Крутые белые парни - Хантер Стивен - Страница 26

Они ехали сначала на юг, потом свернули на запад, на заход солнца, проезжая страну фермеров и маленькие скучные сонные городишки. Наконец Ричард нарушил молчание.

— Спасибо тебе, Лэймар.

— Спасибо и тебе, Ричард. Оделл, Ричард доказал, что он мужчина. Он способен нажать на гашетку.

— Делл поппи-поппи, — сказал Оделл и улыбнулся.

— Это значит, что Оделл счастлив, Ричард. Ты доставил радость его простой бедной душе. Теперь ты член нашей семьи.

— Спасибо, Лэймар.

— Теперь нам надо найти место, где мы отсидимся и подумаем, куда нам двигаться дальше.

— Лэймар!

— Ричард, я надеюсь, что ты любишь походную жизнь. Мы с Оделлом провели немало ночей под холодными звездами. Это не проблема. Это не отель, куда копы могут нагрянуть с облавой, это не мотоциклетная компания, куда легавые понасажали кучу стукачей и где плюнуть некуда — того и гляди попадешь в жучок или микрофон. Я не собираюсь никуда проситься на ночлег — это может доставить нам массу хлопот. Лучше мы заляжем на дно и поживем немного на природе.

У Ричарда было одно предложение на этот счет, но он молчал до того момента, когда его испытание окажется позади. И вот теперь этот момент наступил. Он выдержал свой экзамен.

— Лэймар!

— Что?

— Мне кажется, я знаю место, где мы можем остановиться, — сказал Ричард.

Глава 8

Первым делом Бад ощутил свои губы. Чувство было такое, словно они слиплись в засохшей грязи, или запекшейся коросте, или в еще какой-нибудь гадости. Он попробовал пошевелить губами и разодрал с громким, как ему показалось, хрустом запекшуюся корку. Губы были сухими — две полоски засохшей кожи. Во рту тоже было совершенно сухо, язык стал шершавым, как рашпиль.

Рядом он услышал звук падающих капель: кап — кап — кап. Двигаться он не мог. Он не чувствовал своего тела. Он ничего не мог вспомнить, кроме оранжевых вспышек, ярко-красных цветков и жужжания невиданных насекомых. Потом он вспомнил, как Лэймар наклонился над Тедом и как от выстрела у того взметнулись волосы на голове. Он вспомнил, как извивался Тед. Он вспомнил, как заряд впился в его собственное тело. Он вспомнил ощущение боли.

Джен!

Джефф!

Расс!

Он подумал, что они потеряны для него навсегда. Он чувствовал себя так, как, вероятно, чувствовал себя его отец, когда служители похоронной конторы навели ему макияж и он тихо спал в своем гробу, такой красный и румяный, каким он никогда не был при жизни.

Однако вскоре он стал различать свет и, как ему показалось, звуки. Он сосредоточился. Ему казалось, что он выныривает из глубины, долго и с трудом приближаясь к поверхности воды. Вот поверхность приближается, вот он выныривает и чувствует какой-то запах... и понимает, что это аромат бурбона.

Лейтенант Си Ди Гендерсон, сотрудник OSBI, смотрел на него сквозь стекла своих очков. Временами Бад очень отчетливо видел лейтенанта, но иногда его силуэт расплывался и становился мутным и смазанным. Вот он видит старика, а вот — хлоп, и от него остается только распластанное по серому небу пятно. Наконец очертания лейтенанта приняли некую устойчивую форму.

— Он приходит в себя, — проговорил лейтенант. Слова прогрохотали так, словно Гендерсон вещал в мегафон. Они гулким эхом отдавались внутри черепа Бада.

Появилась Джен. Ради нее он постарался освободиться от пут смерти, но ее паутина крепко держала его. Она казалась погруженной в глубокое горе, лицо ее было печальным и опухшим от слез. Такого проявления чувств на ее обычно бесстрастном лице Бад не видел уже очень давно. Вот в поле его зрения появился Джефф, очень напряженный и озабоченный. Здесь был и Расс, даже Расс, который уже давно никуда и никогда не ходил вместе с ними, и тот был здесь. Происшествие, кажется, вымыло из него обычную раздражительность и отчужденность, и под его напряженным взглядом угадывалось беспомощное выражение лица маленького ребенка.

— Эй, Бад, не вздумай умирать при мне, — сказала Джен.

Он не мог ничего сказать ей в ответ. Губы не повиновались ему.

— Папа, — говорил ему Джефф. Он плакал. — Папочка, Господи, ты выжил, как нам повезло, Господи, какое же это счастье.

Над одной его перевязанной рукой висел пакет с плазмой, над другой — большой пластиковый пакет с прозрачной жидкостью — его усиленно лечили многочисленными капельницами. Он лежал неподвижно, спеленутый бинтами. Вдруг он почувствовал, что его схватили за член и начали его выкручивать. Когда-то их водили в больницу «Скорой помощи», и он понял, что ему вставляют мочевой катетер. Ему страшно хотелось пить.

— Джефф, — наконец сумел произнести Бад. Джефф поцеловал его в лоб. Баду захотелось выпростать из-под одеяла руку, чтобы ласково прикоснуться к Джеффу. Но он не в состоянии был шевельнуться. При малейшей попытке во всем теле возникала сильная боль.

Над ним склонился Расс и просто дотронулся до него, взяв его за руку.

Бад кивнул головой и подмигнул старшему сыну.

— Он приходит в себя, — сказал молодой человек в больничной униформе. На груди была приколота табличка с надписью «Доктор такой-то». Когда только этот молодой парень успел стать врачом?

Бад посмотрел на Джен. На его глазах навернулись слезы. Он увидел рядом с ней совсем юного Джеффа, такого красивого и цельного, Расса, со всеми его завихрениями в мозгах, с его надеждами и длинными патлами, и вдруг опять вспомнил, как пуля пробила череп бедняги Теда.

«Почему и там плохо все сделал? Меня подловили, как желторотика. Нас обоих подловили. Почему мы даже не подумали о такой возможности? Почему не предусмотрели засаду? Нас взяли тепленькими. Лэймар Пай вышиб нас из седла».

— Вы поправитесь, сержант Пьюти, — сказал врач. — Главное — кровопотеря. Еще бы один час — и вы истекли бы кровью. Тогда мы ничего не смогли бы сделать. Этот старик просто кремень, должен вам сказать.

Должно быть, в глазах Бада отразилась растерянность, потому что Джен тут же объяснила:

— Старик Билл Степфорд. Он в темноте прошел пешком тринадцать миль, вернулся на ферму и позвонил в полицию. Это произошло около полуночи. Они искали вас, где только могли, но никому и в голову не пришло искать вас на его ферме. Ты потерял очень много крови. Это было три дня назад.

— Т-т-т-тед? — удалось произнести Баду.

— Не волнуйся о Теде, — сказал Си Ди Гендерсон. — Там, где он сейчас, не испытывают боли.

Ему надо было узнать еще одну, последнюю, но очень важную для него вещь. Он спросил, хотя каждое произнесенное слово высасывало из него всю энергию и волю.

— Почему?

— Потому что, — ответил Гендерсон, — проклятый Лэймар — подонок, вот почему.

Бад недоверчиво покачал головой:

— Но... почему... тогда... жив... я?

— Потому что ты не голубь, вот почему, — произнес Гендерсон. — Старик Степфорд каждую осень охотился на голубей, и единственные патроны, которые сумел найти на его ферме Пай, были предназначены для стрельбы по голубям. Дробь номер восемь и девять. Хирурги возились с тобой четыре часа, Бад. Они извлекли из-под твоей кожи тысячи дробинок. Ни одно из ранений не угрожало жизни, а дробинки оказались стальными, поэтому свинцовое отравление тебе не грозит. Лэймар всадил в тебя пять или шесть таких патронов из обреза. Должно быть, он думал, что у тебя из сердца и кишок вытечет вся кровь. Тебе просто повезло, что ты оставил дома свой пуленепробиваемый жилет. К тому же Лэймар стрелял из короткого обреза и использовал открытые патроны. Рассеяние дроби оказалось большим, и ты не получил ни одного проникающего в грудь или живот ранения. У тебя не повреждены позвоночник, нервная система и мозг. Но вот что я тебе скажу, Бад. Ты теперь ни в каком аэропорту ни за какие коврижки не пройдешь спецконтроль индикатором металла.

Бад проснулся после долгого забытья в ясном сознании. На этот раз он увидел перед собой лицо полковника В.Д.Супенского, суперинтенданта дорожной патрульной полиции. Полковник был похож на Бада, как родной брат: на публике он держался сухо и отчужденно, у него было одно из тех дубленых, бугристых лиц, которые напоминают годами провисевшие на заборе, выцветшие и просушенные до белесости мешки. Все годы вьетнамской войны он прослужил в морской авиации, в его команде были люди, которым он безусловно доверял, — белые люди, носившие оружие и верившие в абстракцию Власти, которой они служили. В компании этих людей полковник мог быть и был общительным и дружелюбным.