Гавана - Хантер Стивен - Страница 15

Босса Гарри повсюду ждали. Его встречал старший распорядитель и весь обслуживающий персонал. Везде было множество привлекательных женщин в вызывающих одеждах, обтягивавших обильные и тугие, словно чеканные, телеса: всем было известно, что боссу это нравится. Обычно предпринималась экскурсия по заведению. Хозяина и его свиту проводили повсюду – и по большим игровым залам, и по ночным клубам, и за сцену, где закулисный воздух театрального мира даже днем был затхлым и заполненным тяжелыми запахами. Затем они направлялись к бассейну, обычно с видом на море, возле которого лежали под лучами тропического солнца сотни отпускников, стремившихся обрести коричневый цвет кожи при помощи масла какао или «Коп-пертона». Будучи узнанным, что случалось не единожды, босс великодушно снисходил к простым и не таким уж простым людям, пожимал руки, позволял сфотографироваться рядом с собой, брал на руки детишек. Глядя на него, можно было подумать, что он намерен баллотироваться на должность мэра Гаваны или кого-то еще в этом роде.

В один из дней была предпринята продолжительная веселая поездка по Ла-Кинта, как здесь называли дорогу, в которую переходила широкая Пятая авеню. Ла-Кинта, двухполосная автострада с широкой разделительной полосой, на которой росли деревья и мерцали огни, протянулась вдоль северного побережья. Они миновали район, именуемый Мирамар, и оказались в известной курортной местности Ла-Плайя, кубинском варианте Кони-Айленда[21], где было множество аттракционов и паноптикумов, как будто город сам по себе не являлся огромным паноптикумом. В Ла-Плайя хорошенько повеселились. Дальнейшие остановки были сделаны в яхт-клубе Гаваны, у арены для собачьих бегов; затем группа направилась в глубь острова, к ипподрому в Ориентал-парке, где в сезон кишат щеголи в соломенных шляпах и белых полотняных костюмах, выбрасывающие деньги на пони. Правда, сейчас был не сезон, потому великого человека ждала лишь не слишком многочисленная группа раболепствующих служащих, стремившихся показать ему все, что он пожелает увидеть.

– Ну что, Эрл, заметили хоть одного гангстера? – как бы между делом осведомился Лейн.

– Похоже, что какие-то ловкие парни приглядывают за нами, – ответил Эрл. – Кто они такие – бандиты, сутенеры, хулиганы или мошенники, – сказать трудно. Но в подобных местах они смотрят во все глаза.

– Ну а я, – ответил Лейн, – вижу только отдыхающих и от души развлекающихся людей. И не вижу никаких гангстеров. Эрл, мне кажется, что вы начитались комиксов про Дика Трейси.

Лейн лез из кожи, стараясь во всем показать хоть немного большую осведомленность, чем Эрл, словно боялся, как бы Эрл не сказал что-нибудь такое, что произвело бы впечатление на Хозяина Гарри и тем самым поставило бы под угрозу его собственное положение первого номера среди мальчиков босса.

– Знаешь что, Лейн, лучше бы ты послушал, что говорит Эрл, – вмешался Гарри. – Он боролся с гангстерами нос к носу, скажешь, нет? Он очистил от них Хот-Спрингс. Правда, город не так уж долго оставался чистым, но свою работу он сделал прекрасно. Так говорит и мой друг Фред Беккер. Так ведь, Эрл?

– Да, мы дрались с ними, но мне сдается, что они прибрали город к рукам и стали снова заправлять в нем чуть ли не сразу же после того, как прекратилась пальба.

Ничего другого Эрл сказать не мог, поскольку испытывал глубокое, хотя и неподтвержденное подозрение, что после упомянутых событий из рук в руки перешли изрядные суммы денег и кое-кто из самых выдающихся сынов Арканзаса – например, героический реформатор Хот-Спрингса Фред Беккер, въехавший на крыльях этой победы в губернаторский особняк, и мудрый и сострадательный Гарри Этеридж, конгрессмен и вашингтонский кукловод, – стали заметно богаче.

В конце концов вечером четвертого дня они все же погрузились на самое дно – направились в нижний конец улицы Санха, насчитывавшей семнадцать кварталов, где все было просто и дешево. Длинная улица с небольшим движением проходила через центр, выводя к элегантной Прадо; но если Прадо наводила многих на мысли о Париже, то Санха заставляла мужчин думать об одном лишь сексе. По обеим сторонам тянулись винные погребки, прилавки торговцев фруктами, старомодные ломберные столики, за которыми сидели старухи, скручивавшие сигары, бесчисленные лотерейные агентства (город, казалось, погрузился в наборы цифр, свидетельства всепобеждающей алчности), бары и таверны, ночные клубы с дурной репутацией, множество китайских ресторанчиков на открытом воздухе совсем рядом с проезжей частью, таинственные двери с небольшим окошечком посередине (человека сначала рассматривали и лишь потом впускали) и, конечно, театр «Шанхай».

Громадный «кадиллак» медленно проехал по неровной булыжной мостовой, и здание заполнило все поле зрения.

– Я думаю, нам стоит взглянуть, что это такое, – сказал босс – Может быть, второй такой возможности уже не представится.

– Водитель, вы слышали? – спросил Лейн, сидевший рядом с Гарри.

– Si, senor Броджинс, – отозвался Пепе, сержант полиции, исполнявший обязанности шофера, и подвел автомобиль поближе к месту назначения.

– Эрл, войдите туда и удостоверьтесь, что нам не угрожает опасность, слышите? – продолжал командовать Лейн.

Эрл окинул взглядом обшарпанный дом номер двести пять на захудалой улице Санха (пастельные тона, в которые были выкрашены дома, лишь подчеркивали жалкое убожество, отличающее любой район, населенный проститутками) и увидел прямо перед собой сделанную из оранжевых неоновых лампочек надпись «Театр „Шанхай“». В этом свете здание казалось кроваво-красным. По фасаду сбегали колонки китайских иероглифов, окаймлявших узкий дверной проем; они тоже были сделаны из оранжевых светящихся трубочек. Одна из светящихся букв была испорчена, она отчаянно мигала и громко шипела, но никому не приходило в голову выйти и привести ее в порядок. Она трещала, словно испорченный радиоприемник, заливая землю мрачно-неестественными оранжевыми вспышками.

Затем Эрл перевел взгляд на Лейна, который в этом свете походил на обсосанное мороженое. Лейн быстрым движением чуть прищуренных глаз указал ему на вход. Эрл вышел из лимузина, стремительно пересек тротуар и вошел в здание. Внутри оно тоже оказалось изрядно запущенным, к тому же там, похоже, никого не было. Над маленьким окошком кассы красовалась надпись на испанском, на которой, впрочем, отчетливо выделялся знак доллара и три цифры: 1,25. Но пахло здесь вовсе не воздушной кукурузой, а дезинфицирующим раствором. Довольно скоро в окошке показался жирный кубинец, протянувший руку за парой долларов, но Эрл лишь мгновенным движением отвернул полу пиджака, продемонстрировав рукоять своего большого пистолета и безмолвно сказав тем самым: «Я пришел сюда, чтобы увидеть то, что пожелаю». Человек поспешно убрал руку и широко и неискренне улыбнулся.

Эрл раздвинул занавес и вступил в темный зал. Он ощущал присутствие там других людей, множества мужчин, сидевших рядами в длинном зале, безмолвных, полностью поглощенных созерцанием, почуял еще более резкий запах дезинфекции, а в следующий момент разглядел в свете экрана и самих зрителей, оцепенело уставившихся на экран, не веря своим глазам. Он посмотрел вперед и увидел на экране резкое черно-белое изображение женщины в маске, которая что-то держала во рту и не то легонько грызла, не то лизала это что-то. Эрлу понадобилось не меньше секунды, чтобы сложить воедино светотеневые пятна на экране, и тогда он понял, что именно женщина держала во рту, а также и то, что из одежды на ней были лишь чулки и туфли на высоких каблуках, а нечеткое пятно, занимавшее всю левую половину экрана, оказалось ее громадной задницей, неизящно оттопыренной так, чтобы между складками дряблой плоти было хорошо видно то, что показывать не принято. Его передернуло от омерзения, он шагнул назад и отвел взгляд от экрана.

О господи, этого не может быть! Старый дурак приперся за тысячу с лишним миль из Вашингтона, чтобы посмотреть порнографический фильм в грязной киношке...