Ведро алмазов - Щеглов Дмитрий - Страница 30

Брехунец многозначительно посмотрел на жену Лупиконя.

– Ты у нее спроси!

– Что? Ты на кого поклеп возводишь? Чтобы моя…

– Да твоя. А то чья же. – Брехунец ища защиты зло посмотрел по сторонам. Сочувствием в глазах окружающих и не пахло. Он сплюнул себе под ноги. – Я ведь и сам догадался, что в цеху что-то осталось, когда мне Хват заявил, что можно спалить Камаз на пятьсот двадцать пятом километре и ничего из него не доставать. И ты тут еще со своим таким же предложением. Не дурак же я. Сообразил, что товар в цеху остался. Вот я и полез в цех.

– Ну и?… – сглотнул слюну Лупиконь.

– Свернул голову трем столикам, а в них ничего не оказалось. Я же не знал, что есть еще четвертый. Методом дедукции я вычислил, что ночью к ним ход может иметь только твоя жена, Конь. Значит успела. Вот я и пошел к ней.

– А она в ночь одна дома! – заржал не хуже Коня Хват-Барыга.

– Рассказывай, не тяни за душу, – переступил с ноги на ногу Лупиконь. – Что ты дальше сделал?

– Что сделал, что сделал. В сад забрался. Думаю, лето – жарко, окна должны быть открыты. И точно – окно в спальню настежь. Дай думаю загляну, что делает, твоя красавица. Может быть уже сбежала с четвертым столиком, с раритетом из Янтарной комнаты.

– А она что делала? – с угрозой спросил Лупиконь.

Брехунец посмотрел на напрягшуюся в ожидании ответа красавицу блондинку и со смешком выдавил:

– Спала! Раскинулась во сне и спала!

В этот момент жена Лупиконя почему-то облегченно вздохнула и доброжелательно посмотрела на Брехунца.

– Я и подумал, – войдя во вкус рассказа Брехунец начал уже размахивать руками, – почему бы мне не залезть…

– Замолчи!

Дикая ревность перекосила лицо незадачливого дознавателя. Казалось Брехунец увел повествование в нужную ему сторону и на этом закончатся следственные действия. По крайней мере Лупиконь больше не имел к нему вопросов. Зато Хват, как удав на кролика смотрел на рассказчика.

– Брех. Заврался ты совсем, – неожиданно он обратился он к побледневшему Брехунцу. – Нестыковочки у тебя выскакивают. Как ты их нам объяснишь?

– Какие нестыковки? – тревожно спросил Брехунец.

Хват ехидно улыбнулся.

– Первая нестыковка! С чего ты взял, что надо курочить ножку столика. Я же тебе говорил, что он сам – весь раритет. С чего ты взял, что там брюлики? Значит, ты их видел. Где они?

Брехунец стал натужно вспоминать, где он проговорился. И на нас он не мог сослаться, про бриллианты мы ему ничего не говорили. Он кисло улыбнулся и видя каким зверем смотрит на него ревнивец Лупиконь, спросил Хвата:

– А вторая в чем нестыковка?

Довольный Хват улыбнулся.

– Вторая нестыковка, идет в одной упряжке с первой. Вот ответь мне пожалуйста Брех, откуда ты узнал про четвертый столик в цеху, почему ты пошел его искать под кроватью у жены Коня? Что он тебе плохого сделал, что ты его решил породнить с рогатым оленем? Тебе же про четвертый столик никто ни слова не говорил.

Язычок скажу я вам у Хвата. После его ехидной тирады на Лупиконя жалко было смотреть. Ноздри у него начали расширяться от прерывистого дыхания, глаза налились кровью. От Брехунца должно было остаться мокрое место. Он так и подумал и принял превентивные меры.

– Тихо, тихо, не сопите господа раньше времени, сейчас все объясню.

А Хват, как орел с интеллектуальной высоты окинул всю нашу кампанию презрительным взглядом. Учитесь, мол, пока я рядом. Рано торжествовал Хват, зря сопел Конь. Брехунец в словесных хитросплетениях еще никому не уступал. Он сам презрительно смерил с ног до головы Хвата и сказал:

– Если я расскажу, где я ночевал, вы оба упадете и не встанете.

– Рассказывай, – беспечно заявил Хват, собираясь услышать очередную победную историю Дон-Жуана районного масштаба. Я глянул на жену Лупиконя – прекрасную блондинку. Она готова была испепелить своим взглядом Хвата. Ее реакция мне была понятна, а вот чего заволновалась жгучая брюнетка с Мерседеса?

Брехунец не заставил себя долго ждать. Он обнажил свою словесную шпагу и нанес первый укол самонадеянному Хвату:

– Как вы недавно достопочтенный Хват успели справедливо заметить, на моем спидометре за эту ночь добавилось всего двенадцать километров. А значит я мог отъехать из города в одну сторону на шесть километров, и в обратную на столько же. Усекаете?

Лупиконь облегченно перевел дух. До его дома было намного ближе, чем пресловутые шесть километров.

– Ну и что? – нехорошо прищурился Хват.

– А ничего! – Брехунец коршуном взмыл над ним. – Когда я проехал первые шесть километров из оговоренных нами с тобой пятьсот двадцати пяти, то увидел на стоянке-отстойнике фуру, кажется марки Мерседес. Я и подумал, чего мне пилить пятьсот двадцать пять километров, зря жечь солярку, лучше лягу я здесь и отосплюсь. Какая разница, где палить Камаз – здесь или там, все равно из него ничего не надо доставать.

Мне так и хотелось крикнуть Брехунцу, что он снова все перепутал, что ему сначала надо было на пятьсот двадцать пятом километре достать шахматный столик, а уж потом палить Камаз, потому что первым к телефону подошел Хват, так они уславливались вчера утром. Снова его прижмет к стенке Хват-Барыга. А Брехунца уже несло.

– Только я загнал свой Камаз и спрятал его за Мерседес, так чтобы его с дороги вы не увидели, как вдруг гляжу, в соседней машине красотка одна-одинешенька сидит. После этого разве мог я ехать дальше. Так и ночевали мы рядом. Во, – Брехунец обратился в к жгучей брюнетке, – Фрау мадам, подтвердите.

Теперь пришлось краснеть Хвату-Барыге. Любой, попавший на желчный язык Брехунца, не мог отмыться до конца жизни.

– Но, но, ты не очень, – осадил он рассказчика, – это моя невеста.

– А я думал плечевая, ты ж меня не предупреждал, вот я и подумал, дай в гости напрошусь, в Мерседесе-то кондиционер…

Лошадиное лицо Лупиконя осветилось мстительной улыбкой. Кивком головы он поощрил рассказчика, так лихо уевшего Хвата, мол, продолжай дальше, ничего не бойся.

– То да се… Сигаретка… Стаканчик, второй… – заливался соловьем Брехунец. Он уже и забыл, что его пытают и собрался живописать летнюю ночь, когда его одернул Хват.

– Кончай трещать, верю что она проболталась насчет четырех гарнитуров и бриллиантов. Но где сами брюлики?

Да, вопрос конечно неприятный. Сколько ни води за нос, сколько ни разглагольствуй об абстрактных материях, а конкретные брюлики вынь да положь на стол или укажи в какую сторону они испарились. Брехунец видно прикинул и так и эдак и понял, что кроме нас ночью никто не мог залезть в цех, тем более, что знали про четвертый столик в курилке только мы с Данилой. Он и показал в нашу сторону.

– Ищите у них.

Хват-Барыга и Лупиконь свежими рогами боднули в нашу сторону.

– Сознавайтесь мальцы, где?

– Отступного хорошего получите!

Процентов так на 99,99 я был уверен, что Данила побывал ночью в цеху. Уж очень утром нарочито безмятежный и заспанный у него был вид, когда он вышел на крыльцо. Проспать такой шанс и даже не обругать себя, сроду не поверю. Да мой дружок бы изловчился и сам себя за одно место от досады укусил. Мне показалось, что запираться не имело смысла. Если попробовать всю ситуацию снова разложить по полочкам, останутся торчать только наши с Данилой уши. Данила видно так же решил.

– Ладно, скажу я вам где ваши брюлики, только вперед договоримся об отступном. А за сломанный шахматный столик отдельно.

Вы бы видели, как у них у всех вдруг загорелись глаза. Они как на бога смотрели на моего приятеля.

– Сколько? – сразу спросил Хват.

– Двести хватит? – полез за лопатником Лупиконь.

– С каждого по двести и за столик еще двести. Итого с вас всего тысяча, – подбил баланс Данила. – С каждой пары по пятьсот или с носа по двести пятьдесят. Брехунец не в счет.

Лупиконь первым протянул моему приятелю пятисотрублевую купюру.

– Ты че с луны свалился, – осадил его Данила, – у нас в стране даже Центробанк держит золотовалютные запасы в зелени, а ты предлагаешь деревянные. Да что я на них куплю?