Рыжая, шальная, любимая… - Хардвик Элизабет - Страница 16

Надо сказать, в течение сегодняшнего вечера Джолли пришлось пересмотреть свое отношение к Артуру. Вначале она была твердо уверена, что он не хочет этого брака, так как считает Жюля Лавернье недостойным своей матери, но теперь Джолли видела, что это не так. Скорее, наоборот. Его слова, его горькая интонация подсказывали девушке, что Артур Фергюсон не любит свою мать. Это стало для Джолли настоящим шоком. Как можно не любить мать?

А если и Мег не любит своего сына?

— Артур…

Он ничего не ответил, только поднял на нее свои синие глаза, и в этих глазах были смятение, грусть, еще что-то… Джолли робко улыбнулась, и вот тут Артур переменился в лице. Он вскочил и подошел к ней.

— Какого дьявола… Как ты это делаешь?!

— Я не понимаю…

— Каждый раз, когда ты улыбаешься… Я каждый раз еле удерживаюсь, чтобы не поцеловать тебя!

Джолли ахнула и хотела шагнуть назад, но было уже поздно. Сильные руки сомкнулись вокруг нее, и через секунду девушка уже погибала в объятиях Артура.

Она могла бы рассердиться. Что это, в конце концов, за ерунда! Не улыбаться, что ли, никогда в жизни? Но дело было в том, что она всей душой жаждала этих поцелуев, таяла в этих руках, желала большего и большего…

Она чувствовала, как ослабели ноги, но упасть не боялась — эти стальные руки держали ее крепко, так крепко, что она всем телом ощущала жар его кожи. Руки Артура нежно ласкали ее плечи, осторожно касались груди, возбуждающе поглаживали напряженные до боли соски…

Он оторвался от ее губ и склонил голову ниже, Теперь он целовал ее горло, ключицы, плечи, и горячее дыхание мужчины обжигало ее грудь.

Артур сам не верил тому, что происходит. Его пальцы стали действовать сами по себе. Они ловко и быстро расстегнули шелковую блузку девушки, обнажая ее грудь, а затем из груди Артура вырвался глухой стон. Нагота Джолли ошеломляла, ослепляла, словно солнце.

— Как ты прекрасна…

Он замолчал, потому что приник губами к этой нежной груди, целуя каждый дюйм матово-белой кожи, осторожно касаясь кончиком языка нежно-розовых сосков, чувствуя, как они каменеют под его ласками…

Джолли горела, ее трясло, словно в лихорадке, она так хотела этого мужчину, так хотела, что, скажи ей об этом кто-нибудь другой, сгорела бы от стыда, но не теперь. Теперь было только желание, только жар двух тел, только огонь, пожирающий ее изнутри. Она мечтала увидеть его наготу, хотела ласкать его так же, как он сейчас ласкал ее…

Ее тонкие пальчики коснулись пуговиц его рубашки, и в этот момент Артур со стоном стиснул оба ее запястья своей жесткой — и такой нежной — рукой.

— Это была плохая идея…

Теперь на смену страсти пришел жгучий стыд. Артур Фергюсон даже не смотрел на нее, когда протягивал растерзанную блузку. Джолли почувствовала, как румянец заливает не только щеки, но и все тело.

Что она делает?! За десять минут она почти разделась, а значит, на полное совращение Джолли Лавернье должно уйти не более четверти часа. Что он подумал о ней! Два часа назад она и видеть его не хотела, а теперь готова на все, хоть на столе в собственной кухне…

— Я, пожалуй, пойду, Джолли. Прости меня…

Он извиняется?!

Джолли была уверена, что никогда больше не сможет посмотреть ему в глаза. Какой стыд! Так целоваться, так ласкать, лежать в его объятиях почти обнаженной…

— Да. Пожалуй, так будет лучше…

Он кивнул, но с места не двинулся. Джолли не могла смотреть на него, но чувствовала его взгляд. Наконец она не выдержала.

— Пожалуйста, Артур! — Да-да. Сейчас. Я… я позвоню тебе завтра. Насчет матери.

Она надеялась, что он хочет позвонить по другому поводу.

Дурочка, несчастная дурочка, Джолли Лавернье, бестолковая Морковка, мечтающая — вот уж воистину! — о принце. Они с Артуром родились на разных планетах и жили в разных мирах, а встретились благодаря стечению обстоятельств, к тому же не слишком приятных для обоих. В другое время Артур и внимания на нее не обратил бы.

Она облизала пересохшие губы.

— Я думаю, будет лучше, если я перестану улыбаться в твоем присутствии.

Шуточка получилась так себе, но надо же как-то разрядить атмосферу. В конце концов, однажды Артур Фергюсон может стать ее сводным братом.

— Да. Ты права. Так я позвоню?

— Конечно. Я буду в ресторане в одиннадцать.

— Как некстати твой отец исчез. Занимался бы своим делом, тогда мы смогли бы нормально поговорить.

— Он скоро вернется, я уверена.

— Надеюсь. Ты абсолютно измотана.

Они разговаривали как-то судорожно, все еще избегая смотреть друг на друга, и это становилось невыносимым. Джолли уже мечтала, чтобы Артур поскорее ушел. Ей необходимо одиночество, надо обдумать то, что между ними едва не произошло. Господи, какой ужас!

Одно слегка утешало — Артур чувствовал себя не лучше.

Артур чувствовал себя отвратительно. Мир рушился, порядок уступал место хаосу, и он, Артур Фергюсон, ничего не мог с этим поделать.

Что с ним случилось? Да, Джолли очаровательна, особенно когда улыбается, но она вовсе не красавица, она маленькая, она рыжая, у нее веснушки на носу…

У нее такие веснушки!

— Я пошел. Запри за мною дверь, Мне не очень нравится мысль, что ты остаешься одна в этом огромном доме.

Бабушка!!! Боже, она ведь могла проснуться. Интересно, а что сказал бы на это Артур…

— Поверь, Артур, я вполне самостоятельна и могу ночевать в одиночестве. И вообще я уже могу отвечать за себя…

— Что-то я этого не заметил!

Началось. Гнев мгновенно вытеснил и чувство стыда, и чувство разочарования, и даже возбуждение после недавней сцены.

— Артур Фергюсон, я не сомневаюсь, что на свете найдется масса людей, которым интересно твое мнение, но я к ним не принадлежу, так уж получилось!

— Ты дверь не забудь запереть, самостоятельная!

Джолли захлопнула дверь за Артуром, едва дав ему пройти и больше не беспокоясь о бабушке. Ярость клокотала в крови. Как он смел намекать…

Внезапно она без сил прислонилась к двери. Как это произошло? Что это было? Артур Фергюсон был первым мужчиной на земле, видевшим ее обнаженную грудь, его пальцы так ласкали ее тело, как невозможно даже и представить, а его поцелуи…

Достаточно того, что она на них отвечала, словно обезумев и потеряв всякий стыд!

И он ни разу не улыбнулся. Нет, он не смеялся над ней, он вообще не умеет смеяться. Наверное, из-за матери.

Интересно, как она сможет завтра смотреть ему в глаза в ее присутствии?

Глава 8

Артур не ожидал ничего хорошего от этой встречи.

Бог с ней, с Мег, но Джолли…

Слово есть слово, и Артур позвонил матери, как и обещал, утром, то есть в то время, которое Мег Бранд считала утром, когда не снималась: в половине первого дня. Проработав долгие годы в театре, да к тому же снимаясь в телевизионных сериалах, Маргарет отвыкла вставать рано. Впрочем, сегодня ее голос звучал вполне удовлетворительно. Можно было даже сказать, что она была приветлива с Артуром.

Чего никак нельзя было сказать о нем самом.

Ночь, проведенная практически без сна, не прибавила ему хорошего настроения, голова болела, глаза слипались. Нет, никто и ничто не мешало ему заснуть по приезде домой, но едва Артур закрывал глаза, перед ним вставал образ рыжей Джолли Лавернье. Больше всего молодого человека раздражало то, что он никак не мог внятно объяснить самому себе, почему эта девица так привлекала его, а когда Артур Фергюсон не мог чего-то объяснить, он впадал в беспокойство и меланхолию.

Кроме того, полнейшей загадкой оставался эффект удушения, который на него оказывала улыбка Джолли.

Никогда в жизни он не имел дела с женщинами типа Джолли. Его избранницы обычно были красивы яркой, вызывающей красотой, обладали приличным счетом в банке, были ухожены, уверены в себе, независимы и уравновешенны.

Джолли Лавернье не подходила ни под одно из этих определений. Красавицей она становилась только когда улыбалась, а уравновешенной ее назвать не мог бы даже слепоглухонемой. Взять хоть то количество носовых платков, которые Артур на нее потратил!