Любовь решает все сама - Харди Мелина - Страница 25

– А я хочу, чтобы тебе было известно: если ты объявишься здесь снова с видом леди из старинного особняка, раздающей милостыню нуждающимся, я засуну тебя и твои деликатесы в…

Мелоди уперла в бока сжатые кулаки и стала нос к носу с Джеймсом.

– Да?

– А-а-а! – Джеймс махнул рукой, как будто отгонял мучившую его муху, и издал возглас отвращения. – Я противен сам себе! Мелоди, поезжай домой. И, пожалуйста, если приедешь сюда снова, то доставь мне удовольствие, удостоверься заранее, что меня здесь не будет. Мне не очень нравится моя манера поведения, когда я нахожусь вблизи от тебя.

– Хотела бы верить этому, но не верю, – грустно сказала она. – Ты считаешь, что я все делаю не так.

– Это не правда!

– Нет, это правда. Когда дело касается меня, ты для удобства не замечаешь того, что не подтверждает твое предвзятое мнение. Ты заранее вбил себе в голову, что я богатая, пустоголовая светская дамочка, скачущая поверху. Соответственно ты все внимание обращаешь на такие вещи, которые могут свидетельствовать о моих просчетах в суждениях, но никак не затрагивают моего уважения к тебе или твоему отцу.

– Какие это вещи? – горячо потребовал ответа Джеймс. – Приведи пример.

– Ты издевался надо мной из-за еды, купленной мною для Сета, лишь по той причине, что она несколько более экзотична, чем та, к которой он привык. Однако ты решил позабыть вечер, когда ты сам себя пригласил ко мне на ужин и в моем доме обошелся самой обыкновенной и неприхотливой едой. Фактически мы не раз обедали или ужинали вместе, пища всегда была простая, и ты ни разу не слышал, чтобы я жаловалась.

– Ради Бога, Мелоди, я говорю о более серьезных вещах, чем пища! Речь идет о жизненных принципах – о том, что мы с тобой говорим на разных языках, происходим из разных миров.

– Речь идет о нечестности, – заявила она. – В особенности о твоей нечестности. Ты скорее солжешь сам себе, чем посмеешь взглянуть в лицо правде обо мне.

Джеймс отступил на шаг, подозрительно глядя на Мелоди.

– Что эта чертовщина должна означать?

– Она означает, что для тебя безопаснее наклеить на меня ярлык скучной, богатой, достойной сожаления бабенки, чем признать, что я не подхожу под твои стереотипные, предубежденные, узколобые и несправедливые мерки.

– Ты забыла еще одно определение – «нелюбезные», – добавил Джеймс, когда Мелоди выпустила пар. – И ты забыла кое-что еще.

– Не знаю, о чем ты.

– Очень не правдоподобно, чтобы меня сексуально увлекла женщина того типа, который ты только что описала.

– Ничуть ты не увлечен, – печально ответила Мелоди, оскорбленная до глубины души тем, как Джеймс упомянул о совершенно особом вечере в ее жизни. – В этом-то все дело, неужели ты не понимаешь? Ты стоишь в стороне и выносишь суждения, вместо того чтобы проверить, правильны ли твои теории.

Он приблизился на шаг, затем еще ближе. Его голос превратился в отрывистый шепот.

– Как раз я проверил свои теории, например, когда мы занимались любовью. Я был склонен задуматься над последствиями, но ты поспешила меня осадить. – Джеймс впился в нее взглядом. – Я не единственный, кто не увлечен. Помнишь, что ты сказала, Мелоди? Не надо, мол, выдумывать что-то из ничего. Мы, мол, с тобой ни о чем не договаривались. Или нечто в этом роде.

– Помню, – ответила она резко. Джеймс преодолел последние несколько дюймов, разделявшие их, и взял ее лицо в ладони.

– И ты. разумеется, продумала каждое слово. Она безмолвно кивнула и закрыла глаза, с ужасом замечая, как ее гнев улегся и превратился в сожаление.

Не имеет смысла да и слишком поздно было бы утверждать иное. Он ясно дал понять, что не заинтересован в брачном союзе, хотя находит Мелоди желанной. Она же теперь знала, что не относится к тому типу женщин, которые удовлетворились бы жалкими крохами. Джеймса можно было бы заставить пойти на такой союз – и затем питаться его подаянием всю жизнь. Таких, как Мелоди, подобный вариант не устраивает. Ее девиз – все или ничего!

Мелоди чувствовала на губах его дыхание и знала: достаточно ей пошевелиться, и Джеймс прильнет к ней губами. Однако ей было ясно, что сейчас нельзя допускать поцелуев. Это было бы ошибкой. Но секунды уходили, Джеймс не делал попыток воспользоваться случаем, и Мелоди испытала разочарование, а вместе с ним – боль…

Ночь была полна голосов: прогудел морской паром, отваливая от пирса, – он уходил в рейс через пролив, волны били в мол, тихие звуки радио донеслись из проехавшей мимо машины. Однако все это заглушалось взволнованным тяжелым биением ее сердца.

Мелоди уже готова была вырваться и избавиться от гнетущего очарования, когда Джеймс заговорил.

– Посмотри на меня, Мелоди. Ничто не сдвинется с места, если ты не сделаешь следующий шаг. Захваченная врасплох его словами, она повиновалась – взглянула на Джеймса.

– Это уже лучше, – сказал он и преодолел разделявшее их микроскопическое пространство. Теперь последовал поцелуй, и Мелоди нашла, что он стоил любой цены, какую бы ей ни пришлось платить. Джеймс нежно держал ее лицо в ладонях, как истинный любовник. Его рот уговаривал, поддразнивал и соблазнял с такой убедительностью, что Мелоди не знала, откуда она берет силу, чтобы устоять на ногах.

Он разжег в ней невероятную страсть, и Мелоди охватила его за шею руками, прижалась к нему. Она была совершенно бессильна сдержать легкий стон наслаждения. Все ярко сверкающие звезды, что еще секунду назад прочно стояли на якоре в небесном океане, вдруг закрутились в колесе забвения. Глаза Мелоди вновь закрылись, ослепленные этим звездным светом, и вся она до последней косточки, до последнего мускула, до последнего малейшего очажка сопротивления растворилась в закручивающейся на гребне, гигантской волне экстаза.

Джеймс нигде больше не касался Мелоди. В этом не было нужды. Он все выразил языком и губами, воспламенил ее всю, затемнив сознание и убедив смотреть на острые углы жизненных проблем сквозь розовые очки. Неужели может быть правдой, что она значит для Джеймса больше, чем он готов признать?

Должно быть, интуиция подсказала ему, какой оборот принимают ее мысли, потому что он отстранился, но не резким движением, а понемногу, с медленной, рассчитанной жестокостью.

Мелоди не могла вынести утрату, потерю его мощного тепла, сладкого и дикого вкуса его рта. У нее снова вырвался стон. Она прильнула к нему сильнее, запустив пальцы в волосы и цепляясь за него отчаянно, как за жизнь. Но ей не было дано удержать Джеймса. Он преспокойно высвободился, и холодный зимний воздух обнял ее как бы вместо него, остудил губы и горло, наполнил сердце льдом.

И хотя луны не было, свет, лившийся из окон коттеджа, позволял Мелоди видеть его лицо. Кто бы мог подумать, что эти сурово сжатые, неулыбчивые губы способны выражать нежность и страсть? Однако как бы этот поцелуй ни воздействовал на Мелоди, он раздул и те угли, что тлели в душе у Джеймса.

– Никаких договоров, да? – издевался он.

Она не осмелилась отвечать, боясь, что голос сорвется и выдаст ее. К ее ужасу глаза наполнились слезами, губы задрожали. С единственным намерением избавить его от неприятного зрелища, когда она будет выглядеть полной идиоткой, Мелоди отшатнулась от Джеймса. Однако она не успела, очевидно, спрятать сверкнувшие слезы.

Рука его вытянулась и задержала Мелоди.

– Скажи мне, что я прав, – настаивал он, и неожиданно его голос утратил настойчивость. – Подтверди, что ты достаточно практична, чтобы не верить, будто такое поверхностное взаимное влечение, как между нами, может перерасти во что-то более глубокое. – По ее лицу сбежала одинокая слеза – Мелоди, – забормотал он торопливо, – я не понимаю, как ты можешь вводить себя в заблуждение, считая, будто из нас получится хорошая пара!

– Конечно, ты не понимаешь, – заплакала она. – Ты слеп и не видишь очевидное, уж не говоря о том, чтобы подумать и заглянуть в голову и сердце другого человека да узнать, что там происходит.

– Я не слеп, – возразил он. – Я просто реалист.