Рассказы, сценки, наброски - Хармс Даниил Иванович - Страница 3

«Ну?» – говорит волшебница. А человек небольшого роста стоит и молчит. Волшебница исчезла. Тут человек небольшого роста начал плакать и кусать себе ногти. Сначала на руках ногти сгрыз, а потом на ногах.

Читатель, вдумайся в эту басню, и тебе станет не по себе.

19… год

Даниил Иванович Хармс

Два человека разговорились. Причем один человек заикался на гласных, а другой на гласных и согласных.

Когда они кончили говорить, стало очень приятно – будто потушили примус.

19… год

Даниил Иванович Хармс

Антон Гаврилович Немецкий бегает в халате по комнате. Он размахивает коробочкой, показывает на нее пальцем и очень, очень рад.

Антон Гаврилович звонит в колокольчик, входит слуга и приносит кадку с землей.

Антон Гаврилович достает из коробочки боб и сажает его в кадку. Сам же Антон Гаврилович делает руками замечательные движения. Из кадки растет дерево.

1931 год

Даниил Иванович Хармс

Антон Михайлович плюнул, сказал «эх», опять плюнул, опять сказал «эх», опять плюнул, опять сказал «эх» и ушел. И Бог с ним. Расскажу лучше про Илью Павловича.

Илья Павлович родился в 1883 году в Константинополе. Еще маленьким мальчиком его перевезли в Петербург, и тут он окончил немецкую школу на Кирочной улице. Потом он служил в каком-то магазине, потом ещё чего-то делал, а в начале революции эмигрировал за границу. Ну и Бог с ним. Я лучше расскажу про Анну Игнатьевну.

Но про Анну Игнатьевну рассказать не так-то просто. Во-первых, я о ней почти ничего не знаю, а во-вторых, я сейчас упал со стула и забыл, о чем собирался рассказывать. Я лучше расскажу о себе.

Я высокого роста, неглупый, одеваюсь изящно и со вкусом, не пью, на скачки не хожу, но к дамам тянусь. И дамы не избегают меня. Даже любят, когда я с ними гуляю. Серафима Измайловна неоднократно приглашала меня к себе, и Зинаида Яковлевна тоже говорила, что она всегда рада меня видеть. Но вот с Мариной Петровной у меня вышел забавный случай, о котором я и хочу рассказать. Случай вполне обыкновенный, но все же забавный, ибо Марина Петровна благодаря мне совершенно облысела, как ладонь. Случилось это так: пришел я однажды к Марине Петровне, а она трах! – и облысела. Вот и все.

9—10 июня 1941 года

Даниил Иванович Хармс

Григорьев (ударяя Семёнова по морде)

Вот вам и зима настала. Пора печи топить. Как по-вашему?

Семёнов

По-моему, если отнестись серьезно к вашему замечанию, то, пожалуй, действительно, пора затопить печку.

Григорьев (ударяя Семёнова по морде)

А как по-вашему, зима в этом году будет холодная или тёплая?

Семёнов

Пожалуй, судя по тому, что лето было дождливое, то зима всегда холодная.

Григорьев (ударяя Семёнова по морде)

А вот мне никогда не бывает холодно.

Семёнов

Это совершенно правильно, что вы говорите, что вам не бывает холодно. У вас такая натура.

Григорьев (ударяя Семёнова по морде)

Я не зябну.

Семёнов

Ох!

Григорьев (ударяя Семёнова по морде)

Что ох?

Семёнов (держась за щеку)

Ох! Лицо болит!

Григорьев

Почему болит?

и с этими словами хвать Семёнова по морде

Семёнов (падая со стула)

Ох! Сам не знаю!

Григорьев (ударяя Семёнова ногой по морде)

У меня ничего не болит.

Семёнов

Я тебя, сукин сын, отучу драться.

пробует встать

Григорьев (ударяя Семёнова по морде)

Тоже, учитель нашелся!

Семёнов (валится на спину)

Сволочь паршивая!

Григорьев

Ну ты, выбирай выражения полегче!

Семёнов (силясь подняться)

Я, брат, долго терпел. Но хватит.

Григорьев (ударяя Семёнова каблуком по морде)

Говори, говори! Послушаем.

Семёнов (валится на спину)

Ох!…

19… год

Даниил Иванович Хармс

Мышину сказали:

– Эй, Мышин, вставай!

Мышин сказал:

– Не встану,– и продолжал лежать на полу.

Тогда к Мышину подошел Калугин и сказал:

– Если ты, Мышин, не встанешь, я тебя заставлю встать.

– Нет,– сказал Мышин, продолжая лежать на полу.

К Мышину подошла Селизнева и сказала:

– Вы, Мышин, вечно валяетесь на полу в коридоре и мешаете нам ходить взад и вперед.

– Мешал и буду мешать,– сказал Мышин.

– Ну, знаете,– сказал Коршунов, но его перебил Калугин и сказал:

– Да чего тут долго разговаривать! Звоните в милицию.

Позвонили в милицию и вызвали милиционера.

Через полчаса пришел милиционер с дворником.

– Чего у вас тут? – спросил милиционер.

– Полюбуйтесь,– сказал Коршунов, но его перебил Калугин и сказал:

– Вот. Этот гражданин все время лежит тут на полу и мешает нам ходить по коридору. Мы его и так и этак…

Но тут Калугина перебила Селизнева и сказала:

– Мы его просили уйти, а он не уходит.

– Да,– сказал Коршунов.

Милиционер подошел к Мышину.

– Вы, гражданин, зачем тут лежите? – сказал милиционер.

– Отдыхаю,– сказал Мышин.

– Здесь, гражданин, отдыхать не годится,– сказал милиционер. – Вы где, гражданин, живете?

– Тут,– сказал Мышин.

– Где ваша комната? – спросил милиционер.

– Он прописан в нашей квартире, а комнаты не имеет,– сказал Калугин.

– Обождите, гражданин,– сказал милиционер,– я сейчас с ним говорю. Гражданин, где вы спите?

– Тут,– сказал Мышин.

– Позвольте,– сказал Коршунов, но его перебил Калугин и сказал:

– Он даже кровати не имеет и валяется на голом полу.

– Они давно на него жалуются,– сказал дворник.

– Совершенно невозможно ходить по коридору,– сказала Селизнева. – Я не могу вечно шагать через мужчину. А он нарочно ноги вытянет, да ещё руки вытянет, да ещё на спину ляжет и глядит. Я с работы усталая прихожу, мне отдых нужен.

– Присовокупляю,– сказал Коршунов, но его перебил Калугин и сказал:

– Он и ночью здесь лежит. Об него в темноте все спотыкаются. Я через него одеяло свое разорвал.

Селизнева сказала:

– У него вечно из кармана какие-то гвозди вываливаются. Невозможно по коридору босой ходить, того и гляди ногу напорешь.

– Они давеча хотели его керосином пожечь,– сказал дворник.