Сезон охоты на людей - Хантер Стивен - Страница 144

И поэтому они должны устранить ее, а неординарное прошлое ее мужа, конечно, служит своего рода прикрытием.

– Такова последовательность... – протянул Бонсон. – Хорошо, прекрасно, в этом есть смысл. Это вполне удовлетворительная теория. Но все же... Зачем?

– Ну как же? Он был соучастником взрыва здания, который устроил известный демонстрант-пацифист.

– И что из этого?

– Да ведь...

Бонсон яростно спорил, пытаясь заставить молодого человека совершить следующий прыжок:

– То, что он работал в разведке, известно всему миру. Есть также некоторые сведения о том, что к движению в защиту мира не раз и не два приложили руку страны Восточного блока. На самом деле в сегодняшней России все могло лишь пойти на пользу его кандидатуре. Я не понимаю, почему сейчас, спустя двадцать семь лет, они могут принимать те же самые меры безопасности, что и тогда. В то время они страховали свои источники. А что они могут страховать теперь? Ну, давайте идеи, любые предположения!

Никто из ведущих аналитиков не сказал ни слова.

– Что ж, в таком случае получается, что мы увязла, – констатировал Бонсон. – Это очень интересно, но нам все так же не...

– Мне как, объяснить это сейчас или вы хотите еще немного покричать? – спросил Боб.

– Вы никак не въедете в суть, Бонсон, – сказал Боб. – Вы купились на историю из грошового детективного рассказа и продолжаете верить в нее. Вы ломаете голову над выдуманной историей и не желаете видеть того, что происходило на самом деле. И вы, и все ваши мозговитые мальчики.

– Ладно, сержант, – чересчур ровным голосом ответил Бонсон, – тогда флаг вам в руки. Объясните нам, как все было.

– Сейчас объясню. Вы пропустили важные новости. Так вот, в Висконсинском университете девятого мая семьдесят первого года взорвалась бомба. Мальчишка Триг Картер взорвал сам себя в знак протеста против войны во Вьетнаме. Возможно, большинство из вас слишком молоды для того, чтобы помнить об этом, но я помню. Он пожертвовал жизнью ради мира. Он был богатым ребенком, мог иметь все, что угодно, но лишил себя жизни во имя своих идеалов. О нем даже писали книги. Может быть, он был смельчаком. Этого я не знаю. Но есть еще одно имя, которого вы не сможете найти ни в одной из этих книг, а также ни в одной другой книге, посвященной движению в защиту мира или истории нашей страны в семьдесят первом году. Это имя – Ральф Голдстейн. Кто-нибудь из вас помнит это имя?

Ответом послужило молчание.

– Это длинная история. Ральф Голдстейн был аспирантом и погиб той самой ночью в Математическом центре Висконсинского университета. Мальчик-еврей двадцати семи лет от роду из Скоки, городка в Иллинойсе, женатый. Учился в Иллинойском университете неподалеку от Чикаго – не слишком престижное учебное заведение по сравнению с теми школами, где учился Триг Картер. Он ни с кем не был знаком. Он просто работал, стараясь закончить свое исследование и получить докторскую степень. Умнейшая голова, но притом совершенно незаметный парень. Никогда не участвовал ни в каких демонстрациях, не курил дурь, не защищал свободную любовь, не вытворял ничего подобного. Я сделал кое-что такое, до чего никто не смог додуматься: я поехал и поговорил с его сыном, который уже сам по себе очень неординарный юноша. Надеюсь, что его-то никто не взорвет.

Боб чувствовал, что все глаза устремлены на него. Он растянул губы в слабой улыбке. Все эти умники, затаив дыхание, слушали его.

– Но Ральф Голдстейн напечатал в «Дьюк хайер математикс куотерли» статью, которую назвал «Некоторые высшие алгоритмические функции для считывания топографических форм в приложении к орбитальному движению». Мне эти слова абсолютно ничего не говорят. Хотя можно кое-что предположить. Мы теперь держим на орбите около трехсот пятидесяти спутников, которые наблюдают за всем миром, благодаря тому, что Ральф Голдстейн разработал математический аппарат для всех этих дел. Он был всего лишь аспирантом и даже сам еще не знал, что его уже заранее записали в штат комиссии по спутникам при Лаборатории передовых физических исследований Джона Хопкинса в Мэриленде, где занимались всеми самыми серьезными исследованиями, благодаря которым удалось осуществить спутниковую программу. Так вот, из-за его смерти нам потребовалось возиться три лишних года, прежде чем мы смогли поднять в воздух всех этих птичек, умеющих ориентироваться по ландшафту земной поверхности. Единственное, что здесь имело значение, это те три года, за которые Советы успели модернизировать свою собственную спутниковую программу и наверстать свое отставание в «холодной войне». Это три лишних года их участия в гонке. Кто из вас, гении и эксперты, может сказать, какое из советских разведывательных агентств было ответственным за стратегическую войну?

– ГРУ, – последовал незамедлительный ответ.

– Совершенно верно. А на кого работал Пашин?

– На ГРУ.

– И это тоже верно. Тогда что мы можем предположить? Его заданием было вовсе не прекращение войны во Вьетнаме. Положить он хотел и на войну во Вьетнаме, и на Трига Картера, и на все остальное. Ему нужно было всего лишь убить неприметного еврейского мальчонку из города Мэдисон, штат Висконсин, который мог вывести американцев на две головы вперед в «холодной войне». И убить его таким образом, чтобы никто и никогда, хоть сто лет ломай над этим голову, не смог бы догадаться, что это дело рук русских. Убить его так, чтобы никто даже не подумал о его смерти, чтобы все думали и говорили только о смерти того человека, который убил его. Сделать его незаметным довеском к его же собственному убийству. Вот какими были задания Пашина: не что иное, как мокрые дела, организованные ГРУ, подготовка и осуществление убийств. Триг Картер и движение в защиту мира – все это было лишь частью прикрытия.

Суэггер слышал тяжелое дыхание своих слушателей, но никто из них не издавал ни звука.

– Неужели вы и теперь не видите во всем этом особого цинизма и чертовского ублюдочного блеска замысла и исполнения? Они обалденно хорошо знали эту страну! Они знали даже то, что, когда любой из вас, героев Лиги Плюща, возьмется расследовать события, он увидит только Трига, потому что, независимо от того, на какой стороне он стоял, он был одним из вас. Вот что должно было стать трагедией, и отсюда должен был возникнуть тот туман, который не позволял вашим чертовым мозгам разобраться, в чем тут дело. Для этого нужен посторонний, кто-то из тех, кто не ходил ни в какие колледжи и для кого слова Гарвард или Йель ни хрена не значат. Нужны жлобы, отребье, которому вы платите за то, что они делают грязную работу с винтовками, чтобы вы могли сидеть в своих клубах и отпускать чертовски смешные ядовитые шуточки. Или готовить планы ваших собственных маленьких войн, воевать на которых будут Суэггеры, Фенны и Голдстейны.

Тишина продолжалась еще несколько секунд.

Первым заговорил Бонсон:

– Если оставить в стороне возмущение, то как по-вашему, юные рыцари плаща и кинжала, есть в этом какой-нибудь смысл?

Пришлось немного подождать, но затем один из аналитиков лаконично ответил:

– Да, это разумно со всех точек зрения. Это даже объясняет, почему они вылезли именно теперь. Если те события выплывут на поверхность, то они окажутся в отчаянном положении. Они, то есть «Память», старые разведывательные кадры ГРУ, прячущиеся под вывеской национализма и живущие на деньги преступных организаций, – они должны были приложить все силы для того, чтобы скрыть эту информацию. Они не могли рисковать тем, что их человека, которому рукой подать до президентского кресла, могут объявить убийцей американских подданных на американской территории. Это полностью исключило бы для него возможность какой бы то ни было работы с любым американским президентом или с крупными американскими корпорациями. Такую информацию следовало похоронить любой ценой. От этого зависят их жизни, их будущее, их партия. Они были вынуждены устранить последнего из свидетелей, особенно с учетом того, что известность Пашина делается все шире и шире.