Адепт - Куртц Кэтрин Ирен - Страница 12

— Хорошо, — отозвался Адам, сам произнесший это ненамного громче. — Вы спокойны, очень спокойны. А теперь, когда моя рука коснется вашего лба, я хочу, чтобы вы погрузились в еще более глубокий… сон.

При слове “сон” он подался вперед и легко прикоснулся ко лбу художника меж бровей. Глаза на мгновение затрепетали под опущенными веками, но потом Перегрин вздохнул еще глубже, и голова его склонилась вперед.

Отклик был именно таков, какого ждал Адам. Он взял Перегрина за безвольно обвисшую руку, поднял ее на уровень плеча и вытянул вперед, несколько раз проведя по ней свободной рукой от плеча к кисти.

— А теперь представьте себе, что ваша рука стала твердой, как железный прут, — произнес Адам, потрогав его для убедительности за локоть. — Она стала такой твердой, что ни вы, ни я не можем согнуть ее, а вы не можете ее опустить. Можете сами попробовать: согнуть ее вам не удастся.

Похоже, Перегрин все-таки попробовал, Адам заметил на его лице страх, но рука не пошевелилась. Поспешно, пока Перегрин не ударился в панику или не пошевелил рукой, Адам снова провел по ней пальцами.

— Все в порядке, Перегрин. Ваша рука снова стала обычной. Она больше не твердая. Можете не пытаться больше шевелить ею и расслабиться. Опустите ее. Она в абсолютном порядке, не осталось никаких последствий. А теперь спите, спите глубоко-глубоко.

Сам Адам тем временем обдумывал, что делать дальше. Он мог, конечно, просто вернуть Перегрина в прошлые жизни в надежде на то, что это подскажет ему, как справиться с проблемами нынешними. Имелся, однако, и более быстрый способ, к тому же гораздо более надежный. Вряд ли его можно было назвать обычной психиатрической процедурой — большинство коллег Адама возмутила бы даже мысль об этом; впрочем, необычного в ней было не больше, чем в самой личности Перегрина Ловэта.

— Ну что ж, Перегрин, — сказал он наконец, — у вас все выходит просто замечательно. Вы достигли оптимального уровня транса, хотя через минуту я намерен попросить вас погрузиться еще глубже. Пока же выслушайте мои следующие инструкции. По причинам, которые я объясню вам позже, проснувшись, вы не запомните ничего из того, что сейчас произойдет. Но если позже я попрошу вас вспомнить это, воспоминания вернутся к вам во всех подробностях. У меня имеются причины просить вас об этом, но знать их вам пока преждевременно. Поэтому у вас пока не останется никаких осознанных воспоминаний о том, что вы можете услышать или пережить в следующие минуты, — ради вашего же блага. Кивните, если вы поняли меня и не возражаете.

Когда Перегрин кивнул, Адам придвинул свое кресло ближе к столику.

— Спасибо. Я надеюсь оправдать ваше доверие. А теперь я хочу, чтобы вы погрузились глубоко, очень глубоко — вдвое глубже, чем теперь. Погружайтесь так глубоко, чтобы ничего из того, что вы услышите своим физическим слухом, не запечатлелось на осознанном уровне до тех пор, пока я не дотронусь до вашего запястья — вот так — и не велю вам возвращаться. — Он легко сжал запястье Перегрина двумя пальцами. — Только в случае, если вам будет грозить физическая опасность — пожар или что-то в этом роде, — вы сможете нарушить эти инструкции и выйти из транса. А теперь откиньте голову назад и спите. Спите глубоким сном, ничего не бойтесь и ничего не запоминайте. Спите спокойно.

Когда, к его удовлетворению, Перегрин полностью перестал реагировать на окружающее, Адам стал за спинкой кресла Перегрина и достал из кармана тяжелый золотой перстень с красивым сапфиром. Надев перстень на средний палец правой руки, он коснулся камня губами, потом положил руки ладонями вверх на спинку кресла по обе стороны от головы Перегрина. Сконцентрировав зрение на свече, продолжавшей гореть на столике перед Перегрином, Адам сделал глубокий вдох, задержал на мгновение дыхание и почти беззвучно выдохнул древнее заклинание, пришедшее от древних греков и римлян, которые жили в Александрии третьего века от Рождества Христова:

— Ego prosphero epainon to proti…

Остальное он продолжал уже про себя, возвысив свое сердце и воздев руки в мольбе.

— Воздаю хвалу Свету в воплощении Ра: Пантократора, бога богов… в воплощении Гора: Логоса, Познающего Истину… Изиды: Айя Софии, Царицы Небесной… Осириса: Смысла Смыслов, Света Светов… Тебе, о Господи, Вечному Свету, Альфе и Омеге, Началу и Концу. Защити нас ныне и во веки веков. Аминь.

На мгновение он сложил руки ладонью к ладони и коснулся кончиком пальцев губ в приветствии Тому, Кому служил. Потом, сделав глубокий вдох, он снова положил руки на спинку кресла по сторонам от головы Перегрина Ловэта и закрыл глаза.

— Что Наверху, то и Внизу, — прошептал он. — Что Вовне, то и Внутри…

Под его опущенными веками продолжало трепетать светлое пламя свечи: он сконцентрировал на нем все свое внимание, исключив все остальные мысленные образы. Пятно померкло, распавшись на две тонкие, как шелк, серебряные нити, уходящие параллельно друг другу в бесконечность. Одна из них была нитью его собственной жизни; другая, как он понял, принадлежала Перегрину Ловэту. Мысленно он устремился вдоль них в полет: нити начали завиваться двойной спиралью.

В кристально чистом безмолвии своего сознания Адам усилием воли сделался частью этой космической спирали. Свиваясь все быстрее, она проносилась между звездными скоплениями. Однако вблизи эти звезды оказывались другими такими же нитями, свивающимися и расходящимися, словно в танце, но все они были устремлены в одну далекую точку — сердце сияющего созвездия.

Все так же сконцентрированно Адам двигался вдоль серебряной нити Перегрина в самую середину этого танца. Как всегда внезапно, его охватило леденящее чувство потери ориентации. Когда голова перестала кружиться, а Вселенная снова успокоилась, он обнаружил себя, стоящим во всем белом, перед дверями немыслимой высоты. Священная земля холодила босые ступни. Это место было ему знакомо: око циклона, затишье в центре урагана, ось колеса — однако каждый раз его, словно впервые, охватывал страх.

Адам владел Словом Верховного Адепта. Стоило ему произнести его вслух, как двери медленно, торжественно отворились. Взгляду его открылись вечные своды безмолвия: не нанесенные ни на один план залы Книги Акаши, не подающийся разумению архив личных данных всех живущих или живших ранее. Доступ в залы будущего был для него закрыт, но путеводная нить, связывавшая Перегрина с Сефирот, вела Адама в прошлое по изогнутым спиралью, переливающимся перламутром коридорам. И в самом сердце этого лабиринта лежала причудливая, искривленная, как морская раковина-наутилус, комната. В центре ее стоял алтарь, а на алтаре лежала тяжелая книга. Когда Адам приблизился к алтарю, книга раскрылась сама.

Почтительно сложив ладони, Адам склонился над книгой, складывая в уме беззвучный вопрос. Словно от дуновения волшебного ветра страницы начали переворачиваться, открывая его взгляду образ за образом: отрывки нити, связавшей воедино множество жизней того, кого звали теперь Перегрин Ловэт.

В поисках ключа к разгадке он проглядел ранний материал — начальный момент пробуждения, точку, в которой душа впервые встретилась со своим духовным отражением в необъятной душе Божественного Света. У Перегрина Ловэта это произошло в Дельфах в эпоху Перикла. Полученный им тогда дар оракула и был тем, что он теперь называл способностью “видеть”. Немногие владели этим даром, да и владеть им нужно было лишь умеючи. Это и предстояло Перегрину Ловэту и Адаму — учиться.

Итак, душа, именуемая ныне Адамом Синклером, получила позволение превратить возможное проклятие в бесценный дар, в инструмент духовного развития и служения Свету, — ибо Перегрин в своих предыдущих воплощениях недвусмысленно выказал стремление к такой службе. Это стремление сохранилось, но в этой жизни его предстояло разбудить — впрочем, с такой задачей Адам, как целитель души и рассудка, справлялся уже не раз.

Однако когда он закрыл книгу и собрался выходить, воздух в помещении пронзили вспышки серебряного света, стремительные, словно молнии в летнюю грозу. Этот знак невозможно было спутать; он возвещал о прибытии одного из тех, перед кем Адам держал ответ о своих деяниях.