Буря - Воеводин Всеволод Петрович - Страница 53

— Следующим рейсом, — скомандовал Студенцов, — идут оставшиеся матросы первой и третьей вахты, юнга, тралмейстер, машинист, старший механик и третий штурман. Всем названным приготовиться к посадке. Матросам второй вахты принимать шлюпку.

Шлюпка направлялась к борту. Мы, остающиеся, стояли, держа наготове ящики, чтобы сразу начать грузить. Отъезжающие выстроились вдоль борта.

— Все ли здесь? — спросил Студенцов и взглядом окинул стоявших.

— Старшего механика нет! — крикнул Донейко.

— Аптекман! — заорал капитан. — Аптекман! Слю-сарев, сбегайте за Аптекманом!

Я собирался бежать, но Аптекман в это время сам появился. Он нес на плече большой фанерный чемодан и шел с таким видом, будто это так и следует, спасаясь с тонущего судна, увозить с собой чемодан.

— Где? Где? — суетился он, как пассажир, становящийся в очередь на посадку. — Сюда?

— Наум Исаакович! — сухо сказал Студенцов. — Наум Исаакович!

— А? Что? — спросил Аптекман, делая вид, что не понимает, о чем сейчас пойдет речь. Он даже перестал объясняться жестами и говорил нормальными человеческими фразами, только немного более короткими.

— Наум Исаакович! — в третий раз повторил Студенцов, упрямо глядя на чемодан. Лицо старшего механика приняло умоляющее выражение.

— Кое-что из моей коллекции, — жалобно проговорил он, — только самое основное. Пустяковый вес.

— Нельзя, — мотнул головой капитан.

— Николай Николаевич! — у Аптекмана стал рыдающий, патетический голос. — Здесь экземпляры, ценные для науки.

Капитан снова мотнул головой. По лицу его Аптекман понял, что просить бесполезно. Он вздохнул, отошел в сторону, поставил чемодан, покрутился, очень растерянный, открыл чемодан, вынул высушенного пинагора, спрятал его на груди, снова закрыл чемодан и снова открыл его. Он стал набивать карманы морскими ежами и звездами, крабами и пластинками акульих зубов. Этими морскими чудесами был доверху набит чемодан.

— На место, Наум Исаакович! — крикнул Студенцов.

Аптекман кинул отчаянный взгляд на свои сокровища, но стал на свое место. Шлюпка была в нескольких метрах от борта. Она то поднималась, то опускалась. Бабин, красный от напряжения, кричал нам что-то, но мы не могли разобрать ни слова. Бросили конец. Шлюпка подошла к самому борту. Мы передавали Свистунову ящики, и Свистунов ловко и точно перебрасывал их матросам на шлюпку. Я наклонился, чтобы взять ящик с палубы, и вздрогнул. Там, где двадцать минут назад были доски настила, теперь была вода. Не волна, нахлынувшая и готовая схлынуть, а просто поверхность моря, которая была уже выше этой части палубы. Раздумывать об этом мне было некогда.

— Давай! — орали на меня, и я, подняв ящик из воды, передал его Свистунову.

Пока мы грузили на лодку аварийный запас, Студенцов и Бабин перекликались.

— На берегу смените гребцов! — орал капитан в мегафон. — В случае чего, высылайте сигнальщика! Как приставать?

— Трудно, — надсаживался Бабин, — камни частые, надо проскакивать! Начинайте посадку!

Один за другим матросы прыгали в шлюпку. Каждый, став на борт, ждал, пока шлюпку поднимет до уровня борта. Пропустившие момент оступались и падали, и Бабин орал на них, изливаясь кровью от натуги. Прыгнули юнга и салогрей, матросы, тралмейстер и машинист. Должен был прыгать третий штурман.

— Аптекман! — вдруг заорал он. — Чорт его задери, опять он пропал!

Мы оглянулись. Аптекман копался в своем чемодане.

— Наум Исаакович! — рявкнул капитан. — Сию же секунду прыгать!

— Ну, ну, ну, — успокаивающе сказал старший механик, явно стараясь протянуть время. — Я же вас слышу. Чего вы кричите?

На него орали со всех сторон, орали свирепо, страшно, надсаживаясь от крика. Но так как орали все сразу, слов разобрать было невозможно, и, пользуясь этим, Аптекман нашел то, что искал. Он вытащил из чемодана краба чудовищной величины и, оглянувшись, сказал кричавшим:

— Вот и всё. Я готов. Так надо было кричать, да?

Держа краба в высоко поднятой руке, он прыгнул в полную шлюпку, споткнулся, сломал краба о чью-то голову, бросил обломки в море, махнул рукой и отвернулся, слишком огорченный, чтобы смотреть на людей.

Последним прыгнул третий штурман, и шлюпку оттолкнули баграми. Снова заработали, напрягаясь, гребцы, шлюпка скрылась от нас за волной. Теперь нас осталось на тральщике десять человек. Все мы собрались на палубе и смотрели вслед отходящей шлюпке. Вот снова она показалась, тяжело взобравшись на гребень волны, и снова исчезла. Почувствовав, что ноги мои стынут в холодной воде, я отошел и стал на сухое место шагах в двух или трех от воды. Шлюпка двигалась совсем медленно, но все-таки каждый раз, появляясь из-за волны, она была всё дальше и дальше от нас. Здорово на этот раз её нагрузили. Нам было видно, что борта едва возвышались над водой, шлюпку всё время заливало, и воду вычерпывало несколько человек. Всё-таки теперь нам стало гораздо спокойнее. Если удались два рейса, нет оснований думать, что не удастся третий, а твердая земля под ногами, как я сейчас понял, это очень существенно для хорошего настроения. Мы уже радовались ей, — пусть голой и холодной, но твердой земле.

— Не приходилось еще робинзонствовать, — сказал Донейко, — а в книжках пишут, что дело хорошее.

— В книсках, — сказал засольщик, — писут про заркие страны. А ты на этой цортовой скале позиви, так узнаес.

— Подумаешь, Робинзоны, — вмешался Овчаренко. — Всего-то несколько часов посидеть и придется.

Шлюпка уже совсем подошла к острову. Мы видели, как переехавшие раньше собрались на берегу встречать е. Перед рифом она остановилась, опять ожидая волны, волна подняла её, весла опустились в воду, сильным рывком шлюпка ринулась в проход между двумя камнями и вдруг наклонилась на один бок и медленно погрузилась в воду.

Никто из нас не сказал ни одного слова. Нам было видно, что несколько человек успели ухватиться за камень, что одна за другой из воды показывались головы, что стоявшие на берегу лезли по камням на помощь.

Мы молча смотрели. Один за другим вынырнувшие из воды хватались за протянутые руки и вылезали на камень.

— Кажется, все, — сказал Студенцов, не отрываясь смотревший в бинокль. Он сказал это не очень уверенным тоном. Трудно было на таком расстоянии сосчитать, было ли там двадцать восемь, или двадцать семь, или двадцать шесть человек. Нет, очевидно, действительно все. Спасенные и спасавшие гуськом перебирались на берег; они не могли бы уйти так спокойно, если бы кто-нибудь ещё остался в воде Они шли, цепляясь за камни, и поднимались всё выше над пенящимися волнами. А волны разбивались одна за другой, и девятая поднялась выше предыдущих. Она высоко подняла шлюпку и бросила её на риф. Нам было видно, как наша единственная, наша последняя шлюпка разлетелась в куски и несколько досок выбросило на берег.

На скалу, нависшую над морем, взобрался человек. Он быстро взмахивал флагами, и Свистунов повторял слово за словом:

— Шлюпка разбита, все спасены, запасы в достаточном количестве. Сообщите инструкции.

— Донейко, — сказал капитан, — возьмите флаги.

Донейко поднялся на полубак. Он взмахивал флагами, а капитан диктовал ему:

— Будем ждать помощи на судне. Устраивайтесь возможно удобнее. До свиданья.

И снова на черной скале замелькали флаги сигнальщика:

— Уходим в закрытое от ветра место. Оставляем дозорного. До свиданья.

Мы следили, как они поднимались на скалу по незаметным нам уступам и один за другим исчезали за камнем. Только дозорный остался на берегу. Берег опустел. Оставшийся стал мерно шагать взад и вперед. Тогда мы перестали смотреть на остров и занялись собственными делами.

— Ну что ж, товарищи, — сказал капитан, — давайте устраиваться. У нас нет оснований беспокоиться. Мы снабжены всем необходимым, а помощь должна прийти с часу на час. Поиски организованы широко.

Я так долго стоял неподвижно, следя за шлюпкой, что у меня затекли ноги. Я подвигал ими, чтобы размяться, и с удивлением почувствовал, что стою по щиколотку в воде. У меня защемило сердце, когда я подумал о том, что всего только двадцать минут назад вода была отсюда в двух или трех шагах.