Сладостная ярость - Харт Кэтрин - Страница 59

— Я позабочусь о твоем коне, Хэнк. Не беспокойся. Как только мы здесь разберемся, я велю поставить его в платную конюшню.

— Вы очень добры, начальник. Вы проследите, чтобы его как следует почистили и накормили?

Трэвис утвердительно кивнул, а судья Эндрюс откашлялся:

— Итак, ты думаешь, что тебе понравилось бы работать с лошадьми, Хэнк?

Хэнк дернул головой и ответил с набитым пирогом ртом:

— Да, сэр.

— А как же все грабежи и разбой? Не станет ли тебе без них скучно?

— Не-а. — Хэнк покачал головой. — Это папаша умел всем этим заниматься. Мне бы хотелось просто быть при Сэмми. Если даже я не смогу работать с лошадьми, я мог бы помогать ей по хозяйству. Я мог бы рубить дрова, носить воду для нее, может быть, даже ходить на охоту за дичью. А когда у нее появится маленький, я бы смог даже и за ним присмотреть.

Закрыв на секунду глаза, судья Эндрюс почесал переносицу, как бы желая ослабить начинающуюся головную боль.

— Видишь ли, тебе должно быть известно, что перед тем, как ты решишь чем-нибудь заняться, тебе придется некоторое время посидеть в тюрьме. Потом должен состояться суд. Даже твоей сестре пришлось предстать перед судом. Для нее все окончилось благополучно в основном потому, что в ее пользу выступили многие горожане, а также потому, что ей самой пришлось немало потрудиться, чтобы исправиться.

Боюсь, Хэнк, что твой случай окажется посложнее. Жители Тамбла тебя не знают. Они считают тебя преступником, которого разыскивает полиция, и они желают, чтобы свершилось правосудие. И не только это. Они все еще кипят гневом оттого, что твоему братцу Билли удалось бежать. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вынести справедливое решение и по отношению к тебе, и по отношению к гражданам Тамбла, но не больше. Неизвестно, как повернется дело на суде.

— Вы хотите сказать, что меня могут осудить и повесить? — спросил Хэнк. Вилка упала на стол, и морщина прорезала его лоб.

— Да, или же ты пойдешь в тюрьму. Все может быть, — честно признался судья Эндрюс.

Снова глаза Хэнка отыскали Сэм, и они обменялись тревожным взглядом.

— Похоже, мне предстоит рискнуть, — мягко сказал Хэнк. — Я понимаю, что должен заплатить за кое-какие дела, но я так надеюсь на то, что мне удастся взглянуть на беби Сэм, когда он родится. Вроде как папаша, когда умер, оставил после себя пустое место, и оно так и будет оставаться пустым, пока не родится этот ребенок. А я хочу, чтобы место папаши не пустовало, вы понимаете?

Слезы защипали глаза Сэм, она с трудом сглотнула их, потянулась через стол и крепко сжала руку Хэнка:

— Я понимаю, Хэнк. Я понимаю.

ГЛАВА 24

Хэнк сидел за решеткой, ожидая суда. Том и Билл все еще находились в Мексике. Папаша умер из-за крошечного кусочка свинца, который проглядела Сэм, когда чистила его рану. Стояла удушающая жара, а из-за ребенка, сидевшего в животе, Сэм часто тошнило, и кроме того, в самое неподходящее время дня ее одолевал сон.

Сэм погрузилась в глубокую тоску. Каждое утро от нее требовались невероятные усилия, чтобы открыть глаза и встать с постели. Казалось, Сэм покинула вся ее воля и энергия. Возвращение Хэнка и известие о смерти отца были последней каплей. Силы совсем оставили Сэм.

Целыми днями она вяло слонялась по дому. У нее ко всему пропал интерес. Это заметили все, и Элси готова была рвать на себе — или на Сэм — волосы.

— Что ты ходишь, будто в каком-то густом тумане? — укоряла ее Элси, не в силах смотреть, как Сэм едва передвигает ноги. — Ты молода, здорова, у тебя замечательный муж, ты ждешь ребенка. Если хоть раз улыбнешься, от тебя не убудет.

Не обращая внимания на мрачные взгляды Сэм, она продолжала:

— Душечка, я понимаю, как тебе больно, оттого что твоего отца больше нет. Если бы ты не страдала, это было бы не по-человечески, но тебе нужно справиться с горем и жить дальше. Ты не должна ложиться в могилу вместе с ним. Сама же говоришь, что и он этого не захотел бы.

В черных глазах Сэм вновь засверкали слезы. Безмолвно Сэм молила Элси о снисхождении.

— Я… я даже не успела проститься с ним, — сказала она, подавляя рыдания. — Я должна была быть рядом с ним, держать его за руку, сказать ему, как я люблю его, так же, как тогда, когда мы прощались с мамой. Я должна была быть с ним, Элси! Я должна была быть там и сказать ему, как я казню себя за то, что из-за меня он так страдает, сказать ему, как мне будет не хватать его, дотронуться до него, утешить его!

Теперь рыдания сотрясали все ее хрупкое тело, и когда Элси обняла ее, Сэм беспомощно прижалась к ней и дала волю слезам.

— Выплачься, Сэм. Тебе так будет легче.

На следующий день между Сэм и пастором Олдричем состоялась долгая беседа, а после этого долгий разговор с Хэнком. Нехотя, с трудом брат рассказал ей все подробности, какие только мог вспомнить о последних днях пребывания Билла Даунинга в этом мире, вновь переживая их и разделяя эти переживания с сестрой. Свежие раны снова открылись, очистились, а потом начали заживать.

Два дня спустя Сэм получила письмо и небольшой пакет из Мексики. Письмо было от Нэн и Тома; в пакете оказался изящный медальон. В письме говорилось:

«Дражайшая Саманта!

Посылаем тебе нашу любовь и этот медальон и всей душой разделяем твое горе. Ты, наверное, получила известие от Хэнка и узнала о смерти своего отца. Мы хотим, чтобы тебе было известно, что доктор сделал все возможное, чтобы облегчить отцу страдания.

Он часто и с любовью говорил о тебе, и если ты винишь себя в его смерти, то, пожалуйста, не делай этого. Мы знаем, что он не хотел, чтобы ты хоть в чем-то обвиняла себя. Одним из его последних желаний было то, чтобы мы послали тебе этот медальон. К несчастью, Хэнк забыл взять его с собой, но сейчас, мы надеемся, ты его уже получила. Медальон принадлежал твоей маме, и отец никогда с ним не расставался. Теперь он перешел к тебе, а потом ты передашь его своей дочери или сыну как драгоценную память.

Пусть на твоей душе станет легче — перед концом отец нашел успокоение. С последним вздохом он открыл глаза и улыбнулся, а потом прошептал имя твоей матери. Нам с Томом хочется верить, что в тот момент он увидел твою дорогую маму, идущую к нему навстречу, и что они теперь наконец соединились навеки.

Отец желал тебе счастья в твоей новой жизни, дорогая сестра, и мы оба желаем тебе того же. Хэнк, должно быть, рассказал тебе о нашей свадьбе, и хотя нам бы очень хотелось разделить с тобой все наши радости и горести, сейчас это, по-видимому, невозможно.

Том попробует обосноваться здесь, и мы оба мечтаем о том, чтобы исполнилось его давнее желание стать проповедником. Билли и Нола думают обзавестись ранчо и заняться хозяйством. Они тоже шлют тебе привет и надеются, что ты поймешь и простишь их поспешное бегство.

Конечно, нам не терпится услышать новости о тебе и о Хэнке, но остается только лишь молиться и надеяться на лучшее. Если это в твоей власти или во власти Трэвиса, мы знаем, что вы сделаете все возможное, чтобы с Хэнком ничего плохого не случилось. Мы будем время от времени посылать тебе весточки, хотя и знаем, что ты не сможешь ответить нам.

Когда-нибудь, мы надеемся, все образуется и мы снова увидимся. А до той поры знай, что наши сердца с тобой. Желаем тебе, Сэм, твоему будущему ребенку, а также Трэвису счастья. Передай ему привет, и Хэнку тоже.

Всегда твои — Нэн и Том».

Крепко прижав медальон к груди, Сэм сквозь слезы с трудом разбирала слова, написанные Нэн. Она прочитала письмо дважды, стараясь запомнить каждое драгоценное слово, безумно страдая за себя и за них. Ей пришло в голову, что по иронии судьбы именно Нэн научила ее читать, и если бы не она, Сэм не смогла бы прочитать это письмо самостоятельно. Теперь Нэн вошла в их семью, стала женой ее брата и пишет ей из какого-то неведомого мексиканского городка, сочувствует ее горю. Быть может, именно Нэн держала руку отца вместо Сэм, охлаждала его пылающий лоб и утешала его. Сэм хотелось в это верить, потому что она знала, что у Нэн тонкая душа и любящее сердце.