Рыжий ослик или Превращения: книга о новой жизни, которую никогда не поздно начать - Норбеков Мирзакарим Санакулович - Страница 16

— Неужто сожрали?! — ахнул Шухлик.

— Не всё так быстро! — ответил Диван-биби. — Людоеды не совсем уж дикие. У них тоже свои порядки и правила. Они хотели приготовить моего дедушку, соблюдая все старинные рецепты. Для людоедов — что учёный Олим, что адмирал Кук — безразлично! Главное, приправа. Пока они старательно перетирали какие-то корешки и травки, мы с Буррито кружили над островом, думая, как выручить дедушку.

Шухлик нетерпеливо переминался с ноги на ногу, ожидая услышать окончание. Сердце его замирало. Он так живо представлял обречённого на съедение дедушку, ощущал запах костра и острый аромат приправы! Ему казалось, что он сам, рыжий ослик, привязан к дереву, а вокруг кровожадные рожи.

— Но почему бы не договориться? — пытался убедить себя Шухлик. — Обменять дедушку Олима на картошку или бананы!

— Увы, напрасны переговоры с голодными людоедами! — пресёк его надежды Диван-биби. — Ничего не хотели в обмен. Твой дедушка, бесстрашный осёл Буррито, даже себя предлагал! Но людоеды нас осмеяли. "Мы же не ослоеды!" — орали они, стараясь между делом сшибить меня камнем.

Дивана-биби тоже, видимо, разволновали воспоминания.

— Собрал я все свои силы, всю свою веру! — возвысил дайди голос. — Крошку за крошкой, крупицу а крупицей, как в голодный год подбирают последние колосья с поля! И громко приказал дедушке Олиму подняться в воздух и следовать за нами. Но его так крепко привязали, что взлетел он вместе с платаном, лишив людоедов не только обеда, но и священного дерева.

— У-ф-ф! — отдышался ослик. — Какой счастливый конец!

— Пожалуй, это только начало, — улыбнулся Диван- биби. — Как видишь, платан укоренился рядом с моей кибиткой, став стержнем, или позвоночником, будущего сада Багишамал.

Дайди провёл рукой по стволу и легонько постучался, как в дверь гостеприимного дома, где ему всегда рады. Показалось, что дерево признательно вздохнуло, как огромная собака, которую хозяин погладил и почесал за ухом.

— Кстати, учёный дедушка Олим так и не поверил в летающего осла! — рассмеялся Диван-биби. — А людоедов на гавайском острове принял за кошмарный сон, хотя я подарил ему верёвку, которой его привязали к дереву. "Да мало ли что за верёвка! — возмущался дедушка. — Что она доказывает? Уверен, это лженаучная верёвка!" Ему так легче жилось. Когда ничего не перечило его любимой науке, дедушка Олим чувствовал себя вполне счастливым. У каждого своё счастье, как и своя лень. Как говорится, кому счастье, а кому ненастье!

Диван-биби погрустнел, будто над головой его задержалась тучка, а лицо занавесил дождь.

— Знаешь ли, когда хоронили дедушку Олима, мир его праху, — поклонился дайди земле, — я увидел высеченные на могильных камнях годы жизни усопших. И глазам своим не поверил! Получалось, что на кладбище — одни младенцы и дети, не старше десяти лет!

Что же стряслось в этом маленьком селении? Эпидемия? Землетрясение?!

"Бог с тобой, внучок, — отвечала мне бабушка. — Какие младенцы? В наших местах все долгожители. Твоему дедушке Олиму исполнилось девяносто девять! А теперь погляди, что выбито на камне, который он сам приготовил незадолго до смерти!"

Я слова не мог вымолвить и стоял ошеломленный. "Здесь нет ошибки, — вздохнула бабушка, опираясь на мою руку. — У нас в кишлаке такой старинный обычай — на могильных камнях выбивают только годы, прожитые в счастье. Вот видишь, у дедушки Олима за девяносто девять лет жизни набралось семь счастливых. И это не так уж и мало! — закивала она головой. — У многих, посмотри, всего — го несколько месяцев полной и радостной жизни. А всё остальное время — какая-то пустота, непонятно что. Так, существование!"

Когда мы возвращались с кладбища, пели птицы, стрекотали цикады, цвели деревья, налетал свежий ветерок, и мир был переполнен жизнью. Тогда я сказал себе, что каждый миг этой жизни, горестный или весёлый, — всё равно счастье!

Моя маленькая бабушка шла рядом, держа меня под руку, и тихо улыбалась. Я понял, что она вспоминает дедушку Олима. Видит его лицо, слышит его голос. "Он часто рассказывал о полёте на белом осле! — посмотрела на меня бабушка снизу вверх светлыми глазами. — О людоедах, о возвращении на платане! Нет-нет, он ни во что так и не поверил, но говорил, что это был один из самых счастливых дней его жизни.

Представляешь! — хохотал Олим. — Нас, вероятно, принимали за НЛО! А я всегда утверждал, что никаких НЛО не существует в природе! Всё это атмосферные явления — игра облаков и преломление солнечного света. Как, впрочем, и сам белый осёл! — Бабушка всхлипнула. — Да я с ним и не спорила. О чём, внучок, спорить-то, когда у меня на заднем дворе в покинутой летающей тарелке — оранжерея с одного бока, а с другого — курятник. Олим бывало удивлялся, какие яйца наши куры несут, не меньше страу-синых. Любил он яичницу". — И бабушка, обняв меня, горько заплакала.

Много ли, думал я, наберётся счастливых дней у моей бабушки? Возможно, и не так уж мало! Она всю жизнь любила дедушку Олима. И до сих пор любовь в её душе. А где любовь, там счастье рядом…

Дайди Диван-биби дунул, и тучка, что висела над его головой, рассеялась. Он огляделся, будто проверял, все ли на месте, и подмигнул рыжему ослику:

— Так что, уважаемый садовник, ваш дедушка Буррито был неопознанным летающим ослом! Короче — НЛО! По-моему, хорошая, достойная судьба. Мы с ним дружили много лет. И этот богатырский платан любил его, как сына. Верно?

И дайди запрокинул голову, прислушиваясь к мелодичному лиственному перезвону. Как будто некто невидимый в обширной кроне платана тихо перебирал нежные струны.

Огромная Cекунда жизни

— А он был счастлив? — спросил Шухлик. — Мой де душка.

Дайди подвёл его к холмику, заросшему белыми лилиями.

— Вот здесь покоится Буррито — один из самых счастливых ослов в мире. До конца дней своих он летал, как птица. Даже когда совсем одряхлел, перемахивал потихоньку с ветки на ветку, забираясь на вершину платана, откуда подолгу любовался садом и окрестной пустыней. Ты можешь гордиться таким ослом-дедушкой!

Шухлик понюхал белые лилии.

Они едва заметно трепетали — вот-вот вспорхнут и разлетятся по ночному саду, как светлячки.

"О, как прекрасно парить в воздухе, глядя на звёзды! — мечтал рыжий ослик. — Или мчаться, взмахивая ушами и крутя хвостом, по крутому небосводу к восходящему солнцу! Жалко, что мы с дедушкой Буррито не знали друг друга. Возможно, он научил бы меня летать!"

Диван-биби потрепал Шухлика по спине:

— У вас есть много общего. Если ясно представишь себе, каким именно хочешь стать, — всё обязательно получится! Ты знаешь, любезный, что такое счастье?

"Может быть, — рассудил ослик, — счастье — это когда все хорошие части вместе, — душа, и разум, и тело. Ты цельный, но ощущаешь себя маленькой частью громадного мира. Ни ты без него, ни он без тебя!"

Так Шухлик подумал, но высказать постеснялся — слишком заумно и туманно.

Однако дайди всё равно услышал.

— Почему бы и нет? На счастье множество взглядов. — И он широко развёл руки, показывая, сколько. — Для кого-то это — просто покой, довольство и благополучие. Жизнь без горя, смут и тревоги. Для одних счастье дороже любого богатства. А другие считают, что только в богатстве и есть счастье. Ищут его, дурацкое своё счастье, за горами, за морями. Хотя, если честно, оно совсем рядом — в наших душах.

Дайди заглянул Шухлику в глаза, будто проверяя, как там, на ослиной душе, есть ли признаки счастья.

— Истинное счастье — это радость от каждой секунды жизни! — вдруг подпрыгнул дайди, словно кузнечик. — Радость, которая в тебе самом и вокруг тебя, как сад Багишамал. А платан, слышишь, позванивает, отсчитывая секунды твоей жизни, то есть твоего счастья.

И они постояли молча, прислушиваясь к этому тихому лиственному перезвону.

О, как быстро убегают секунды жизни! Точно так же, как и секунды счастья! Хотелось бы растянуть, прочувствовать каждую. Разглядеть её со всех сторон.