Enigma - Харрис Роберт - Страница 15

Через полминуты, погрузившись в мысли об Акуле, он осторожно ступал по тротуару, нащупывая в темноте путь к проходной.

Шагах в двадцати впереди него слышался торопливый стук женских каблучков. Больше ни души. Все были либо в столовой, либо на рабочих местах. Торопливые шаги затихли у шлагбаума, и в следующий момент часовой направил луч фонарика прямо в лицо женщине. Недовольно проворчав, она отвернулась, и тогда Джерихо на мгновение увидел ее, глядевшую прямо в его сторону.

Это была Клэр.

В какую-то долю секунды он подумал, что она, должно быть, тоже его увидела. Но он находился в темноте и в панике попятился назад, на четыре-пять шагов, а ее ослепил свет. Страшно медленно, как показалось, она подняла руку, заслоняя глаза. Ярко светились белокурые волосы.

Он не уловил разговора, но фонарик очень быстро погас, и все снова исчезло в темноте. А потом он услышал, как удаляются ее шаги по другую сторону шлагбаума — тук, тук, тук, — куда-то спешащие и затихающие в темноте.

Надо ее догнать. Джерихо, спотыкаясь, поспешил к проходной, на ходу отыскивая негнущимися пальцами бумажник, где был пропуск; он чуть не упал, но никак не мог найти проклятую бумажку. Ослепительно вспыхнул фонарь: «Добрый вечер, сэр», «Добрый вечер, капрал», — но в бумажнике пропуска нет, в карманах пальто тоже, нет ни в пиджаке, ни в нагрудном кармане… ее шагов уже не слышно, только нетерпеливое постукивание сапога часового. Ах, вот он, во внутреннем кармане: «Вот, пожалуйста», «Благодарю вас, сэр», «Спасибо, капрал», «Доброй ночи, сэр», «Доброй ночи, капрал», ночи, ночи, ночи… Ее не было.

Свет фонарика лишил последней способности видеть. Закрыл глаза — лишь отпечаток светлого кружка, открыл — полная темнота. Нащупал ногой край дорожки и пошел, следуя ее изгибам. Она снова провела его мимо особняка, и он очутился у бараков. Вдали, на другом берегу озера, кто-то — должно быть, еще один часовой — начал было насвистывать «Весною снова будем рвать сирень» и смолк. Тихо, только легкий шум ветра в ветвях. Пока раздумывал, что ему делать, на дорожке справа появилась светлая точка, потом другая. Прыгающие огоньки фонариков приближались, и Джерихо почему-то отступил в тень восьмого барака. Послышались незнакомые голоса — мужской и женский, — тихие до шепота, но возбужденные. Почти поравнявшись с ним, мужчина швырнул сигарету в воду. Каскад красных искр с шипением погас. Женщина сказала: «Всего неделю, дорогой» и обняла его. Светлячки, поплясав, разошлись и двинулись дальше.

Джерихо снова ступил на дорожку. Ночное зрение возвращалось. Он посмотрел на часы. Половина пятого. Еще полтора часа, и станет светать.

Непроизвольно двинулся вдоль восьмого барака, прижимаясь к противовзрывной стене. Она привела его к шестому бараку, где разгадывались шифры немецких сухопутных сил и авиации. Впереди был заросший травой узкий проход, отделявший шестой барак от края стены военно-морского отделения. А дальше — низко припавший к земле и едва различимый в темноте еще один барак — третий, — куда направлялись для перевода и рассылки расшифрованные депеши из шестого барака.

В третьем бараке работала Клэр.

Джерихо огляделся. Никого.

Сойдя с дорожки и спотыкаясь, он пошел по проходу. Земля была скользкая, с выбоинами, несколько раз что-то цеплялось за щиколотки — может, ветка плюща или брошенный провод, — и он чуть не растянулся. Добирался до третьего барака почти минуту.

Здесь тоже высилась бетонная стена, оптимистично задуманная как защита этого хлипкого деревянного сооружения от бомбы. Она была почти в человеческий рост, но Джерихо все же удалось заглянуть через верх.

Вдоль стены шла вереница окон. Каждый день, когда темнело, снаружи закрывали маскировочные ставни. Там, где по краям рам просачивался свет, виднелись квадратные очертания. Пол в третьем бараке, как и в восьмом, был деревянный, на бетонном фундаменте, и до Джерихо доносились приглушенные звуки шагов.

Она, должно быть, на дежурстве. Работает в ночную смену. Может быть, всего в трех футах от него.

Джерихо привстал на цыпочки.

Он никогда не бывал в третьем бараке. По соображениям безопасности сотрудникам одного отделения Парка не рекомендовалось без особых причин заходить в другое. Время от времени по служебным делам ему приходилось переступать порог шестого барака, но третий оставался для него тайной. Он не имел представления, чем Клэр занимается. Однажды она попыталась ему рассказать, но он мягко заметил, что для него будет лучше ничего не знать. Из отдельных реплик он заключил, что она имеет отношение к канцелярской работе и это «ужасно скучно, дорогой».

Вытянув руки, царапнул пальцами по обшивке.

Чем ты сейчас занята, милая Клэр? Своими скучными подшивками? Или заигрываешь с дежурным офицером, болтаешь с другими девушками, решаешь кроссворд, который никак не решается?

Неожиданно ярдах в пятнадцати слева открылась дверь. В слабо освещенном прямоугольнике возникла фигура зевающего офицера. Джерихо беззвучно соскользнул вниз, так что колени коснулись мокрой земли, и прижался к стене. Дверь закрылась, и мужчина зашагал в его сторону. Тяжело дыша, остановился футах в десяти. Вроде бы прислушался. Джерихо закрыл глаза и вскоре услышал звук капель, а затем дружный плеск воды. Открыв глаза, он разглядел нечеткий силуэт мужчины, с полной отдачей мочившегося у стены. Это продолжалось на удивление долго. Джерихо находился достаточно близко, чтобы нанюхаться резкого пивного запаха мочи. Струя изгибалась по ветру. Сдерживая рвоту, Джерихо зажал ладонью рот и нос. Наконец мужчина глубоко вздохнул, вернее, удовлетворенно простонал и стал возиться с пуговицами брюк. Пошел обратно. Дверь открылась и захлопнулась. Джерихо снова остался один.

Ситуация была довольно смешная, и позднее он понял это. Но в тот момент Джерихо находился на грани паники. Что, скажите на милость, он надумал? Если бы его застали стоящим в темноте на коленях, прижав ухо к стене барака, к которому он не имел никакого отношения, ему бы, мягко выражаясь, пришлось очень туго. Мелькнула мысль просто пойти в барак и позвать ее. Но представив себе, что будет, в ужасе отказался. Его могут просто вышвырнуть. Или в бешенстве явится она и устроит сцену. Но даже если она будет олицетворением нежности, что он в этом случае скажет? «Привет, дорогая. Случайно проходил мимо. Ты здорово выглядишь. Между прочим, я собирался спросить, зачем ты поломала мне жизнь? »

Опираясь о стену, с трудом поднялся. Ближе всего дорожка проходила прямо впереди, но в этом случае придется идти мимо двери барака. Он решил, что надежнее всего вернуться тем же путем, каким пришел. Напугавшись, Джерихо стал более осторожным. При каждом шаге тщательно нащупывал землю, каждые пять шагов останавливался, прислушиваясь, не идет ли кто в темноте. Спустя две минуты снова оказался у входа в восьмой барак.

Запыхался, будто после кросса. В левом ботинке была маленькая дырка, и носок намок. Внизу на брючины налипла мокрая трава. Колени мокрые. Пальто, в тех местах, где терлось о бетонную стену, испещрено яркими белыми полосами. Джерихо достал носовой платок и попытался почиститься. Уже заканчивая, услышал, что остальные возвращаются из столовой. В ночи раздавался голос Этвуда: «Темная лошадка. Весьма темная. А знаете, вербовал его я», на что другой голос заметил: «Да, но одно время он был очень силен, не так ли? »

Джерихо не стал дослушивать до конца. Толкнув дверь, почти побежал по коридору, так что к тому времени, когда шифроаналитики появились в Большой комнате, он уже сел за стол и, зажав виски и закрыв глаза, склонился над радиоперехватами.

Он оставался в таком положении три часа.

Около шести Пак принес еще сорок зашифрованных депеш, свежую партию радиообмена Акулы, справившись, не без сарказма:

— Не решил еще?

В семь снаружи загремели стремянки — убирали маскировочные ставни. В барак просочился серый рассвет.