Семь лет в Тибете - Харрер Генри - Страница 26

Наш друг монах еще не прибыл. Путешествуя верхом, он, вероятно, отправился в путь, позволив себе прежде хорошо выспаться.

Мы начали осторожно присматривать жилье для нас и тут познакомились с молодым лейтенантом, который любезно уступил нам свою комнату, поскольку собирался уехать после полудня. В окрестных селениях он собирал деньги для армии. Мы рискнули попросить его прихватить нашу поклажу с собой, естественно, за отдельную плату. Он сразу же согласился, и несколькими часами позже мы шествовали в хорошем расположении духа за его караваном прочь из Дечена.

Но радость оказалась преждевременной. Около последних домов деревни кто-то окликнул нас. Обернувшись, мы увидели важного джентльмена в богатой шелковой одежде. В нем легко узнавался бонпо. Вежливо, по властно он поинтересовался, откуда мы пришли и куда направляемся. Нас спасла только смекалка. Уважительно раскланявшись, мы сказали, что отправились на короткую прогулку, а все наши бумаги остались дома. Возвратившись назад, мы с нетерпением будем ждать встречи с его превосходительством. Трюк удался, и мы отправились дальше.

Вокруг простирался весенний пейзаж. По мере продвижения вперед пастбища становились более зелеными. На плантациях щебетали птицы, и нам было жарко в дубленках, хотя на дворе стояла лишь середина января.

До Лхасы оставалось всего три дня пути. В этом районе в качестве транспортных средств использовались различные животные: ослы, лошади, коровы и быки. Яки встречались лишь в составе караванов, ибо у местных жителей не хватало пастбищ для их выпаса. Повсюду мы видели крестьян, занимающихся ирригацией полей: останься до весенних дождей земля сухой — ее сдует ветром. Часто требуется труд многих поколений, чтобы постоянное орошение сделало почву плодородной. Здесь слишком мало снега для защиты озимых, и крестьяне собирают лишь один урожай в год. Высота 16 000 футов над уровнем моря также оказывает большое влияние на методы землепользования. На такой высоте произрастает только ячмень, а крестьяне являются наполовину кочевниками. В некоторых районах ячмень созревает за 60 дней.

Долина Толунг, по которой мы теперь шли, находилась на высоте 12 000 футов над уровнем моря. Здесь выращивали корнеплоды, картофель и горчицу.

Последнюю ночь перед прибытием в Лхасу мы провели в крестьянском доме. Ничто не могло сравниться по красоте со стилизованными деревянными зданиями Кийронга. В этих же местах дерево было редкостью. Из мебели в жилищах имелись только маленькие столы и кровати. Дома строились из глиняных кирпичей, без окон. Свет проникал лишь через дверь и дымовое отверстие в потолке.

Мы остановились у зажиточных крестьян. Они обрабатывали землю помещика, отдавая ему большую часть урожая, а остаток забирали себе. Двое из сыновей наших хозяев трудились наравне с родителями, а третий собирался стать монахом и бездельничал. Семья держала коров, лошадей, домашнюю птицу и свиней. Последних я впервые видел в Тибете. Здесь их не откармливают, животные находят пищу сами, в частности едят отбросы.

Мы провели беспокойную ночь, обдумывая следующий день, который должен был определить паше будущее. Главный вопрос заключался в следующем: если нам удастся проникнуть в город, позволят ли нам остаться там? У нас кончились деньги. Как нам при этом жить дальше? А наш вид!

Ну просто бродяги из Чангтанга, а не европейцы. Поверх запятнанных полотняных штанов и изодранных рубашек мы носили очень обтрепанные дубленки. Ауфшнайтер ходил в полуразвалившихся индийских армейских ботинках, да и моя обувь смотрелась не лучше. Наверное, босиком мы выглядели бы приличнее. А наиболее шокировало аборигенов следующее. Подобно монголам, тибетцы не имеют волос на лице и теле, мы же давно не брились и безобразно обросли. Нас часто принимали за казахов, выходцев из Центральной Азии, группами приезжавших во время войны в Тибет со своими семьями и скотом, а затем растекавшихся по стране. Тибетская армия стремилась депортировать их в Индию. Казахи обычно светлокожи, голубоглазы и бородаты. Мы походили на них, чем объяснялось холодное отношение к нам многих кочевников.

Преобразиться перед прибытием в Лхасу возможным не представлялась. Даже имей мы деньги, где купили бы новую одежду?

В деревне Напгце лейтенант покинул нас, уехав в Лхасу. Он выделил нам корову и слугу. После расчетов с офицером паше «состояние» составляли полторы рупии и последний кусочек золота, зашитый в одежду. Поторговавшись с хозяином своего жилья о цене транспортивки багажа, мы решили в крайнем случае оставить вещи тут. Среди них, кроме дневников, заметок и карт, не было ничего ценного. Нас ничто не удерживало.

Глава 7. ЗАПРЕТНЫЙ ГОРОД

15 января 1946 года начался наш главный поход. Из Толунга мы попали в широкую долину Кийчу. За очередным поворотом нам открылись сверкающие в отдалении позолоченные крыши Поталы, зимней резиденции далай-ламы, самого знаменитого дворца Лхасы. Мы чувствовали себя вознагражденными за все страдания. Нас так и подмывало упасть на колени по примеру паломников и коснуться челом земли. Покинув Кийронг, мы покрыли более шестисот миль, лелея мечту увидеть Священный город. Находясь в пути семьдесят дней и отдыхая только пять из них, в среднем мы проходили около десяти миль в день. На преодоление Чангтаига нам потребовалось сорок пять дней, полных лишений, борьбы с морозом, голодом и опасностями. Теперь, когда мы любовались на золотые шпили, пережитые трудности казались ерундой. Еще шесть миль — и мы достигнем цели!

Мы присели у пирамид из камней, которые сюда клали паломники в честь первой своей встречи с Лхасой. Наш погонщик тоже выполнил этот обряд. Продолжив путь, мы вскоре достигли Шингдонгки, последней деревни перед Лхасой. Погонщик отказался идти дальше, но нас уже ничто не могло остановить. Мы отыскали бонпо и спокойно заявили ему, будто являемся представителями важной иностранной персоны, чей эскорт приближается к Лхасе, а пас послали вперед найти для нашего господина соответствующее место проживания. Бонпо поверил и выделил нам осла и погонщика. Спустя годы над этой историей смеялись многие здешние чиновники, даже члены совета министров. Тибетцы очень гордятся своей системой самоизоляции. Они сочли наш метод преодоления всех преград не просто заслуживающим внимания, но и весьма забавным. В итоге мы только выиграли, поскольку тибетцы очень любят посмеяться.

Входя в город, мы затерялись в толпе паломников и караванщиков. Навстречу попадались палатки, где продавались различные деликатесы — сладости, белый хлеб и другие лакомства. От их вида у нас аж слезы на глазах наворачивались. Но денег не было. Последнюю рупию пришлось отдать погонщику.

Вскоре мы начали узнавать достопримечательности Лхасы, о которых так много читали. Вон гора Чагпори — на ней расположена одна из двух самых знаменитых тибетских медицинских школ. А вот — Дребунг, величайший в мире монастырь, приютивший десять тысяч монахов, настоящий город в городе, с огромным количеством каменных зданий и бесчисленными золотыми шпилями святых храмов. Немного ниже, на террасах — Нечунг, еще один монастырь, в течение столетий оберегающий главную тайну страны. Здесь людям является божество-хранитель, чьи секретные заповеди определяют судьбу Тибета. Перед принятием важного решения правительство обращается к нему за советом.

Нам еще предстояло пройти несколько миль, и на каждом шагу мы открывали для себя что-нибудь новое. Вблизи простирались широкие, хорошо ухоженные, окруженные ивами луга — пастбища коней далай-ламы.

Примерно с час мы шли вдоль высокой каменной степы, за которой, как нам рассказали, находился дворец Бога-Короля. Затем мы миновали Британскую дипломатическую миссию, расположенную за пределами города и почти скрытую в тени ив. Погонщик сначала повернул в сторону миссии, считая ее целью нашего путешествия. Пришлось долго доказывать парню, что надо идти прямо. На самом деле мы сами па секунду усомнились, не стоит ли нам отправиться к англичанам, но воспоминания о лагере для военнопленных заставили отказаться от этой мысли. В конце концов мы находились в Тибете, и именно на гостеприимство тибетцев нам и следовало рассчитывать.