Рыжий ослик или Превращения: книга о новой жизни, которую никогда не поздно начать - Норбеков Мирзакарим Санакулович - Страница 4

"Ох-ох! — вздыхал про себя рыжий ослик. — Глаза бы мои на всё это не глядели!" И глаза действительно слушались — отказывались глядеть. С каждым днём видели всё хуже. Так, какой-то серый туман, неясные, смутные тени.

Пожалуй, только одно поддерживало ослика — упрямство. Он стал таким упрямым и несговорчивым, что даже Маймун-Таловчи иногда терялся, не зная, что с ним делать. Никакие удары не помогали. Рыжий ослик падал на спину, переворачивая корзины, из которых выкатывались, грохоча, камни, и так дрыгал копытами — не подходи!

Сам себе был противен. Но что ещё остаётся измученному, забитому ослику? Заговорить, как Валаамова ослица? Да ведь человеческих слов хозяева всё равно не поймут, и Ангел с мечом вряд ли им явится.

В общем, у Шухлика появилось ещё одно имя — Кайсар, что означает, понятно, упрямый. Тоже имечко не из лёгких.

Лис Тулки, или День открытых зверей

Сколько камней перевёз Танбал-Кайсар — и не сосчитать! Во всяком случае, намного больше тех звёзд, что были видны на небе из его крохотного загончи-ка. Давно уже не замечал он созвездие Крылатой ослицы.

А сколько диких, ужасных и отвратительно-несчастных дней прожил он, таская камни?! Казалось, столько невозможно прожить. Казалось, их куда больше, чем звёзд на всём небе.

Впрочем, какое там небо, какие там звёзды?!

Рыжий ослик думать ни о чём не хотел. И не мог. В голове было так же пусто, как в животе. Кишки, правда, о чём-то невесело бормотали, переговаривались. Печёнка ныла и всхлипывала, как малый ребёнок.

Похрипывали, жалуясь, лёгкие. А позвоночник скрипел, будто пирамидальный тополь под ураганным ветром. На шее к тому же постоянно саднила, словно укор, незаживающая ранка.

Как-то тёплой весенней ночью, когда запахи летят, бегут, ползут со всего вольного мира, рассказывая, как он, этот мир, хорош, рыжий ослик очнулся, услыхав быстрый шёпот:

— Эй, приятель, не пора ли и нам улететь, сбежать или уползти — прочь отсюда?

Он поначалу решил, что это одна его кишка договаривается с другою о побеге из его же собственного живота. Хоть и слаб был ослик, безучастен, а всё же возмутился. Ещё чего не хватало — заговор кишок! Могли бы для начала с ним посоветоваться! Всё же не посторонние!

— Эй, приятель, ты совсем плох, недолго тут протянешь! — снова раздался шёпот. — Да и нас со дня на день без шкур оставят!

Рыжий ослик ещё не понимал, откуда этот быстрый шепелявый голосочек. Неужели позвоночник нашёптывает?

— Ну, нельзя же в самом деле быть таким ослом! Погляди — это я, твой сосед, лис Тулки!

Действительно, как чёрные виноградины сквозь металлическую сетку, сверкали из клетки слева лисьи глаза. Этот лис Тулки и раньше время от времени заговаривал с осликом о жизни — мол, как там на свободе, как дышится, какие новости? Да что мог ответить бедный ослик, таскавший камни по одной и той же дороге, с утра до вечера, будто каторжник!

Зато лис ночами, вздыхая каждую минуту, много чего рассказывал о своей прошлой привольной жизни. Как шнырял в пустыне, ловя мышей и ящериц, лягушек и кузнечиков. "О, какой там воздух! — повизгивал лис Тулки. — Хочется этот воздух пить, лизать и покусывать! Такой душистый, не то что здесь, в клетке. А отдыхал я в ту счастливую пору, забираясь в уютные норы сусликов или байбаков. И однажды на закате среди розовых зарослей тамариска повстречал маленькую лисоньку по кличке Кореи. Ах, как мечтал провести с ней остаток жизни, воспитывая лисят! Да тут попался, точно старая глупая перепёлка, в силки трижды проклятого Маймуна-Таловчи! Теперь не сносить шкуры!"

В этом месте лис Тулки обычно начинал обречённо тявкать — с лёгким, едва приметным подвывом. Ему вторили из других клеток остальные лисы и лисицы, жалуясь на пропащую судьбу.

А совсем издалека — наверное, из той самой райской душистой пустыни, где жила лисонька Кореи, — долетали голоса свободных шакалов, отчего становилось ещё тоскливей. И под этот унылый хор ослик проваливался в свою чёрную безнадёжную яму — в короткий сон.

Однако в этот раз лис Тулки был решителен. Никакого скулежа и подвываний.

— Бежим! Нам нечего тут терять, кроме своих шкур! Весенний ветер принёс запах лисоньки Кореи! Сегодня или никогда!

Рыжий ослик тряхнул головой, прислушался. Правда, сколько вокруг странных звуков! Сколько неизвестных запахов и мелькающих в ночном воздухе загадочных теней! А он? Неужели так и будет таскать тяжёлые камни в корзинах? До тех пор, пока не падёт от изнеможения, а хозяйка Чиён пошьёт из его шкуры чувяки, и чёрная яма навсегда сомкнётся над ним?! Довольно-таки противное будущее! Ужасное!!!

Впервые за многие дни в нём не то чтобы проснулся, а так, приоткрыл один глаз прежний ослик Шух-лик. Впрочем, и этого уже хватило.

— У тебя есть план побега? — спросил он.

— А как же! — шепнул Тулки. — Парнокопытный план!

Шухлик призадумался, перебирая в голове знания, которых за последнее время явно поубавилось — куда-то, видно, высыпались, будто овёс из худого мешка.

— Погоди, друг Тулки, — вздохнул он, наконец. — Если план парнокопытный, то я тут, право, лишний. Тебе нужен верблюд дядька Бактри. Ну, в крайнем случае, какая-нибудь свинья или бегемот. А со мной любой план получится непарнокопытным.

— Да какая разница! Парно или непарно? — нетерпеливо тявкнул лис. — Главное, копытный! Слушай внимательно! Сначала я перегрызаю верёвочные путы на твоих ногах. Затем ты быстренько, но тихо сшибаешь копытом щеколды на клетках.

Ослик мерно покачивал башкой, обдумывая план. Со стороны казалось, что опять заснул.

— Эй-эй-эй! — взвизгнул Тулки, наскакивая боком и сотрясая железную сетку. — Я понимаю, приятель, что ты очень умён, но сейчас не до того. Уже светает! Подставляй копыта!

Шухлик прижал к сетке задние ноги, и лис, изловчившись, просовывая кое-как в ячейки острую мордочку, перегрыз верёвку. Пока он грыз ещё и на передних ногах, ослик успел сообразить, что в копытном плане побега всё-таки имеется большой изъян.

"Такой большой, что даже огромный! — размышлял он, прицеливаясь копытом и сбивая защёлки с лисьих клеток. — Изъян величиной с дверь! А точнее сказать — есть дверь в стене, а как раз никакого изъяна в ней нет".

По всему двору тем временем, как стелящееся пламя, метались лисы. Они вырвались из клеток, и это была несравненная радость! Но куда дальше? Через глинобитную стену не перемахнуть — самые бойкие уже пытались, расшибив носы. А крепкая дверь на улицу заперта амбарным замком.

"Никаким копытом не вышибешь. Разве что носорожьим? — быстро соображал Шухлик. — Да где же взять носорога? Пожалуй, только хозяин Маймун-Та-ловчи слегка его напоминает. Вот сейчас проснётся и сдерёт шкуры со всех беглецов".

Выскочил из толчеи Тулки, как вождь восстания, с разбитым носом.

— Мы будем сражаться! — воскликнул он. — Живыми не сдадимся! — И принялся выстраивать всех лис, что оказалось очень нелегкой задачей, почти невыполнимой. Лиса самостоятельное животное, а не строевое, как, например, волк.

Ослик Шухлик припомнил знаменитые исторические сражения. Первое дело — неожиданность. Застать врага врасплох! Это уже половина успеха, а может, и три четверти.

Он знал, что дом Маймуна-Таловчи выходит не только в этот двор, но и на соседнюю улочку. Однажды хозяин гнал по ней ослика, нагружённого хворостом, а хозяйка Чиён, высунувшись из окна, как всегда бранилась, что медленно плетутся. Окно! Вот неожиданный, внезапный путь на волю!

Теперь уже Шухлик быстро поведал свой план лису Тулки.

— Да, приятель, ты страшно умён — так умён, что мороз по коже! — тявкнул лис. — Но отступать некуда!

Вперёд, с первыми лучами солнца!

Дверь в доме была открыта, и только ситцевая занавеска в индийских огурцах вздувалась, то ли от весеннего ветерка, то ли от сопения хозяев.

В доме было душно, и пахло так, что ни секунды не хотелось задерживаться.

Завидев окно, уже порозовевшее от утренней зари, Шухлик поскакал по комнате напролом, а за ним гурьбой лисы, сбивая и круша всё на пути. Что-то звенело, бренчало, лилось. Что-то падало почти бесшумно, но тяжело.