Черное воскресенье - Харрис Томас - Страница 11

Судя по шумам на линии, звонили издалека. У говорившего был приятный голос, а окончания слов он проглатывал точно так же, как Далиа, на английский манер. Он попросил к телефону «хозяйку дома».

Далиа тотчас же взяла трубку и повела нудный разговор о родственниках и недвижимом имуществе. Беседа шла по-английски. Потом в течение двадцати секунд — на трескучем арабском жаргоне.

Далиа прикрыла трубку ладонью.

— Майкл, придется забирать пластик в открытом море. Ты можешь достать лодку?

Лэндер принялся лихорадочно соображать.

— Да. Назначай место встречи. Сорок миль к востоку от маяка Барнегат, за полчаса до заката солнца. Тогда мы завидим их еще при свете, а сблизимся уже в темноте. Если ветер будет больше пяти баллов, отложи встречу ровно на сутки. Скажи, чтобы груз был в свертках, которые под силу поднять одному человеку.

Далиа затараторила в трубку, потом повесила ее на рычаг.

— Вторник, двенадцатое число, — сказала она и с любопытством посмотрела на Лэндера. — Быстро же ты все придумал, Майкл.

— Да нет, не быстро, — ответил он.

Далиа уже давно поняла, что Лэндеру нельзя лгать. Это было так же бессмысленно, как вводить в компьютер наполовину ложные данные в надежде получить правильные ответы.

Кроме того, он не только умел распознавать ее ложь, но и чувствовал малейшее желание солгать. И теперь она радовалась тому, что с самого начала посвятила его в план доставки взрывчатки.

Он спокойно выслушал рассказ о том, что произошло на корабле, и спросил:

— Думаешь, Лармозо действовал с подачи Музи?

— Фазиль не знает. У него не было возможности расспросить Лармозо. Будем исходить из предположения, что да. Мы не можем позволить себе думать иначе, не правда ли, Майкл? Если Музи посмел заграбастать груз, прикарманить задаток и продать пластик где-нибудь еще, значит, он выдал и нас местным властям. Он должен был поступить так ради собственной безопасности. Но даже если и нет, все равно его придется убирать: ему слишком многое известно и он видел тебя. Он может тебя опознать.

— Так вы с самого начала хотели его убить?

— Да. Он не из наших. И он занимается опасным делом. Стоит властям припугнуть его, и кто знает, чего он наболтает. — Далиа поймала себя на том, что говорит слишком убежденно. — Для меня невыносима сама мысль о том, что этот человек может угрожать твоей безопасности, Майкл, — добавила она чуть мягче. — Ты ведь и сам не доверял ему, правда, Майкл? Весь этот план перегрузки в море ты разработал загодя, на всякий случай. Так, Майкл? Это просто удивительно.

— Да, удивительно, — отвечал Лэндер. — Вот что: Музи останется цел и невредим до тех пор, пока мы не завладеем пластиком. Если он побежал к властям просить защиты в связи с другими своими проделками или еще чем-то еще, засада будет на причале. Пока они уверены, что мы приедем в доки, едва ли им придет в голову выслать на корабль вертолет с нарядом полиции. Если убить Музи до прибытия судна, власти поймут, что мы не явимся на причал, и станут караулить нас на выходе в море. — Внезапно Лэндер впал в ярость. Кожа вокруг его губ побелела. — Значит, ваш дерьмовый главарь не сумел отыскать никого получше Музи!

Далиа и бровью не повела. Она не стала напоминать Лэндеру, что первым отправился к Музи он сам. Далиа знала, что вспышка угаснет, а злость ляжет в копилку ярости в душе Лэндера, когда он вновь вернется мыслями к стоящей перед ним задаче.

Он на миг прикрыл глаза.

— Тебе придется побегать по магазинам. Дай-ка мне карандаш.

Глава 5

Теперь, когда Хафез Наджир и Абу Али были мертвы, только Далиа и Мухаммед Фазиль знали, кто такой Лэндер. Но Бенджамин Музи раз видел его, поскольку служил первым связующим звеном между Лэндером, «Черным Сентябрем» и пластиковой взрывчаткой.

Главная трудность с самого начала как раз в том и заключалась, чтобы достать взрывчатку. Когда Лэндера озарило, когда он осознал, что именно хочет сделать, ему не пришло в голову, что может понадобиться помощь. Проделать все в одиночку — в этом ему виделась некая эстетика будущего действа. Но по мере вызревания замысла Лэндер, вновь и вновь вглядываясь в толпы зрителей под ним, решил: эти люди заслуживают чего-то большего, а не просто нескольких ящиков динамита, который он мог купить или украсть. Они достойны особого внимания: летящие наобум из разорвавшейся гондолы шрапнель, куски гвоздей и цепные звенья для них не годятся.

Зачастую, когда Лэндер лежал без сна, потолок его спальни заполняли обращенные к нему лица людей: рты разинуты, губы шевелятся, как колеблемые ветром цветы на лугу. Многие лица обретали черты Маргарет. А потом от его пылающих щек как бы отрывался громадный огненный шар; вертясь, будто Крабовидная туманность, он взлетал к этим лицам и испепелял их. Тоща Лэндер успокаивался и засыпал.

Он должен раздобыть пластик.

В поисках взрывчатки Лэндер дважды объехал всю страну. Он заглянул в три хранилища, пытаясь выяснить, можно ли украсть ее, и убедился, что это безнадежное дело. Тогда он отправился на завод, выпускавший напалм, клей и пластик, и увидел, что охрана там не хуже, чем в арсеналах, разве что значительно более мнительная. Нестабильность нитроглицерина делала невозможным выделение его из динамита.

Лэндер жадно просматривал газеты, выискивая статьи о терроризме, бомбах, взрывах. Гора вырезок в спальне росла. Он бы оскорбился, узнав, что ведет себя самым шаблонным образом, что во множестве спален психически больные люди точно так же собирают вырезки с ждут своего часа. Некоторые вырезки повествовали о событиях за границей — в Риме, Хельсинки, Дамаске, Гааге, Бейруте.

Как-то в середине июля, в одном из мотелей Цинциннати, в голову ему пришла мысль. В тот день он летал над ярмаркой и сейчас потихоньку напивался в баре. Время было позднее. В углу под потолком висел телевизор. Лэндер сидел почти рядом, уставясь в свой стакан. Большинство посетителей сидело к нему лицом, изогнувшись на табуретах и подняв глаза. Мертвенный свет экрана бликами пробегал по их физиономиям.

Внезапно Лэндер вздрогнул и насторожился. Выражения лиц телезрителей. В них что-то изменилось. Тревога. Гнев. Не то чтобы страх — ведь они были в безопасности, — но эти люди словно бы смотрели из окон своих хижин на волков. Лэндер взял свой стакан и перешел вдоль стойки на место, с которого мог видеть экран. «Боинг-747» лежал в пустыне, вокруг струилось дрожащее знойное марево. Нос самолета разнесло взрывом. Потом взорвалась середина фюзеляжа, и лайнер исчез в клубах дыма и пламени. Программа новостей представляла собой специальную подборку об арабском терроризме.

Очерк о Мюнхене. Кошмар в Олимпийской деревне. Вертолет в аэропорту. Приглушенная пальба. Падают израильские спортсмены, сраженные пулями. Посольство в Хартуме. Заколотые ножами американские и бельгийские дипломаты. Председатель ООП Ясир Арафат отрицает свою причастность к резне.

Опять Ясир Арафат — на пресс-конференции в Бейруте. Он с горечью обвиняет Англию и Штаты в том, что они помогают Израилю совершать налеты на партизан: «Когда мы отомстим, возмездие наше будет суровым», — говорит Арафат, и в глазах его, будто две луны, отражаются юпитеры. Изъявление поддержки со стороны полковника Каддафи, этого наполеончика, неизменного союзника и кормильца ООП: «Соединенные Штаты заслужили звонкую пощечину». И еще: «Господь, прокляни Америку».

— Мерзавцы, — произнес мужчина в бейсбольной куртке, сидевший рядом с Лэндером. — Шайка мерзавцев.

Лэндер громко расхохотался. Несколько выпивох повернулись к нему.

— Тебе смешно, парень?

— Нет. Уверяю вас, сэр, это вовсе не смешно. Мерзавец вы. — Лэндер положил на стойку деньги и вышел вон. Человек что-то кричал ему вслед.

Лэндер не знал ни одного араба. Он начал читать статьи об американских арабах, сочувствующих палестинцам, но посещение одного из митингов в Бруклине убедило его, что эти люди слишком прямолинейны, чтобы полагаться на них. Они обсуждали такие понятия, как «справедливость» и «права личности», призывая друг дружку писать петиции конгрессменам. Начни он выискивать тут боевиков, и к нему очень скоро подойдет полицейский в штатском платье, с прикрепленной к ляжке рацией.