроя с помощью рыбьей иглы и сыромятных ремешков оказалось намного проще, чем она думала. Осваивая эту операцию, Никки прибегла к методу прорезания ножом по краю кожи дырочек для сыромятных ремешков. Эти прорези, правда, то и дело получались длиннее, чем нужно, но в целом результаты трудов вполне удовлетворили ее, и хотя она понимала, что кому-то они могут показаться весьма сомнительными, но надо же, черт возьми, учитывать и то, что это первый в ее жизни скорняжный и портновский опыт. Вот именно, для первого раза не так уж плохо!

— В конце концов, — убеждала она отсутствующего мужа, — это ведь летняя рубашка, так что слишком большие прорези совсем не помешают, нечто вроде дополнительной вентиляции, чтобы вам, мистер, не было жарко.

Конах, которой предъявлен, был конечный продукт столь мучительного трудового процесса, дипломатично заметила:

— Я вижу, Нейаки старалась. В следующий раз сделаешь еще лучше, верь мне, дочка.

— Да я в этот раз хотела сделать как лучше.

— Серебряный Шип оценит старание молодой жены, — великодушно высказалась Конах. — Можешь, дочка, украсить рубаху птичьими перьями, тогда будет совсем красиво.

Незаметно поглядывая на свои до крови исколотые пальчики, Никки, однако, с последним замечанием не могла не согласиться. Она решила украсить изделие перьями буревестника и следующие три дня провела в тщетных поисках перьев, утраченных этой отважной птицей. Увы, пришлось остановиться на более прозаичном материале — на перышках, позаимствованных у престарелой утицы, полуслепой и растерявшей по всей деревне былую красу своих крыльев, но Никки была довольна и этим.

— Адские силы! Мне кажется, что Пикассо это наверняка понравилось бы. А что хорошо для Пикассо, то хорошо и для нас с Серебряным Шипом.

Серебряный Шип с трудом удержался от смеха, вовремя успев прикусить язык и не показав жене виду, насколько жалки плоды ее усилий. Более того, великодушно выразил желание надеть новую рубаху на следующий же день.

— Мы с парнями решили завтра немного поохотиться — ждем гостей из соседних селений, надо запастись провиантом. Вот и надену ее.

— Так ты уходишь на целый день? — не без тревоги спросила Никки.

— Если хочешь, я никуда не пойду, — успокоил он ее. — Ты что, боишься остаться на день одна?

— Да нет… Просто буду беспокоиться… Но мне не хотелось бы выглядеть испуганной квочкой. Я и ногой не ступлю за пределы деревни, а если возникнут какие трудности, обращусь к Конах и ее семейству, они не бросят меня, я уверена. Скажи, ты ведь вернешься еще до того, как стемнеет?

— Скорее всего, так и будет. Не тревожься и ничего не бойся, маленькая гусыня. Я вернусь, и все будет прекрасно. Надеюсь раздобыть новые оленьи шкуры, чтобы тебе было из чего шить, — договорил он, не удержавшись от своей обворожительной усмешки.