Хорёк-писатель в поисках музы - Бах Ричард Дэвис - Страница 5

— Даниэлла...

«Как она может в меня верить? — подумал он. — Ведь я пишу с таким трудом, так медленно! А в результате что? Всего-то несколько рассказов в щенячьих журналах и маленькая книжечка. И целые ящики отказных писем. И мы ютимся в этой крохотной квартирке. Да еще и не в моей. Ее. И мой роман обречен».

— У нас впереди прекрасное будущее, Баджирон.

— Почему ты так в этом уверена?

Но прежде, чем она успела отозваться, кухонные часы пробили шесть раз. Даниэлла испуганно вскинула голову — она и не заметила, как быстро пролетело время.

— Скоро одиннадцать! Я уже опаздываю.

Она поднялась, наклонилась поцеловать его в нос и сняла с крючка педикюрную сумку — та висела на своем обычном месте, за дверью.

— Просто знаю — вот и все, любимый, — наконец ответила она. — Ты, главное, пиши. Пиши как можно лучше.

— Надо еще немножко потерпеть, Даниэлла, — проговорил Баджирон: ее надежды и мечты все-таки захватили его на мгновение. — Когда-нибудь тебе больше не придется ходить на работу.

— Но мне же нравится моя работа, — улыбнулась она. — И ты это знаешь. У каждого — своя история. Я целый день чищу лапы и слушаю истории. И так — день за днем. Если бы я записывала все, что слышу, то каждый день стал бы главой в моей книге. Мы с тобой оба могли бы стать писателями!

И она ободряюще помахала ему лапой.

— Увидимся вечером, мой хороший.

— Я люблю тебя, — откликнулся Баджирон.

Проводив ее взглядом, он улыбнулся. Как же она в него верит!

«Я могу написать эту книгу! Я — прирожденный писатель. Еще щенком я читал и слушал разные истории. И писал свои. «Полярный медведь и злой барсук», «Что случилось с Чарли-синичкой?», «Одинокий кузнечик». Целых три рассказа — еще до того, как мне доверили чернила. Три хороших рассказа. Они до сих пор мне нравятся. Как же я мог подумать, будто я — не писатель?»

Преисполнившись уверенностью и вспомнив, какой богатый у него опыт, он встал из-за стола, поднялся в свою Мансарду и радостно плюхнулся на стул. Писать как можно лучше? Писать о том, что я знаю? Писать о том, что для меня важно? Да запросто!

Не удосужившись даже как следует повернуть криво стоявшую машинку, Баджирон забарабанил по клавишам. Он писал рассказ по наитию — незапланированный рассказ, легкий, как взмах крыла. Это было настоящее приключение, и душа его пела от радости. Сейчас его не интересовало ничто, кроме картин, разворачивающихся перед его мысленным взором. Он отошел в сторону, уступая путь своему рассказу. Уже очень, очень много дней ему не удавалось писать так быстро.

Глава 7

— Только представь себе, Даниэлла! Когда Федерико мне сказал, кто она такая, я чуть не упала. Да меня даже молочный щенок сбил бы с лап одним щелчком!

Лапокюрша замерла, предвкушая нечто удивительное; пилочка для когтей застыла в воздухе.

— Значит, ты приняла ее за кого-то другого, Энрикетта?

Да мне бы и в голову не пришло! Ты бы и сама на моем месте... А ведь какая роскошная была пара! Я еще подумала: они словно созданы друг для друга! «Такая красивая малютка», — говорю я бедняжке Федерико, да еще собираюсь напомнить ему, что пора бы наконец остепениться. «Такая красивая малютка!» А сама так и вижу белую фату, так и слышу «Мы отныне неразлучны...», и уже прямо чувствую вкус талого снега — все, как полагается... — Она осеклась.

— Ну и что же случилось? — нетерпеливо спросила Даниэлла.

Она осторожно опустила левую переднюю лапу клиентки в тазик с теплым маслом и свежими лепестками лаванды. На дне лежали хрустальные шарики — чтобы отмачивать лапу было не так скучно. Правую переднюю лапу Даниэлла вынула из тазика, насухо промокнула и принялась полировать когти — энергично, но не слишком жестко. Чем же кончится эта история?

— Ну вот, говорю я ему это, а он хвост как распушит, Да как глянет на меня так, будто я первый день из норы вылезла! Берет ее за руку и говорит: «Энрикетта, Дорогая, познакомься с моей сестрой!»

У Даниэллы даже дух перехватило.

А рыжая мордочка ее элегантной клиентки уже расплылась в улыбке:

Представляешь? А я вдруг как захохочу! Так смешно — просто не могу! Чуть было не женила бедняжку Федерико на его сестричке!

В салоне «Милые лапки» Даниэлла была самой молодой лапокюршей, и все ее клиентки были ее подругами. Даниэлла любила их, ей хотелось, чтобы все они были счастливы. Каждое утро перед работой она заглядывала в цветочную палатку за душистыми лепестками. Она была знакома со всеми цветочницами, и они с удовольствием делились с ней самыми свежими слухами. Поэтому Даниэлла всегда знала, кто для кого заказывает цветы.

Она сама готовила очищающие средства для кожи лап, растапливала парафин и составляла лечебные смеси из эфирных масел, делала ароматные лосьоны и увлажняющие кремы на масле какао и оливковом масле, тщательно подбирала пилочки и пемзу. В ее кабинке всегда играла веселая музыка — старые добрые кадрили и джиги. И перед тем, как расстаться с очередной клиенткой, Даниэлла обязательно уделяла несколько минут рефлексотерапии лап.

А еще Хорьчиха Даниэлла собирала непридуманные истории. И чем причудливей и удивительней была история, тем глубже она западала ей в память: то были экзотические самоцветы, и Даниэлла хранила их бережно и с любовью.

Правда, записывать эти истории она не смела. Но в свободные минуты она вновь и вновь погружалась в жизнь своих клиенток и заново, то со слезами, то с улыбкой, переживала чужие приключения.

Вечером того дня, по дороге домой, уворачиваясь от машин и прокладывая себе путь в живом море пешеходов, она в сотый раз возвращалась мыслью к тем словам, которые так беспечно бросила за завтраком Баджирону: «Мы с тобой оба могли бы стать писателями». И все эти истории в сокровищнице ее памяти...

Теперь она точно знала, что в этом нет ничего невозможного — стоит только захотеть. Разумеется, писателем такого масштаба, как Баджирон, ей никогда не стать. Ускользнуть от великой славы он мог бы только одним способом — перестав писать. А этого он никогда не сделает. Да, Баджирону суждено изменить всю культуру хорьков, поднять ее на невиданную высоту.

«Но из этого вовсе не следует, что я не могу писать, — Размышляла она. — Никто не мешает мне писать какие-нибудь коротенькие рассказы, вроде тех, что я так люблю слушать. Как было бы забавно!»

Зачарованная этой мечтой, она не заметила, как из-за угла вынырнуло такси, мчащееся в сторону окраины.

«У Баджирона есть будущее, — подумала Даниэлла, ступая на проезжую часть. — И у меня — тоже. До чего же будет забавно, если мы оба станем писателями! Я могла бы научиться...»

Хорек Денисон по прозвищу «Лев» не стал задаваться вопросом, в своем ли уме эта опрятная хорьчиха, бросившаяся наперерез его автомобилю. Он не стал размышлять. Он просто вывернул баранку вправо и до упора выжал тормоза. Стекла в окнах соседних домов задрожали — до третьего этажа! А из-под шин повалил голубой дым.

Хорьки-прохожие бросились со всех сторон на выручку, хотя спасти Даниэллу им уже не помогли бы даже самые быстрые рефлексы.

Но вместо того, чтобы врезаться в Даниэллу, что казалось уже неминуемым, такси накренилось и замерло за какую-то десятую долю секунды до столкновения. Так близко, что Лев мог бы высунуть лапу в окошко и коснуться лапы этой странной хорьчихи, судорожно вцепившейся в свою сумочку.

Так он и поступил, заглянув снизу вверх в ее глаза — перепуганные, огромные, как плошки.

— Похоже, на этот раз вам повезло, мисс, — выдохнул он с облегчением.