Зачарованные - Харт Кэтрин - Страница 30

— У каждого свои заботы, — иронично отреагировал Серебряный Шип. — А я вот думаю, как бы нам выбрать момент и снести старые стены вигвама, чтобы заменить их новыми. И хорошо бы дождя при этом не было.

— А это еще зачем? — удивилась она. — Чем тебе плохи старые стены? С какой стати их заменять? По мне, так они великолепны. Немного, правда, прокоптились, но стоит ли обращать внимание на такие мелочи?

— Ох, Нейаки, у себя в мире так ты ученая. А здесь… — Он надменно вздернул голову. — Не поменяй мы сейчас стены и кровлю, зимой нас достанут дожди. А допрежь всяких дождей одолеют москиты и сотни других насекомых. Ты не первая кто готов пренебречь такими вещами, но те люда потом жестоко поплатились за свою беззаботность. — Ну, хорошо. Пусть так. Но почему, в который раз спрашиваю тебя, ты не предупредил меня обо всем заранее? Я бы хоть захватила с собой противомоскитную сетку.

После полуночи, незадолго до рассвета Серебряный Шип проворчал:

— Женщина, что ты ворочаешься? Сама не спишь и другим не даешь. Пытаться заснуть рядом с тобой — все равно, что надеяться отдохнуть рядом с набивающей свои закрома бурундучихой!

— Тут уж я ничем не могу тебе помочь! — простонала Никки, — я обчесалась! У меня уже, кусочка живого не осталось, я искусана мириадами москитов, так что мне ничего другого не остается, как только чесаться! Бог знает, сколько их тут набилось, в этот вигвам. Не уверена, что завтра утром ты меня узнаешь. Лучше бы я спала на улице, даже и под дождем, лишь бы не оставаться под одной крышей с тучей этих тварей. Теперь я вижу, ты был прав, надо ставить новый вигвам, куда этим тварям будет труднее забраться.

— Ох, Нейаки, — со вздохом сказал Серебряный Шип. — Я и сам не рад, что жизнь так жестоко обошлась с тобой, заставляя согласиться со мной. Сейчас подброшу веток в огонь, и вся эта нечисть, одолевшая тебя, покинет вигвам. Вечером я не заметил здесь ни одного москита, никакого жужжания…

— Жужжание не имеет значения! — жалобно проговорила она. — Наши ученые совершенно точно доказали: кто жужжит, тот тебя не укусит. Жужжат самцы, а кусают самки, притом подбираются к тебе совершенно беззвучно.

Ц с этими словами Никки вновь принялась бешено драть ногтями кожу.

— Если ты можешь полежать спокойно, думая о чем-нибудь приятном, — неуверенно проговорил он — кожа у тебя не будет так сильно зудеть.

— К черту все это, Торн! — процедила она сквозь зубы. — Ты что думаешь, у меня психоз? Я же чувствую на своей коже реальное раздражение!

Он ничего не ответил, но встал и принялся в темноте шарить в деревянном ящике, стоящем рядом с постелью. Наконец зажег факел.

— Дай-ка мне руки, Нейаки. Попробую исцелить тебя от этой напасти.

В свете факела, укрепленного в специальном зажиме, он осмотрел ее руки, искусанные и расцарапанные до крови. А Никки это зрелище ужаснуло.

— Боже! Ты только взгляни! Не тело, а сплошной волдырь.

— Бедная моя птичка! — сочувственно воскликнул Торн. — Теперь понятно, почему ты не могла заснуть. Сейчас помогу тебе.

С этими словами он добрался до своей кожаной сумки.

— Надеюсь, у тебя там найдется что-нибудь получше каламиновой примочки, — жалобно проворчала Никки. — И скажи мне, какого черта они тебя не трогают? Может, я обкормила тебя этими ягодами, которых они не любят? Давай, скорее, спасай меня, милый, я насквозь пропитана их ядом.

Серебряный Шип отложил сумку, повернулся к супруге и скомандовал:

— Теперь лежи смирно! Не мешай мне спасать тебя!

— Что это? — ворчливо спросила она.

— Целебное средство от одного лесного растения. Возможно, ты знаешь его под именем древесной лилии, а Джеймс Гэлловей называл его Соломоновой печатью[28] из-за шестилепестковой звезды в основании стебля.

Он наносил мазь на кожу, втирая ее и щедро нанося добавочный слой. Но не только руки требовали исцеления, москиты добрались и до шеи, груди, спины и ног. Они покусились даже на лицо, добравшись до подбородка.

Прохладный бальзам приносил облегчение сразу же.

— Ох, спасибо тебе! Такое приятное ощущение… такое приятное…

— Только не чешись больше, иначе ранки потом долго не заживут.

— Да я знаю. Что ж меня комары никогда не кусали? Но попробуй ты не чесать, когда чешется. Скажи собаке, чтобы она не чесалась от блох!

— Ты же не собака и способна сдерживаться, — сказал он, переворачивая ее на живот. — А если не можешь владеть собой, я замотаю твои ручки тряпками, как поступают с младенцами, чтобы они не повредили себя.

Никки повернула голову и пронзила мужа сердитым взглядом.

— Я тебе не младенец, и не нуждаюсь ни в каких перевязочках!

Имея явное преимущество в смысле расположения тел, Серебряный Шип легонько шлепнул ее пониже спины своей огромной ладонью.

— Смотри у меня, детка, лежи себе знай, полеживай, а не то…

Втирая крем, он помассировал ее спину, плечи, опять спустился к спине, чувствуя, как под его рукой напрягаются мышцы.

— Завтра наберем побольше целебных трав. Это я виноват, что ты чувствуешь себя отравленной, и сделаю все, чтобы это исправить.

— Каким образом? — вяло спросила она, расслабленная наслаждением, испытываемым от его делительного массажа.

— Сок растения не-тронь-меня, или недотроги, как еще его называют, спасет тебя от этой напасти. Ты вымоешься водой, в которую добавишь сок этого цветка, и от волдырей не останется и следа.

— Ум-м-м… Как хорошо. Не останавливайся, — пробормотала Никки, впадая в каталептическую стадию блаженства.

Его руки продолжали неутомимо трудиться на полях ее бедер, ягодиц, спины, шеи, и вновь возвращаясь к бедрам и ногам. Его сильные нежные движения исторгали из ее гортани благодарственные стоны удовольствия. Почти уже впадая в блаженное забытье, она улыбнулась, почувствовав его поцелуй на пальце своей ноги.

— Смотри, не налижись яду, — пробормотала она.

В ответ раздался его смеющийся голос:

— У тебя и яд такой сладостный, что некая часть моего тела готова испить его еще полнее. Но с этим придется подождать до другого раза. Теперь спи, маленькая моя гусыня, улетай на крыльях счастливейших сновидений.

Следующие несколько дней Никки выглядела ничуть не лучше какого-нибудь шелудивого щенка. Единственным ее косметическим средством был изготовленный мужем лосьон, который хоть и помогал, но не так быстро, как хотелось бы. Впрочем, его средство было куда действеннее всех тех препаратов, которые в данном случае обычно предлагали крупнейшие фармацевтические фирмы ее времени. Думая об этом, она не преминула вспомнить, что и куриный суп, приготовленный ее прабабкой, был гораздо вкуснее своего аналога, порожденного кулинарным искусством XX века.

Более того, когда они бродили по окрестным лесам, собирая травы и коренья, потребные для индейской домашней аптечки, Серебряный Шип показал Никки то самое дерево, из плодов которого по его словам, тони изготовляли болеутоляющее действующее как опий.

— Святые угодники! Да я просто поверить не могу! Ведь эти деревья растут у нас по всему штату! Не в таком, конечно, количестве, как сейчас, но достаточно. Они растут даже вдоль дороги, ведущей на папину ферму. Мы с братьями собирали орехи и низали из них ожерелья. Но это же орехи. Торн! Когда ты назвал их плодами, мне и в голову не пришло… Я думала, что это нечто вроде яблок или груш.

Он пожал плечами:

— Орехи что — не плоды? Да как ни назови, есть их нельзя.

— Сатанинская сила! Да сколько я себя помню, родители нам всю башку продолбили, что от них помереть можно. Прекрасно, но, кроме того, что они ядовитые, про них никто ничего больше не знал.

— И как это ваши ученые доктора не обнаружили их целебную силу? Выходит, люди шони так и не передали никому этого секрета.

— Поверь мне, если бы наши ученые пронюхали, что у них тут, под самым носом, произрастает, они бы дорого заплатили за эту тайну.