Черное воскресенье - Харрис Томас - Страница 28

— Расскажи ему, — с трудом выдавил он.

Произношение Мошевского претерпело разительную метаморфозу, он делал явные успехи.

— Музи являлся импортером...

— Мать вашу, это мне известно! У меня есть найденные там документы. Говорите о том, о чем знали только вы.

Мошевский скосил глаза на Кабакова и, получив в ответ легкий кивок, начал с допроса Фози, рассказал о находке статуэтки Мадонны и проверке корабельных документов. Кабаков, преодолевая кашель, дополнил его слова сценой в квартире Музи. Не успели они закончить, как Корли присел к прикроватному столику и отдал по телефону серию распоряжений касательно «Летиции», ее экипажа и отправки на судно команды экспертов. Кабаков, услышав это, поспешно вставил:

— Прикажите там покруче обращаться с Фози в присутствии экипажа.

— Что? — Корли прикрыл ладонью трубку.

— Пусть пригрозят ему арестом за отказ сотрудничать и вообще немного тряхнут. Я его должник. У него семья в Бейруте.

— А он пожалуется, и мы окажемся в дураках.

— Он этого не сделает.

Корли отвернулся и еще несколько минут говорил по телефону.

— Да, Пирсон, а Фози вызовите ко мне...

— Пожиратель свинины, не брезгающий человечинкой, — пробормотал Мошевский.

— Именно так, — словно подтвердил Корли. — Вызвать ко мне, напомнить о его правах. Не задавайте ему слишком много вопросов, Пирсон, только вызовите. — Он повесил трубку. — Ладно, теперь о вас, Кабаков. Согласно докладу пожарных, из горящего дома вас вытащили два парня с сумками для гольфа. Парни случайно проходили мимо. — Корли остановился посреди палаты, крутя на пальце связку ключей. — Потом эти странные игроки в гольф, опять-таки случайно, уехали с места происшествия в крытом грузовике, как только прибыла «скорая». Забавный такой грузовичок, совершающий челночные рейсы по перевозке игроков некоего гольф-клуба, члены которого, как написано в полицейской сводке, говорят с забавным акцентом. Вроде вашего. Какого черта вас сюда занесло, Кабаков? Будете и дальше вешать мне лапшу на уши или как?

— Я сообщил бы вам потом, когда бы что-нибудь выяснил. — Кабаков отвечал осторожно, сдавленным голосом, но не собирался оправдываться.

— О да! Из своего поганого Тель-Авива. Отправив мне открытку, в которой выражалось бы сожаление по поводу недостатка достоверной информации.

Корли вперил взгляд в окно. Через минуту, когда снова повернулся, он был уже спокоен. Корли преодолел свой гнев и был готов к продолжению сотрудничества. Кабаков такую способность ценил очень высоко.

— "Американец", — задумчиво проговорил Корли. — Значит, он сказал: «Американец». К слову, Музи был почти чист перед законом. В полицейских картотеках за ним числится всего один арест за угрозу расправой, оскорбление действием и нарушение общественного порядка во французском ресторане. Обвинение спустили на тормозах.

— Осмотр дома мало что дал, — продолжал он после паузы. — Мина была пластиковая, немногим больше фунта весом. Мы полагаем, что контакты были вставлены в патрон для лампочки в холодильнике. Холодильник отключили от сети, прикрепили провода, потом дверцу закрыли и снова воткнули штепсель в розетку. Оригинально.

— Я о таком однажды уже слышал, — тихо, очень тихо заметил Кабаков.

— Теперь первым делом я намерен перевести вас в Бетесду, в военно-морской госпиталь. Там мы сможем обеспечить должную безопасность.

— Я не собираюсь...

— Ах, да! — Корли, будто спохватившись, вынул из кармана пиджака последний выпуск «Нью-Йорк пост» и развернул на третьей полосе. С нее глядела фотография раненого, снятая из-за плеча санитара «скорой помощи» в момент погрузки носилок в реанимобиль. Лицо Кабакова почернело от копоти, но черты были вполне различимы. — Репортеры назвали вас Кэбовым, место жительства и род занятий неизвестны. Разнюхали, сволочи. Полицейскому отделу информации мы заткнули пасть еще до того, как выяснили вашу личность. А Вашингтон драит мою задницу. Директор считает, что арабы могут опознать вас по этой фотографии и попытаются пришлепнуть.

— Великолепно! Устроим встречу, захватим одного живьем и потолкуем по-свойски.

— Нет. Только не здесь. Для этого пришлось бы эвакуировать целое крыло. Кроме того, если они, не дай Бог, преуспеют, от вашего трупа мне не будет никакого проку. Нам не нужен второй Иосиф Алон.

В 1973 году военно-морской атташе Израиля в Вашингтоне полковник Алон был застрелен убийцей-террористом по дороге в Чиви-Чейз, штат Мэриленд. Кабаков знал и любил Алона. Во время выноса из самолета гроба с телом полковника он стоял в Лодском аэропорту рядом с Моше Даяном[6]. Ветер вздувал знамя, которым накрыли крышку гроба.

— Арабы могли бы поручить дело тем же исполнителям, которые убили полковника Алона, — мечтательно предположил Мошевский, оскалив зубы в крокодильей улыбке.

Корли устало покачал головой.

— Это обычные наемные убийцы, и вам это известно. Не хватало нам стрельбы в госпитале. Как-нибудь в другой раз, если вам так неймется, можете хоть устроить митинг на ступенях миссии ОАР[7] и обличать палестинских террористов, облачившись в красный спортивный костюм. А сейчас мне приказано обеспечить вашу безопасность. — Он снова повернулся к Кабакову. — По словам врача, вам следует минимум неделю провести лежа на спине. Утром пакуйте свое подкладное судно — отправитесь в Бетесду. Прессе сообщим, что вас переводят в Сан-Антонио, в ожоговое отделение госпиталя Брук-Арми.

Кабаков прикрыл глаза. В Бетесде он попадет в лапы бюрократов. Они станут истязать его просмотром фотографий подозрительных арабских рож и не выпустят месяцев шесть. Только он вовсе не собирается в Бетесду. Ему ведь и нужно-то самую малость — чуть-чуть ухода, абсолютное уединение и нора, где можно на несколько деньков расслабиться и где некому будет за ним надзирать да командовать. Такое место Кабакову было известно.

— Корли, у меня возникла идея получше, как мне устроиться. Скажите, в полученных вами указаниях речь шла о конкретном месте?

— Нет, на меня просто возложили ответственность за вашу безопасность. И я обещаю: хотите вы этого или не хотите, вы будете в безопасности. — В его словах прозвучала невысказанная угроза, намек на то, что в случае отказа от сотрудничества госдепартамент мигом вытурит Кабакова обратно в Израиль.

— Что ж, тогда я попробую обеспечить ее самостоятельно. Утром вы сможете во всем сами удостовериться и, надеюсь, будете вполне удовлетворены.

— Я ничего не обещаю.

— Но вы хотя бы обещаете отнестись к этому беспристрастно? — Кабаков терпеть не мог упрашивать и выклянчивать.

— Посмотрим. А тем временем я расставил по этажу пятерых парней. Вижу, вам не дает покоя проигранный раунд, не так ли?

Кабаков ответил ему каким-то странным взглядом, и федеральный агент внезапно вспомнил, как в Мичигане, когда был мальчишкой, наткнулся в лесу на барсука, пойманного в капкан. Зверь кидался на него, пытаясь избавиться от впившихся в него зубьев тяжелой стальной пасти, и кость, торчащая из сломанной барсучьей лапы, рыхлила лесную подстилку. Глаза Кабакова были сейчас точь-в-точь как у того барсука.

Лишь только Корли покинул комнату, израильтянин попытался сесть, но, почувствовав головокружение, снова откинулся на подушку.

— Мошевский, позвони Рэйчел Боумен, — сказал он.

Телефон Рэйчел Боумен, доктора медицины, был внесен в телефонный справочник Манхэттена. Мизинцем — единственным пальцем, пролезающим в отверстия диска, — Мошевский набрал номер и попал в службу ответов. Доктор Боумен, сказали ему, уехала на три дня.

Мошевский отыскал ее домашний номер в манхэттенской адресной книге, и ему ответила та же телефонистка. Да, подтвердила она в ответ на его вопрос, клиенты оставляют им свои координаты. — А есть ли у них телефон, по которому можно связаться с доктором Боумен? — К сожалению, она не имеет права давать подобную информацию.