Авантюристы - Мордовцев Даниил Лукич - Страница 12

— А я, государи мои, — пояснил генерал, — командирован был сюда по подводной части, насчет поставки лошадей под государынин вояж, а жена в Москве оставалась.

— Так вот я и приехала сюда на днях, а сегодня мы с мужем променад учинили сюда, хотелось мне все эти места видеть. Мы и приехали сюда, вышли из коляски и подошли вот к этому месту. Мы и сели здесь полюбоваться морем и этой бездной. Все это мне так понравилось, так понравилось, что я, кажется, не ушла бы отсюда.

Милашевич украдкой, но многозначительно взглянул на своего друга.

— Сижу я и любуюсь, — продолжала генеральша, — а он и вздремнул.

— Да, государи мои, согрешил, — перебил ее муж, — задумался это, загляделся на сии красоты и заснул грешным делом.

— А я сижу и слушаю, как чайки кричат, — снова продолжала генеральша, — и вижу я, что вон там, у того обрыва, одна чайка все садится; я и догадалась, что там у нее гнездо и дети, я видела, как она их кормила. А я молодых чаек никогда не видала, и захотелось мне взглянуть на гнездо. Я же в девушках ужасная была шалунья, в деревне у себя и по горам, и по оврагам, и по деревьям лазила, и вообще лазить мастерица. Вот и я спустилась туда вон, откуда вы меня втаскивали наверх, — обратилась она к фон Вульфу, вся вспыхнув, — хотела я шагнуть туда дальше, на ту сторону, чтоб добраться до чайкина гнезда, а подо мной камни и обсыпались, я и покатилась вниз, да, слава Богу, зацепилась за выступ, где вы меня и спасли… Замедли вы минуту, и меня не стало бы в живых: я уж и так отдавала душу свою Богу.

— А я-то, представьте себе, вдруг слышу крик! Просыпаюсь — нет Маши!.. Это она кричит, а где, не вижу! Я чуть с ума не сошел, хотел с кручи броситься прямо в море: думал, она там… А тут вы прибежали… А я-то с моей тучностью… да где бы мне!

Генерал только руками развел.

Между тем вечерело. Солнце все ниже и ниже опускалось к бирюзовому морю, которое принимало теперь другую окраску, лиловую. Тень от небольшого скалистого островка, торчавшего из моря в нескольких стах шагах от берега, становилась гигантской и широкой полосой вползала на обрывистые утесы. Чайки, отлетая на ночлег, как бы прощались с заходящим солнцем жалобными криками. Скалистая вершина Чатырдага ярко горела отраженным светом опускавшегося в море огненного шара. Вот уже часть его диска погрузилась в воду. Остальная его часть, постоянно утопая в далекой бездне, все более и более багровела. Вот-вот останется только небольшой окраек багрового шара, из которого, казалось, брызгали огненные лучи, зажигавшие целую треть опрокинувшегося над морем голубого, все более и более темневшего неба. Вот и последний окраек багрового диска все тает, все глубже утопает в далекой пучине, светится лишь одна огненная точка, брызжущая огненными лучами. Наконец и она утонула, брызнув в последний раз золотыми нитями.

— Что же мы? — как бы спохватилась генеральша. — Что мы не просим наших дорогих… знакомых… к нам на чашку чаю?

Генерал встрепенулся.

— Да, да, душа моя! Милости просим, осчастливьте, господин барон…

— Благодарю… я…

— Нет, нет! И вы, молодой человек.

— Мерси… Я очень рад…

— Да, да! — суетился генерал. — Мы ваши вечные должники и не отпустим вас…

— Но мы в таком костюме…

— В охотничьем? Что ж! Не на бал едем.

— Мы и ружья там оставили в суматохе.

— Что ж! И ружья заберем.

— Только уж мне не взять своей шляпки, — слабо улыбнулась генеральша, — бедненькая!

— Да, уж шляпочка твоя тю-тю!.. Поминай как звали… Слава Богу, что уцелело то, на что шляпочку надевают, — сострил генерал. — Ну, с Богом, господа, коляска недалеко: кстати же, она четвероместная, хватит на всех.

Стали собираться. Милашевич побежал за ружьями.

— А вы меня, барон, уж и до коляски доведите, — обратилась генеральша к фон Вульфу.

— С удовольствием, — и он подал ей руку.

— У меня и теперь руки и ноги дрожат… Вот я какая… Вам тяжело?

— Нисколько, уверяю вас.

— Уж если господин барон вытащил тебя из могилы, — радостно болтал генерал, — так до коляски довести плевое дело.

IX. РОКОВАЯ МИНУТА

Через несколько дней из Севастополя по направлению к тому месту, где были развалины храма, в котором жрицей была Ифигения, ехал всадник рядом с амазонкой.

В высоком белокуром всаднике можно было узнать барона фон Вульфа. Красивая посадка, уменье обращаться с лошадью и беспечный вид, с которым он управлял горячим скакуном, сразу изобличали в нем хорошего кавалериста. В амазонке, красиво перетянутой черным кушаком, и с розой на пышной груди также нетрудно, было узнать молоденькую генеральшу Ляпунову.

Она весело болтала о последних событиях, которыми был взволнован весь полуостров и весь юг России: о посещении Крыма и Севастополя императрицей в сопровождении австрийского императора Иосифа II, скрывавшего, ради этикетных мелочей, свой императорский сан под инкогнито графа Фалькенштейна, и с блестящей свитой, состоявшей из посланников, министров и придворной знати. Ляпунова была полненькая брюнетка, с большими черными глазами и смуглой, немножко цыгановатого цвета кожей кругленького личика, с крупными, как у египетских сфинксов, губами и несколько вздернутым носиком. Черная коса, полуприкрытая полями шляпки, отливала вороновым крылом.

— Мамонова, говорят, она не отпускает от себя ни на шаг, — болтала молоденькая генеральша, играя хлыстиком.

— Да, к одному Потемкину, кажется, неизменны, потому что он нужен и умней их всех… А вот мы и приехали к тому месту, где вы…

— Не я, а вы! — засмеялась генеральша.

— Что я? — улыбнулся фон Вульф.

— Где вы показали себя героем.

— Помилуйте! Какое это геройство! А хотите, сударыня, удовлетворить ваше любопытство? — спросил фон Вульф.

— Какое любопытство? — спросила амазонка.

— Да взглянуть на молоденьких чаек? Слышите, как они опять кричат? Хотите?

— Ай, нет! Нет! Будет и одного разу.

— Я их покажу вам.

— Как покажете, барон?

— Достану из гнезда.

— Ах, нет, нет! Ни за что! Я умру со страху.

— Помилуйте, Марья Дмитриевна, это совсем не опасно.

Они остановились поодаль от обрыва. Фон Вульф сошел с седла и помог спрыгнуть на землю своей хорошенькой спутнице.

— Ах, как я рада! Мы здесь посидим, поглядим на море, помечтаем… Я так люблю мечтать, — болтала она.

— О чем же вы мечтаете?

— Ах, да разве можно все припомнить!.. Вы говорили, что здесь когда-то был храм Дианы; где же это место?

— Да вот тут, где мы стоим.

— Так тут была жрицей Ифигения?

— Да, ученые утверждают, что тут именно.

Амазонка рассмеялась.

— Чему вы смеетесь? — спросил фон Вульф.

— Так… Мне пришло в голову… Ведь Ифигения любила купаться в море.

— Полагаю, что любила: ведь она была гречанка, а для грека море его стихия.

— Как же она тут сходила к морю, с такой крутизны, разве это можно?

— Значит, она была только храбрее вас, — улыбнулся фон Вульф.

— А может быть, у нее был свой барон, какой-нибудь Ахиллес, который помогал ей взбираться сюда по скалам, — засмеялась амазонка.

Вульф отвел лошадей в сторону, и так как привязать их было не к чему, то он к концам поводьев привалил по тяжелому камню и, возвратившись к своей спутнице, сказал:

— Ну, теперь я готов удовлетворить ваше любопытство, — и смело стал спускаться по обрыву.

— Ай-ай! Куда вы, барон? — испуганно воскликнула Ляпунова.

— К Ифигении, сударыня, — отвечал тот, продолжая спускаться.

— Ах, Боже мой! Что вы делаете? Вернитесь, вернитесь!

Но фон Вульф спускался все ниже. У одного выступе он повернул несколько вправо и стал взбираться на отдельно выдавшийся утес с уступами. Ляпунова с испугом следила за его движениями; она даже побледнела.

— Ради Бога, барон! — умоляла она. — Не рискуйте вашей жизнью!

— Моя жизнь пустая, не стоит о ней жалеть, — отвечал тот, продолжая карабкаться.