Северный полюс. Южный полюс - Амундсен Руаль Энгельберт Гравнинг - Страница 28

На наше счастье, дул сильный береговой ветер, ослаблявший давление льда. Мы как будто нашли подходящее укрытие и уже готовились закреплять тросы, как вдруг большая льдина площадью в акр и с острым торчащим концом, подобным тарану военного корабля, устремилась к «Рузвельту», и нам пришлось спешно менять позицию. Но не успели мы поставить судно в безопасное место, как вновь оказались под угрозой со стороны той же льдины. Казалось, она была наделена злобным нерасположением к нам и преследовала нас, словно ищейка. Мы снова переменили позицию, закрепили судно, и в конце концов угрожавшая нам льдина проплыла дальше на юг.

В ту солнечную ночь никто на борту не спал. Около 10 часов обломок айсберга, к которому был пришвартован «Рузвельт», пришел в движение под напором яростного ветра и прилива. В то время как вокруг нас кружились и толклись льдины, мы, не имея достаточно места для маневра, поспешно выбрали тросы и перешли на новое место – только затем, чтобы быть прогнанными и оттуда. Мы снова нашли место для укрытия, и снова были прогнаны. Третья попытка найти безопасное пристанище увенчалась успехом, но, прежде чем мы довели ее до конца, «Рузвельт» дважды садился носом на мель, застрял килем на отростке айсберга, а под натиском другого вдребезги разлетелись поручни на корме.

Суббота 29 августа – еще один день задержки. Я находил утешение в мыслях о моем маленьком сыне на далекой родине. Ему в этот день исполнилось 5 лет, и Перси, Мэтт и я – три его дружка – распили бутылку шампанского в его честь. «Роберт Пири-младший! Что вы сейчас поделываете у себя дома?» – думал я.

Следующий день, 30 августа, надо полагать, неизгладимо останется в памяти всех членов экспедиции. «Рузвельт» швыряло льдинами так, словно он был футбольным мячом. Игра началась около 4 часов утра. Я прилег у себя в каюте, пытаясь уснуть, – одежду я не снимал вот уже целую неделю. Мой отдых был прерван толчком такой силы, что я даже не успел подумать: «Что-то случилось», как уже лежал на палубе, накрененной на правый борт градусов на 12–15. Я подбежал, вернее сказать вскарабкался, к левому борту и увидел, что произошло. Большое ледяное поле, стремительно дрейфовавшее по течению, словно игрушку, подхватило сидевший на мели 1000-тонный айсберг, к которому мы были пришвартованы, и бросило его на «Рузвельт». Айсберг прошелся вскользь по левому борту, пробил большую дыру в каюте Марвина и налетел на другой айсберг, находившийся как раз за кормой, так что «Рузвельт», словно подмасленный, выскочил из зазора между ними.

Как только давление льда уменьшилось и судно выпрямилось, мы обнаружили, что трос, которым оно было пришвартовано к айсбергу с кормы, запутался в гребном винте. Действовать надо было незамедлительно. Мы привязали к тросу другой, потолще, и с помощью шпиля в конце концов распутали его.

Не успели мы опомниться, как огромный айсберг, проплывавший мимо, сам собой раскололся надвое, и глыба 25–30 футов в диаметре отвалилась в сторону «Рузвельта» и рухнула в воду в каком-нибудь футе или двух от его борта. «Айсберги справа, айсберги слева, айсберги сверху», – сказал кто-то, едва мы перевели дух, дивясь столь чудесному избавлению от грозившей нам опасности.

Корабль был теперь в полной власти дрейфующего льда и под давлением пака стал снова крениться на правый борт. Я понял, что если «Рузвельт» окажется оттесненным еще дальше к берегу, нам придется выгрузить значительную часть угля, чтобы снять его с мели, а потому решил взорвать лед динамитом.

Я велел Бартлетту достать батареи и динамит и раздробить лед между «Рузвельтом» и тяжелыми ледяными полями, чтобы создать для судна своего рода мягкую подушку. Из лазарета принесли батареи, осторожно подняли один ящик с динамитом, и мы с Бартлеттом наметили наиболее подходящие места для закладки зарядов.

Несколько динамитных патронов были обмотаны старым тряпьем и закреплены на концах шестов, которые мы специально захватили для этой цели. Провода от батареи были присоединены к взрывателям, и несколько шестов с патронами воткнуты в трещины в ледяных полях, по соседству с судном. Затем провода были присоединены к батарее, все отступили к дальнему борту, и быстрым нажатием на рычажок был включен ток.

Трах-тарарах! Корабль задрожал, как скрипичная струна, и в воздух наподобие гейзеров поднялись 100-футовые фонтаны воды и ледяных осколков.

Напор льда на судно был устранен, оно выпрямилось и теперь спокойно лежало на подушке из битого льда, ожидая, что еще уготовила ему судьба. Когда начался отлив, «Рузвельт» оказался на мели всей своей передней частью до половины корпуса, кренясь то на одну, то на другую сторону соответственно напору льда. Это был новый вариант песни «Убаюканные в колыбели пучины», от которого дети эскимосов, собаки, ящики и мы сами катались по палубе то туда, то сюда.

Когда начался прилив, мы приложили все усилия, чтобы снять корабль с мели. С левой стороны носа мы закрепили трос за неподвижный айсберг, и капитан приказал давать полный ход то вперед, то назад. Некоторое время судно не двигалось с места, но в конце концов натяжение троса и полный ход назад возымели желаемое действие: «Рузвельт» сполз с мели и вновь оказался на плаву. Однако лед за кораблем был настолько сплочен, что мы не могли увести корабль из этого отнюдь не веселого места.

Глава тринадцатая

Наконец-то мыс Шеридан

Положение, в котором мы очутились, было, мягко говоря, опасным, даже при таком опытном и стойком ледовом борце, как Бартлетт. День проходил за днем, а мы по-прежнему оставались в бухте Линкольн, и, если бы в мое прошлое путешествие «Рузвельту» не пришлось пережить нечто подобное, мы бы, несомненно, не на шутку встревожились. Но мы знали, что рано или поздно подвижки льда позволят нам пройти несколько миль, остающихся до мыса Шеридан, а возможно и дальше, ибо место нашего назначения лежало примерно на 25 миль северо-западнее нашей зимней стоянки 1905–1906 годов. Итак, мы запаслись терпением, и, если задержка и действовала нам на нервы, разговаривать о ней было бы совершенно бесполезно.

1 сентября лед дрейфовал как будто не так быстро. Накануне вечером Макмиллан был послан на берег к скалам за рекой Шелтер; он доложил, что вдоль берега довольно много открытой воды. После него пошел на разведку Бартлетт. Вернувшись, он также доложил о наличии открытой воды, однако со всех сторон запертой углами больших ледяных полей.

Мы решили начать осеннюю охоту, и эскимосы Ута, Алета, Ублуя и Укеа выехали в район озера Хейзен на санях с упряжкой из восьми собак. Предполагалось, что они будут охотиться там на мускусных быков и оленей, а потом, когда мы достигнем мыса Шеридан или залива Портер, к ним присоединятся и другие эскимосы. Однако за отсутствием снега дорога оказалась слишком тяжелой даже для легких саней, и эскимосы вернулись.

Наконец перед полуночью 2 сентября мы вырвались из тупика в бухте Линкольн, где простояли целых десять дней. Тросы были выбраны, и «Рузвельт», давая то передний, то задний ход, высвободился из оков берегового пака. Мы чувствовали себя так, как, должно быть, чувствуют себя люди, выпущенные из тюрьмы. Вдоль берега простиралась узкая полоса открытой воды, и, следуя по ней, мы за полчаса до полуночи обогнули мыс Юнион. Однако вскоре, чуть не доходя мыса Блэк-Кейп, мы снова были остановлены льдом, на этот раз темной, одиноко стоящей конусообразной ледяной горой, омываемой с востока морскими водами, а с запада отделенной от ближних гор глубокими долинами. Нашим глазам открылся неописуемо величественный вид: побережье, на многие мили уставленное айсбергами, оттесненными к берегу, расколотыми и наклоненными чуть ли не под прямым углом. Достигнув мыса Блэк-Кейп, мы прошли половину пути между бухтой Линкольн и долгожданным укрытием на мысе Шеридан.

Когда мы пришвартовывали судно к припаю, обломок ледяного поля в 60 футов толщиной со страшной силой был выброшен на берег чуть севернее нас. Окажись мы на его пути… – впрочем, мореплавателю в этих проливах не следует задумываться над такими последствиями.