Гавана - Хантер Стивен - Страница 11

– Можете мне поверить, что он не «какой-то коп». Дайте ему оружие, и вы увидите такое, что не поверите своим глазам. Спросите японцев, бывших на Иводзиме[15], они испытали это на собственной шкуре. Спросите головорезов из Хот-Спрингса, если, конечно, сможете найти кого-нибудь из них на этом свете. Он устроил в тех местах очень даже большой шум.

– Ладно, надеюсь, что вы правы. А теперь пойдемте вниз, танцевать.

Но, едва успев произнести последнюю фразу, Роджер ощутил перемену настроения своего молодого помощника: у того возникло нежелание, а возможно, и страх. По меньшей мере, неловкость. Для такого идеального напарника, как Уолтер Шорт, это было довольно странно.

– В чем дело? Вы здесь единственный, кто с ним знаком. Так что ваша задача все уладить, упростить – в общем, сдвинуть дело с места.

– Да, но...

– Но что?

– Дело в том, что мы с ним расстались в последний раз при не очень простых обстоятельствах.

– Неужели вы не могли сообщить об этом хоть немного раньше?

– Вообще-то, Роджер, я вам говорил. Наверно, вы пропустили это мимо ушей.

– О боже, конечно, это мое упущение. Значит, нам дали пинка под зад?

– В некотором роде. Это длинная история. Не стоит тратить время на подробный рассказ. Просто с его отрядом произошло несчастье, и несколько человек погибло. Я, конечно, не имел к этому никакого отношения, но вы должны знать, как некоторые истолковывают подобные вещи.

– И поэтому вы внезапно испугались? Превосходно выбрали время. Примите мои поздравления.

– Что-то мне сегодня не по себе. Если я заявлюсь туда, вы не сможете почувствовать, что он из себя представляет и как с ним следует обращаться. Мое присутствие сразу лишит всю операцию нужного темпа. Будет лучше, если я попадусь ему на глаза немного попозже.

– Помилуй бог, вы говорите как влюбленный школьник, не решающийся попросить девочку выйти с ним на лестницу.

– Это все довольно сложно. Не смотрите прямо на него.

– Но мы здесь далеко...

Однако Эрл Суэггер, стоявший внизу, повел себя так, будто почувствовал, что за ним следят. Он вскинул взгляд, и наблюдатели едва успели укрыться в тень, чтобы их не увидели.

– Поняли? У него невероятные рефлексы. Он чувствует точно так же, как хищник чувствует опасность. Это его естественная агрессия. Вы уставились на него, он почувствовал это. Именно поэтому он сумел так прославиться на Тихом океане.

– Вы просто смешны, – сказал Роджер. – Ладно, Уолтер, прячьтесь здесь, наверху, от предмета вашей пламенной страсти. Вы будете Сирано, а я сыграю роль Кристиана[16].

– Вперед, Большой Уиннетка! – ответил Уолтер.

– О боже, сержант Суэггер, вам совершенно не нужно стоять по стойке «смирно», – сердечным тоном произнес Роджер, пуская в ход все свое блистательное обаяние завсегдатая клуба Индиан-Хилл. Оно помогало ему добиваться нужной цели и там, и в Гарварде, и даже в армии, и больше всего, конечно, в ЦРУ. Ивенс нисколько не сомневался, что оно поможет ему и сейчас.

– Сэр? – откликнулся Суэггер, окинув пристальным взглядом своего более молодого, более худощавого и намного более привлекательного собеседника.

Роджеру на мгновение показалось, что он видит перед собой не столько лицо, сколько спартанский щит с живыми глазами: бронза, кость и кожа, пропеченная на солнце до коричневого цвета, покрытая рубцами и вмятинами, и полуприкрытые веками серые глаза, казавшиеся почти безмятежными. Он поспешил продолжить свой монолог:

– Я хочу сказать, что это место охраняется американской морской пехотой. К тому же мы находимся на Кубе, считайте что в нашем сорок девятом штате. Это практически Майами.

– Сэр, я всего лишь пытаюсь присматривать за происходящим, – сказал провинциальный полицейский.

– Позвольте представиться. Меня зовут Родж Ивенс, я занимаюсь кое-какой работой в шифровальной группе здесь, наверху.

– Да, сэр. А я предположил, что вы тайный агент.

Роджер непринужденно рассмеялся:

– Могу сказать, что был бы не против: от этого, наверно, жизнь приобрела бы немножко остроты. Нет, я всего лишь слежу за тем, чтобы секретные депеши, идущие в Вашингтон, оставались секретными для большинства народа. Застегиваю пуговицы, чтобы их потом расстегивал кто-то другой. Вот и все. Работа непыльная, и к тому же у меня остается много времени, чтобы играть в теннис. А вы играете?

– Нет, сэр.

– Помилуйте! Человек с вашей боевой биографией не должен называть сэром парня с таким послужным списком, как мой. Все должно быть наоборот.

– Возможно, но разве вам так уж много известно обо мне?

– Сержант, позвольте мне сразу же предупредить вас, что в посольстве невозможно сохранить тайну. Так что всем известно и о медали, которой вас наградили за Иводзиму, и о звездах за участие в пяти сражениях. Ну а у меня всего лишь одна.

– Все это было очень давно. Я почти не вспоминаю об этом.

Великолепно! Роджер, как и намеревался, выполнил самую подходящую подачу – начал разыгрывать тему армейского братства, а этот арканзасский парень ничего и не заметил. Впрочем, Роджер не собирался выигрывать партию без всякой борьбы.

– А я, напротив, вспоминаю, и даже чертовски часто, – ответил он. – Ни до, ни после со мной не случалось ничего столь же значительного. Я вовсе не герой, сержант, не такой человек, как вы, но я пытался вести себя как следует. Меня даже слегка подстрелили в Европе. Я тоже был сержантом. Знаете что, раз уж вам кажется, что вы должны стоять здесь, то позвольте мне принести вам что-нибудь выпить. У вас очень уж напряженный вид.

– Я уже давно не пью. Все нормально. Я не слишком увлекаюсь вечеринками, вот и все. Просто стою здесь, как тупица-вол среди коровьего стада, и только позволяю себе время от времени стрельнуть глазом на ту или иную девочку. А вот конгрессмен, похоже, радуется.

Проклятье! Роджер испытал немалое разочарование, убедившись, что этот тип отказался играть предложенный им гамбит на тему войны и фронтового братства.

– Ну, если верить тем сплетням, которые мне доводилось слышать, он живет воспоминаниями о том, что значит радоваться. Во всяком случае, думаю, вам будет приятно узнать, что это всего лишь разминка. Посол любит такие сборища для узкого круга, на которых можно показать персоналу и его приятелям-миллионерам, насколько он важная птица. Но в следующий понедельник к нему соберется весь остров для куда более формального приема. О, это будет кое-что! Кинозвезды, спортивные звезды, Хемингуэй, прорва газетчиков, вероятно, несколько театральных актеров, много больших шишек из корпораций, лучшие красавицы и дамы с сомнительной репутацией. Несколько бандитов, несколько шулеров. Они называют себя «спортсменами». Если вам не нравится эта вечеринка, то от той вас просто затошнит.

– Спасибо за предупреждение.

– Вы уверены, что ничего не хотите?

– Все нормально.

Между ними не возникло вообще никакого контакта. Эрла Суэггера совершенно не заинтересовал Роджер Сент-Джон Ивенс, и Роджер отчетливо ощущал неприветливость собеседника, которую не могли нейтрализовать сети обаяния, так старательно расставляемые молодым дипломатом. Он почувствовал в глубине души, что это сильно его задело. Ведь он как-никак был знаменитостью: красивый, любезный, превосходный спортсмен, герой войны, все считали его самым лучшим парнем и в один голос утверждали, что он далеко пойдет.

Но Эрл лишь стоял себе, неподвижный, словно римский центурион, его лицо было сосредоточенным, но нисколько не встревоженным, его глаза, похоже, не упускали ни единого движения, однако в них нельзя было увидеть даже намека на беспокойство. Он только наблюдал, неторопливо обводя зал взглядом.

Его наряд нисколько не подходил для званого приема, но даже если Эрл дал себе труд обратить на это внимание (что было маловероятно), подобное его нисколько не волновало. Купленный в магазине готового платья костюм-хаки даже не успел обмяться, но уже казался мешковатым и лоснящимся, к тому же он был узок в плечах. Роджер подавил искушение дать Эрлу адрес своего портного.