Бегство рогатых викингов - Крапивин Владислав Петрович - Страница 1

Владислав Петрович Крапивин

Бегство рогатых викингов

из Цикла повестей: Мушкетер и Фея

БЕГСТВО РОГАТЫХ ВИКИНГОВ

Герои наших историй живут в подмосковном городке. На улице, которая называется “Крепостная”. Дело в том, что в давние времена, когда по полям шастали орды кочевников, здесь стояла крепость. Потом она сгорела и разрушилась. Остался только земляной вал да овраг, который раньше, говорят, был крепостным рвом. Но скорее всего это просто легенда, потому что овраг далеко от вала. Да еще название улицы напоминает о старине.

Вал густо порос одуванчиками. В овраге растет крапива, булькает ручеек и живут стрекозы и лягушки. На Крепостной улице живут мальчишки.

Конечно, там есть и взрослые, но речь главным образом пойдет о мальчишках.

Улица широкая, но тихая. Машины по ней не ходят, потому что она упирается в овраг. Дорога заросла, и даже сквозь узкий асфальтовый тротуар пробиваются лопухи. Домики прячутся в палисадниках с сиренью.

Сами понимаете, что такая улица — рай для футбола. И для всяких других игр.

Но не все игры бывают мирные.

Об этом и пойдет речь в нашей первой истории.

В конце июня их осталось пятеро. Почти все “овражники” — ребята с этого конца — разъехались кто куда: в лагерь, к бабушкам, на юг, а один даже в тайгу с отцом-геологом.

А из компании Тольки Самохина никто не разъехался. Или сговорились, или случайно так получилось, но их как было, так и осталось шестнадцать, не считая всякой мелкоты.

У пятиклассника Сережки Волошина и его друзей никогда не было прочного мира с Толькиной компанией. Кто тут виноват, сказать нелегко. Однако все отмечали, что Самохин — человек въедливый и зловредный. Он ко всем придирался и никогда ничего не прощал. Сережке он, видно, не мог простить, что тот не подчиняется. Не считает его, Тольку, за командира в здешних местах, а сам имеет “армию”. Правда, Сережкина армия была не такая большая и воинственная, но пока она была в сборе, могла постоять за себя. И вдруг неприятность — разъехались!

Те, кто остался, жили в одном дворе. В двухэтажном доме — мальчишки, а в маленьком, в глубине двора, — девчонка Виктория. Или попросту Вика. Одноклассница Сергея.

Викины родители были путешественники. Они не поднимались на снежные вершины, не искали рудные залежи и не раскапывали в песках древние города, они просто ездили. Каждый отпуск они проводили с туристскими группами то на Черном море, то в Ленинграде, то на Волге. А воспитывать Вику приглашали папину сестру Нину Валерьевну.

Нина Валерьевна была худая, длинноносая и печальная женщина. То, что она тяжело больна, подразумевалось само собой. Это все знали, когда еще Виктории на свете не было. А если кто-нибудь спохватывался и пытался узнать о ее болезнях подробнее, Нина Валерьевна медленно и выразительно поднимала глаза на невежу. “Как же вам не стыдно? — говорил этот взгляд. — Мучить бедную женщину, жизнь которой висит на паутинке!” И невеже становилось стыдно.

Чтобы окружающие не забывали о ее страданиях, Нина Валерьевна постоянно сообщала: “Ах, как у меня болит голова”. Фразу эту она произносила регулярно через каждые четыре с половиной минуты.

То, что ей приходилось воспитывать Вику, Нина Валерьевна считала подвигом. Она так и говорила: “Надеюсь, люди когда-нибудь поймут, какой подвиг я совершаю”.

Может быть, Викины родители это понимали, но они были далеко. А Вика не понимала.

— Уик-то-о-риа-а! — на иностранный манер голосила по вечерам Нина Валерьевна. — Пора домой! Слышишь?! Все нормальные дети уже спят! Уик… (ах, как у меня болит голова!)… ториа. Не заставляй меня снова принимать валокордин!

— Выходит, я ненормальная! — шептала в каком-нибудь укрытии Вика. — Ну и отлично. Тогда мы еще погуляем. Ага, мальчики?

Как все нормальные девчонки, Вика гоняла с ребятами футбол, временами дралась, ныряла с полузатопленной баржи и никогда не забывала, что она девочка. Довольно часто Вика появлялась во дворе в модном сарафане или платье и вопросительно поглядывала на ребят. Мальчишки понимали девчоночью слабость и сдержанно хвалили обнову. Платья и сарафаны Виктория кроила из прошлогодних туристских нарядов матери и шила на расхлябанной швейной машинке, которая постоянно ломалась.

Чинили машинку братья Дорины.

Братья были близнецы, хотя и ничуть непохожие: Стасик белобрысый, а Борька худой и темноволосый. Жили они душа в душу. И увлечения у Дориных были одинаковые. Больше всего они любили книжки про технику и роботов. Дома у них был механический кот для ловли мышей, звали его Меркурий. Правда, ни одной мыши он не поймал, зато бросался под ноги гостям и хватал их за ботинки железными челюстями…

Еще в этой компании был первоклассник Джонни. Вернее, даже не первоклассник. В школу он лишь собирался, а пока ходил в “подготовишку” — самую старшую группу детсада. Но ведь те, кто, например, только перешел в пятый класс, тут же называют себя пятиклассниками, не дожидаясь новой осени. Вот и Джонни не стал ждать.

Имя Джонни было ненастоящее. Вообще-то его звали Женька. Но Женькин язык имел маленькую странность: не умел выговаривать букву “ж”. Получалось “дж”. Вместо “железо” Женька говорил “джелезо”, вместо “жулик” — “джулик”. И себя называл Дженькой. Но что за имя — Дженька! Вот и переделали в Джонни.

Детсадовскую жизнь и порядки Джонни холодно презирал. Он отлично умел читать и решать примеры с “иксами”, знал, как устроены космические ракеты и электропробки, и терпеть не мог всякие хороводы и “гуси-лебеди”. Чахлая программа подготовительной группы была не для него.

В группу Джонни являлся в потрепанных техасских штанах с мордастым ковбоем на заднем кармане и выцветшей футболке. “Техасы” подметали бахромой паркет и пылили, как мотоцикл на деревенской улице. Воспитательницу Веру Сергеевну этот костюм доводил до истерики, но Джонни оставался спокоен. Во-первых, Вера Сергеевна была его двоюродной сестрой, во-вторых, он никогда не унижался до споров с начальством. Если жизнь в группе становилась нестерпимой, он просто брал под мышку “Сказки братьев Гримм” и уходил к малышам. Малыши смотрели на Джонни, как новобранцы на прославленного генерала. А их воспитательница на него чуть не молилась: Джонни избавлял ее от многих забот.

Ребят из младшей и средней группы Джонни любил. Конечно, они были народ необразованный, но это по малолетству, а не по глупости. И носов они не задирали. А как они слушали сказки!

Малыши верили в Джонни и чуть что бежали к нему. И в тот воскресный день, когда викинги совершили первое преступление, два пятилетних гонца отыскали Джонни.

А Джонни отыскал друзей.

Сережка, Виктория, Стасик и Борька сидели на верхней перекладине забора, которая называлась “насест”. Это было их любимое место. Они сидели и бездельничали. Хмурый Джонни влез на насест и сообщил:

— Самохин опять пиратничает…

— Что? — напружиненно переспросил Сергей.

— Понаделали всякого оружия и на всех лезут. У Митьки Волкова и Павлика Гаврина плотину сломали. Они ее в овраге на ручье делали, а они растоптали.

— Шакалы! — искренне сказала Вика. — Нашли на кого нападать!

Сережка прищурился и медленно произнес:

— Думают, если Санька уехал, Митьку можно задевать…

Санька был братом пятилетнего Митьки и приятелем Сергея.

— Пошли поговорим с ними, — деловито предложил Борис.

— Их шестнадцать, — сказал

Джонни. — И мечи, и щиты, и копья. Вот они скоро здесь проходить будут, увидите.

И правда, через минуту раздался дружный топот и бренчанье. Топала Толькина компания, а бренчали доспехи.

— Укройсь, — велел Сережка. Они прыгнули с забора и прильнули к щелям.

По дороге шло грозное войско.

Необычный был у войска строй. Впереди шел один человек, за ним два — плечом к плечу, потом шеренга из трех, за ней — из четырех. А дальше снова шли три, два и один. Получался остроконечный четырехугольник — ромб.