Ведьмин Яр - Пехов Алексей Юрьевич - Страница 3

Его тяжелый взгляд уперся в меня, но я лишь осторожно ответил:

— Такое случается. Кто-то пострадал?

— Нет. Но страху натерпелись. Город в ужасе. Многие боятся выходить за пределы стен.

Особого ужаса я не заметил, но мэру виднее.

— Что-то заставило мертвых подняться, господин ван Нормайенн. И всей городской управе очень бы хотелось, чтобы в Вионе все стало тихо. Как прежде.

На улице грохотал гром. Сухо, с надрывом, словно пушки на поле боя. Я отпил вина, исключительно в порядке вежливости, и поднял глаза на напряженные лица:

— У вас происходит пляска смерти. На кладбище со святой землей. А что же Псы Господни? Это их работа. Не моя.

— Инквизитор сейчас в отъезде. А вы — страж душ.

— Это немного разные вещи, — с сожалением покачал я головой. — Но я посмотрю, что можно сделать, и попробую вам помочь.

— Замечательно. Город в долгу не останется.

— Нисколько в этом не сомневаюсь.

Еще бы они мне не заплатили, когда скелеты пляшут возле изгороди «Две коробочки» или «Пастуший танец».

— В последнее время в городе происходило еще что-нибудь необычное?

— Необычнее totentanz? — невесело усмехнулся Отто Майер. — Не думаю.

— Крысы покинули город, — неожиданно сказал купец Подольски. — На моих торговых складах вот уже две недели ни одной серой твари, а раньше — кишели. И у конкурентов та же история.

— Уже что-то.

Хайн Хоффман, тонкогубый субъект в дорогой одежде, при шпаге и рубиновых пряжках ветерана лезербергской кампании, перестал изучать свой бокал с вином и сказал:

— Не только крысы ушли, почтенный Подольски. Не только… Душ и одушевленных тоже почти не стало. Вы должны это были заметить, господин ван Нормайенн.

Я помедлил, стараясь скрыть удивление:

— Видящие — большая редкость.

— Я не Видящий. — Он тоже помолчал. — Но вот моя жена обладает толикой такого дара. Конечно, не столь сильного, как у вас, стражей душ, но достаточного, чтобы иногда замечать тени, которые живут рядом с живыми. Она мне рассказала об изменениях в городе.

Я сделал себе заметку поговорить с какой-нибудь душой. В первую очередь с Проповедником. Он-то должен был хоть что-то почувствовать. По одному эти события выглядят не так чтобы важно, но все вместе, одновременно, заставляют задуматься.

Нечто происходит. Нечто непонятное и странное. Я чувствовал, как у меня сосет под ложечкой. Обычное состояние перед тем, как мне на голову рушатся неприятности. Стоило послать всех к черту и отправиться своей дорогой, благо я здесь проездом, но не по-людски это бросать целый город. К тому же Проповедник мне потом плешь проест. Он, несмотря на свой гнусный характер (из-за которого, кстати говоря, больше не жилец), — добрая душа и моя ходячая совесть, которую крайне тяжело заткнуть.

— Нужен ли вам аванс? — спросил мэр.

— Нет. Я не смогу назвать вам цену, пока не определю, в чем проблема. Когда понадобятся деньги, я сообщу.

— Какая-нибудь помощь?

— Если потребуется, я дам знать, — Я встал. — Спасибо за вино. Доброго вечера.

Они попрощались. В глазах троих была надежда. Купец смотрел с сомнением. Каноник мрачно. Он бы предпочел, чтобы с этим разбирались Псы Господни. Представьте себе, я тоже.

Дождь лил не переставая, вода текла по сточным канавам, пенилась в них, забирала с собой всю грязь с мостовых. Улицы были пустыми и пахли, несмотря на свежесть, все также едко и неприятно. Страх никуда не исчез. Лишь спрятался в закоулках, пережидая ненастье. Пока я добрался до постоялого двора, из меня можно было выжать пару морей и еще останется на несколько больших озер.

Когда я вошел внутрь и колокольчик звенькнул, привлекая внимание хозяйки, я сказал ей:

— Горячей воды, горячего вина, сухих полотенец и какой-нибудь еды. Все принесите в комнату.

Она наконец-то увидела звездчатый сапфир на рукояти кинжала, ее глаза округлились, и женщина разом повеселела:

— Сейчас все будет готово, господин Людвиг.

Вот так всегда. Часть людей боится таких, как я, из-за нашего дара видеть и уничтожать вольные души. Часть ненавидит. Но когда какая-нибудь озверевшая душа начнет вредить живым или еще что-то случается — я сразу становлюсь желанным гостем. Впрочем, чести ради, надо сказать, что большинство разумных людей относится к стражам душ вполне спокойно. В отличие от тех же Псов Господних мы приносим как можно меньше проблем.

Оставляя за собой огромные лужи, я вошел в комнату. Здесь кое-что изменилось. Проповедник валялся на моей кровати и слушал, как дождь барабанит по подоконнику. А за столом сидело пугало. Оно подняло на меня взгляд, кивнуло и не проронило ни слова. Быть может, не хотело разговаривать. А может, не умело. С одушевленными никогда ни в чем нельзя быть уверенным.

Хозяйка вместе с юной дочкой принесла мне полотенца и воду, конечно же не заметив других своих «постояльцев». Пугало тут же заинтересовалось девчонкой и не спускало с нее взгляда, пока та не ушла.

— Даже не думай, — сказал я ему ровным тоном.

Оно помедлило, опустило плечи, признавая мое право давать ему такие приказания, достало серп и начало очищать его от ржавчины. Я был рад, что мы решили кое-какие вопросы сразу.

Пока я менял одежду, вытирался и приводил себя в порядок, принесли еду.

— Почки, — сказал Проповедник мечтательно. — И фасоль с томатами.

Я отстегнул пояс с тяжелой пряжкой, бросил его вместе с кинжалом на кровать и пересказал им разговор в ратуше.

— Я ничего не чувствую, если ты к этому, — поднял руки в обезоруживающем жесте Проповедник, — Видит Бог, уже девять лет, совсем ничего.

Он рассмеялся, довольный собственной, неказистой шуткой, затем стал более серьезным и, размышляя, протянул:

— Все это, конечно, странно, Людвиг, но души могли уйти по множеству причин.

— Угу, — мрачно сказал я, орудуя вилкой и ножом. — Отправиться в паломничество к святым мощам. Куда-нибудь в Дискульте. Не мели чушь. Что-то произошло, и они сочли нужным уйти как можно дальше и быстрее. Город пуст — я чувствую это.

— Ну не так уж он и пуст. Помнишь того мальчишку на крыше?

— Предлагаешь мне в такую погоду лазать на уровне четвертого этажа?

— Упаси боже, сын мой. Чего доброго, ты свернешь себе шею, и тогда я точно помру со скуки.

Пугало в разговоре не участвовало. Оно точило серп.

К утру гроза закончилась, уползла на запад, уже не в силах даже ворчать. Выглянувшее из-за облаков солнце озарило мокрые алые крыши, приведя в восторг уличных голубей.

Проповедник и Пугало отсутствовали. Я быстро оделся, спустился вниз, отказался от завтрака и поспешил к западным воротам через толчею, которая здесь была из-за субботнего рынка, заполонившего весь городской центр. Запах страха был тут же, но гораздо более слабый, чем вчера. Он сменился тревожным ожиданием. Я видел и слышал, что люди обсуждают произошедшее накануне событие, поминутно крестясь и призывая святых заступников.

Они искренне полагали, что это защитит их от зла. Не буду преуменьшать силу божественной молитвы, даже если ее читает не клирик, а обычный человек, но у меня большие сомнения, что подобное средство поможет остановить следующую пляску смерти. Как говорится, раз уж начались танцы, то продолжаться они будут до бесконечности.

С танцами мертвецов в последний раз я встречался в кантоне Люс, когда в одной деревеньке скелеты ни с того ни с сего решили сплясать на Сретение, да еще затащить в свою пляску забаррикадировавшегося в церкви священника. Чем он им насолил, вот уж не знаю, но Псы Господни в два счета уложили «пациентов» в могилы. Сам я в подобном усмирении участия не принимал, хотя и имел необходимый опыт. Веселые скелеты — не моя основная работа. Я страж душ. Ловлю и уничтожаю тех, кто причиняет зло людям.

— Тебе следует расширить список своей охоты, — сказал появившийся Проповедник. — Души — божьи агнцы по сравнению с живыми. Вот уж кто причиняет зло друг другу в непередаваемых количествах.