Семь лет в Тибете - Харрер Генри - Страница 41

В городах и монастырях могли сделать прививку от оспы, но никакие другие виды уколов не практиковались. Из-за недостаточных профилактических мероприятий во время эпидемий много людей умирали понапрасну. Тибет спасал сухой климат и чистый горный воздух, но повсеместная грязь и отвратительные санитарные условия открывали дорогу катастрофическим напастям. Мы постоянно доказывали необходимость улучшения санитарии и придумали систему стоков для Лхасы. Но на нашем пути стояли суеверия. Мы обнаружили, что люди больше доверяли лечению наложением рук и верой, нежели помощи монахов из медицинских школ. Ламы часто смазывали пациентов своей святой слюной. Иногда цампу, масло и мочу какого-либо святого замешивали в жидкую грязь и делали из нее компресс. Деревянные молитвенные таблички, опущенные в святую воду и наложенные затем на больное место, никому не приносили вреда — впрочем, пользы тоже. Нет лучшего лекарства от любой болезни, считали тибетцы, чем какие-нибудь предметы, принадлежавшие далай-ламе. Знатные люди с гордостью показывали мне кусочки мощей тринадцатого далай-ламы, аккуратно зашитые в маленькие шелковые мешочки. Как бывший фаворит, Царонг имел множество личных предметов, принадлежавших далай-ламе. Меня удивляло, что Царонг и его сын, получившие образование в Индии, столь серьезно относились к этим реликвиям.

Многие мужчины и женщины строили свою жизнь, ориентируясь на гадания и гороскопы. На улицах Лхасы маленькие старушки, скрючившись, сидели вдоль Дороги паломников и за небольшую плату предсказывали судьбу. Они спрашивали день вашего рождения и делали некие вычисления с помощью четок, после чего вы отправляетесь дальше, успокоенные надеждой на благоприятное будущее. Тибетцы глубоко верили в пророчества лам и реинкарнацию. Никто ничего не предпринимал, не изучив предзнаменования: не отправлялся в паломничество, не открывал новый офис, не убедившись, что это сделано именно в счастливый день.

Раньше в Лхасе жил очень знаменитый лама. План его визитов и консультаций расписывался на месяцы вперед. Со своими учениками лама переезжал с места на место, и всюду его радушно принимали. Пациенты щедро одаривали его, обеспечивая ему и свите весьма комфортабельную жизнь. Репутация ламы была настолько высока, что даже господин Фокс, радист английского представительства, много лет страдавший подагрой, договорился о встрече с ним. Однако бедный Фокс не дождался «святого»: тот умер, не успев облагодетельствовать англичанина.

Сначала старый лама был простым монахом. Проучившись двадцать лет в одном из величайших монастырей, он с успехом сдал экзамены и стал затворником на некоторое время. Жил в одной из многочисленных келий — в них монахи поселялись на период медитации, многие просили учеников замуровать их там и питались только цампой и чаем. Наш монах прославился праведной жизнью, принимал одну лишь вегетарианскую пищу, отказывался даже от яиц. Рассказывали, что он никогда не спал и не пользовался кроватью. Последнее я могу подтвердить, поскольку однажды провел с ним три дня. Говорят, он также творил чудеса. Однажды его четки загорелись от сильнейшего излучения его же руки. Городу Лхасе он подарил позолоченную статую Будды, создание которой оплатил из даров и подношений, полученных от пациентов и почитателей.

В Тибете лишь одна женщина считалась реинкарнированной. Звали ее Свинья-Громовержец. Я часто встречался с ней на различных церемониях в Паркхоре. В то время она была незаметной студенткой лет шестнадцати в монашеской одежде, но при этом самой святой женщиной Тибета. Где бы ее люди ни встречали, везде просили благословения. Позже она стала настоятельницей монастыря у озера Ямдрок.

Лхаса всегда полнилась слухами и историями о святых монашках и ламах. При возможности я бы с удовольствием изучил творимые ими чудеса. Но не следует с иронией относиться к верованиям других людей. Тибетцев их религия делала вполне счастливыми. Они никогда не пытались обратить Ауфшнайтера или меня в свою веру. Мы же удовлетворялись изучением их обычаев, посещением монастырей в качестве наблюдателей и повсеместным подношением белых шарфов согласно требованиям местного этикета.

Глава 11. ЖИЗНЬ В ЛХАСЕ. Продолжение

Простые люди обращались к предсказателям и ламам за советом по поводу повседневной жизни, а правительство консультировалось с Государственным оракулом перед принятием важного решения. Однажды я попросил своего друга Вангдулу взять меня на такую официальную консультацию, и вот в одно прекрасное утро мы направились в монастырь Нечунг. В то время оракулом был один восемнадцатилетний монах.

Парень воспитывался в простой семье, но благодаря своему дару медиума привлек к себе большое внимание. Работая, он выглядел не столь эффектно, как его предшественник (который участвовал в выявлении нынешнего далай-ламы), однако подавал большие надежды. Я часто размышлял над тем, как ему удавалось так быстро впадать в транс перед большим числом собравшихся: то ли благодаря неслыханной концентрации воли, то ли с помощью наркотиков или других лекарственных средств. Чтобы стать оракулом, монаху следовало временно отделить свою душу от тела; божество храма завладело ею и вещало устами ее хозяина. Тибетцы, включая Вангдулу, свято в это верили.

Мы с Вангдулой говорили о медиумах в течение пяти часов, пока ехали в храм. У ворот последнего слышалась глухая, устрашающая музыка. Внутри перед нами предстало ужасное зрелище. С каждой стены на нас взирали искаженные гримасами физиономии. Дыхание перехватывало от удушающего запаха благовоний. Молодого монаха недавно привели из кельи. На его груди висело круглое железное зеркало. Помощники облачили парня в пестрые шелковые одежды и усадили на трон. Затем все отступили на несколько шагов. Воцарившуюся тишину нарушала только печальная музыка. Оракул начал концентрироваться. Я внимательно следил за ним, не сводя глаз с лица. От меня не ускользнуло ни одно его движение. Создавалось впечатление, что жизнь покидала юношу. Он застыл совершенно неподвижно, будто окаменел. И внезапно, словно от удара молнии, оракул изогнулся дугой и наклонился вперед. Зрители затаили дыхание: в парня вселился бог! Медиум задрожал всем телом, капли пота выступили на лбу. Слуги бросились к нему и водрузили на голову фантастически огромную шляпу, настолько тяжелую, что ее несли два человека. Под весом чудовищной митры хрупкое тело. юноши еще глубже вдавилось в подушки трона. Оракулы обычно умирают молодыми, и неудивительно, подумал я. Их убивает физическая и нервная перегрузка.

Тело медиума тряслось. Из-за тяжести шляпы голова раскачивалась из стороны в сторону, глаза вылезали из орбит. Лицо опухло и покрылось красными пятнами. Сквозь зубы прорывались шипящие звуки. Внезапно монах вскочил. Слуги бросились к нему, но он ускользнул от них и под стонущие звуки гобоев начал вращаться в странном экзотическом танце. Тишину храма нарушала только музыка, стоны и скрип зубов оракула. Он начал ударять в блестящее зеркало на груди огромным кольцом на большом пальце. Вспоминался бой барабана. Парень вращался не сгибаясь, словно забыв об митре. Помощники наполнили его руки ячменем, который он принялся бросать в преисполненных благоговением зрителей. Все низко склонились. Я испугался: вдруг во мне признают чужака?! Медиум успокоился. Слуги быстро схватили его, а министр кабинета подошел и накинул ему на голову шарф. Затем чиновник начал задавать заранее подготовленные вопросы о назначении губернатора, выявлении новой реинкарнации, о проблемах войны и мира. Оракула попросили ответить. Часто приходилось спрашивать парня несколько раз, прежде чем он начинал что-то бормотать. Я старался разобрать хоть отдельные слова, но до меня доходили только звуки. Министр напряженно пытался понять смысл речей предсказателя, а старый монах тут же записывал их, чему прекрасно научился, служа секретарем у прежнего оракула. Я не мог избавиться от назойливой мысли: возможно, настоящий оракул здесь — не несчастный юноша, а именно этот секретарь. Записанные им советы гадальщика, несмотря на их расплывчатость, определяли будущие решения кабинета, освобождая последний от тяжелого груза ответственности. Если предсказатель постоянно давал только негодные рекомендации, с ним поступали просто — освобождали от должности. Я не находил тут логики. Глаголал ли все-таки бог устами прорицателя или нет?