Рожок зовет Богатыря - Воронкова Любовь Федоровна - Страница 3

Коренастый седой человек с низко нависшими угрюмыми бровями только что кончил мыть руки и сейчас тщательно вытирал их чистым полотенцем. Повесив полотенце, он отдал какое-то распоряжение и тут увидел ребят.

— Это что за явление такое? — сказал он, сердито подняв тяжелые брови.

Светлана отступила за Сережино плечо. А Толя поправил ремешок фотоаппарата и, приподняв подбородок, решительно шагнул вперед.

— Мне надо срезку сфотографировать, Илья Назарыч! — сказал он. — Пионерское задание.

— Еще новости! Шатаются куда не следует, — закричал Илья Назарыч, — без халатов, без разрешения! Пошли вон отсюда немедленно!

— Илья Назарыч, олень идет, — негромко напомнил его помощник, худощавый молодой рабочий с резиновым жгутом в руках.

Илья Назарыч сверкнул на ребят глазами:

— В сторону! Тихо стоять. Кто снимать будет — вперед. Остальные — к стенке, в угол, чтоб не дышали!

Светлана сразу забилась в угол, туда, где висел на стене шкафчик. Из-за полуоткрытой дверцы неясно блеснули какие-то инструменты и пузырьки. А ребята замешкались.

— Хочешь поснимать? — торопливо спросил Толя.

Сергей покраснел от радости:

— А то нет? Только не испортить бы...

— Не испортишь. — Толя сдернул с плеча фотоаппарат и сунул Сереже: — На.

И поспешно отошел к Светлане.

И было пора — в помещение уже входил олень. Деревянный щит двигался сзади и осторожно подгонял его к станку.

Увидев людей, олень всхрапнул, вскинул голову и метнулся в пролет, к тому мостику, из-за которого виден был солнечный зеленый двор. Олень ринулся между широкими деревянными крыльями мостика... и вдруг эти крылья мгновенно поднялись, зажали оленя, а настил мостика утонул, ушел из-под ног.

В ту же минуту помощник Ильи Назарыча вскочил на спину перепуганному оленю, схватил его за рогатую голову, придержал ее, чтобы олень не повредил себе пантов. Рабочие быстро притянули голову пантача двумя ремнями к станку. Помощник накинул на панты резиновый жгут. Подошел Илья Назарыч, быстро очистил и протер спиртом шейки пантов и тут же отпилил острой пилкой оленю рога — сначала один рог, потом другой.

Кровь тугой струей брызнула вверх и залила шею и пеструю спину оленя.

Светлана охнула, сжала руки... А олень, освободившийся от тисков, одним прыжком выскочил из станка и скрылся во дворе.

Человек, сидевший у стола, принял нежные, светлые, залитые кровью панты, прицепил к ним бирку... Илья Назарыч пошел мыть руки. Рабочий начал снова протирать станок... Все произошло в несколько минут.

Толя подскочил к Сереже:

— Ну как? Снял?

Светлана ошеломленно глядела на всех. Будто ничего не случилось! Будто не бился сейчас в этом противном станке бедный олень! Как он боялся, как у него беспомощно болтались ноги, когда из-под них ушел настил! Светлана видела его глаза — большие, лиловые, полные ужаса и недоумения...

— Не буду! Не хочу! — крикнула она. И, быстро повернувшись, торопливо зашагала прочь от панторезного станка.

— А никто и не приглашал, между прочим... — донеслись ей вслед Толины слова. — Чудачка! Думает, что им больно!

Но Светлана только тряхнула головой, словно отгоняя муху.

— Не хочу, не хочу, не буду! — повторяла она, чуть не плача. — Нашли тоже что фотографировать!.. Нашли тоже! А то разве не больно?

3

Светлана, взволнованная, почти бежала по дорожке. Дорожку пересекал ручей. У самого ручья стоял небольшой низкий сарай. Ворота его были широко открыты, а из этих ворот клубился густой пар. Что там такое? Банька такая маленькая, что ли, стоит здесь, у ручья?

Но тут Светлану обступила высокая трава, по виду очень знакомая, с маленькими листьями и жесткими головками. Неужели это тимофеевка? Да, это тимофеевка, только ростом чуть не в два метра. А это колокольчики, простые полевые колокольчики, только они Светлане выше головы... А под кустами у ручья те самые желтые цветы, которые она видела издали. Да это лилии! Настоящие желтые и оранжевые лилии, которые сажают в садах и выращивают на окнах. А здесь они прямо под кустами растут, в траве, их можно рвать. И как же их много!

И снова Светлану охватило сладкое и взволнованное чувство какой-то сказочной нереальности места, в которое она попала. Она вдруг почувствовала себя совсем маленькой — это потому, что вокруг уж очень высокие поднимались деревья, неправдоподобно большая росла трава, невиданно крупные цвели цветы...

«Соберу гербарий, — тут же решила Светлана. — В школе скажут: «Это ты в саду нарвала!» А я только засмеюсь. В саду! Тут везде сад. И никто его не сажал, сам собой вырос!»

Светлана хотела нарвать желтых лилий, но вспомнила, что такой букет уже стоит у них на комоде.

Она сбежала к ручью и, пробравшись по берегу, подошла к раскрытым воротам сарая и заглянула внутрь. В сарае не было ни пола, ни потолка — только бревенчатые стены да крыша на стропилах. Посредине стоял огромный котел. Вода дымилась в этом котле, и прозрачный пар широко валил за ворота.

У котла стояли рабочие — тоже в белых халатах. Они окунали в кипяток оленьи рога-панты то одним краем, то другим. Работа эта трудная, требует внимания, сосредоточенности — нельзя передержать панты в кипятке ни секунды и недодержать тоже нельзя. Поэтому люди работали молча, без разговоров, без балагурства.

«Это, значит, и есть варка», — догадалась Светлана.

Поняв, что тут нельзя мешать, она незаметно отступила.

И, снова радуясь, что можно так свободно бегать по сопкам, заросшим цветами, направилась вверх по отлогому склону. Она счастливо жмурилась от солнца, проводя руками по высоким головкам цветов.

Незаметно Светлана вошла в красивую, светлую рощу. Деревья стояли, широко раскинув перистые ветви. Светло-зеленые листья не могли сдержать солнца, солнце обильно проливалось сквозь кроны, бросая на траву легкую трепетную тень.

«Будто праздник какой в этой роще! — подумала Светлана. — Пальмы это, что ли?»

Тут она увидела парнишку. Толстый, в синей фланелевой курточке, этот парнишка рвал траву и совал ее в мешок.

— Мальчик, это пальмы? — спросила Светлана.

Мальчик поднял голову и поглядел на Светлану круглыми голубыми глазами. Белесые волосы его были гладко причесаны на косой пробор, оттопыренные уши просвечивали на солнце и казались совсем розовыми, будто лепестки мака.

— Никакие это не пальмы... — ответил он.

— А ты почем знаешь? — сказала Светлана, помолчав.

— Пфу! — вздохнул парнишка. — Я же... как эта... тут живу. А чего не знать-то? Маньчжурский орех — и все. — Он говорил медленно, словно прислушиваясь к словам, которые произносил. — Их бурундуки едят. Вот один — видишь?

С дерева, сидя на светло-зеленой ветке, на Светлану глядел бурундук. Он быстро работал челюстями, а сам с любопытством разглядывал Светлану.

— Новенькую увидал. Любопытные они очень. Если будешь стоять тихо... то эта...

— А! Я такого уже видела сегодня. Значит, это бурундук? — Светлана стояла тихо и, улыбаясь, глядела прямо в глаза бурундуку. — Они тоже в дупле живут? Как белки? — спросила Светлана.

— Нет, — ответил парнишка. — Они на земле. Так, только скачут по веткам, если не высоко...

Бурундук спрыгнул на другую ветку, пониже, и еще внимательнее принялся разглядывать Светлану.

— Ну что ты так меня разглядываешь? — засмеялась она. — Это же нехорошо быть таким любопытным!

А парнишка, наоборот, был совсем не любопытен. Он рвал траву, пыхтел, отдувался, вытирал пот со лба. Потом вынул что-то из кармана, сунул в рот и принялся жевать.

— Ты разве не завтракал? — спросила Светлана.

— Завтракал, — ответил он, не оборачиваясь,

— А почему жуешь?

— Так... во рту скучно.

Он умял траву в мешке и вскинул его на плечо. Но так неловко вскинул, что мешок перекатился через голову и упал. Парнишка потерял равновесие и тоже упал. Светлана рассмеялась: