Пылкий романтик - Хантер Мэдлин - Страница 64

– Может быть, я не столько вынашивал планы, сколько просто носился с фантазиями? – таким же насмешливым тоном откликнулся тот.

Публика одобрительно рассмеялась.

– Мне тоже так кажется, сэр, – подхватил Найтридж. – Осмелюсь предположить, что никаких реальных планов вы на самом деле и не вынашивали. – Он выразительно потряс пресловутыми бумагами перед публикой. – Ваши записи, сэр, слишком эмоциональны, чтобы производить впечатление реальных планов, составленных с холодным расчетом. Перед нами скорее записки человека, которого мучает что-то такое, что он, как джентльмен, не может высказать при всех. И ему остается лишь изливать душу на бумаге. Осмелюсь предположить сэр, что при допросе вы далеко не обо всем поведали следствию.

Джулиан молчал.

– Ваши представления о чести по-прежнему мешают вам быть до конца откровенным, – продолжал Натаниэль. – Позволю себе задать вам несколько вопросов. Не бойтесь, вашу честь они не затронут. Итак, первый. Все эти годы вы были адвокатом семейства Леклер, не так ли?

– Да, сэр.

– Когда графиня Глазбери уходила от мужа, она обращалась к вам за советом?

Джулиан молчал.

– Ваше молчание, сэр, – заявил Найтридж, – я вынужден засчитать как положительный ответ. Позволю себе предположить, мистер Хэмптон, что, решаясь на подобный шаг, графиня поведала вам кое-что о том, почему она уходит от мужа. Ведь разрыв с мужем наверняка оказал бы не самое благоприятное влияние как на положение графини в обществе, так и на ее репутацию! Таким образом, я предполагаю, что все эти годы вам было известно о графе что-то такое, что было тайной для остальных.

В публике послышались перешептывания, напоминавшие гудение встревоженного улья. Пен почувствовала, как взгляды присутствующих снова оборачиваются в ее сторону. Она знала, что ее план сработал отлично: все самые пикантные подробности интимной жизни графа, на которые сейчас намекнул Найтридж, теперь уже ни для кого не являлись секретом.

Джулиан вдруг блеснул глазами на Найтриджа.

– Не слишком ли вольные предположения вы делаете, сэр?

– Не вижу ничего слишком вольного в своем предположении: узнав, что муж графини плохо с ней обращается, вы начали испытывать к нему антипатию. Как еще может отреагировать джентльмен, узнав о чьем-то неблагородном поведении?

С глубокой задумчивостью Натаниэль несколько раз прошелся взад и вперед перед прокурором. Вдруг неожиданно резко остановился и посмотрел на бумаги в своих руках.

– Какая толстая, однако, пачка, ваша честь! – проговорил он, обращаясь к прокурору. – Это все бумаги мистера Хэмптона? И во всех них одно и то же? Планы убить графа? Позвольте посмотреть! Так, так... – приговаривал он, пробегая бумаги глазами. – Гм! Любопытно... Господа! Я полагаю, суд должен познакомиться с этими бумагами. К сожалению, в интересах моего подзащитного я вынужден зачитать их перед всеми, ибо по ним, как я считаю, можно составить мнение о характере мистера Хэмптона в целом и о том, было ли у него на самом деле намерение убивать графа.

– Что это за бумаги? – шепотом спросила София.

– Понятия не имею! – пожала плечами Пен. Она не обманывала подругу. Она действительно слышала об этих бумагах в первый раз.

– Если он, к сожалению, вынужден зачитать их, – фыркнула София, – то каким же образом это может быть в интересах Джулиана? Ничего не понимаю!

Приняв эффектную позу и держа перед собой одну из бумаг на расстоянии вытянутой руки, Найтридж начал:

– Датировано шестнадцатым апреля 1816 года. В тот год вы, мистер Хэмптон, если не ошибаюсь, как раз только что окончили университет. Поскольку это письмо все эти годы хранилось у вас, то, полагаю, особе, которой оно адресовано, вы его никогда не отправляли. Откашлявшись, Натаниэль начал читать: – «Моя несравненная возлюбленная...»

Он прочитал его до конца. Это было любовное письмо. Нежное, восторженное письмо юноши к женщине, которая, как было понятно из слов автора, почему-то уже никогда не сможет стать его женой.

Все время, пока Найтридж читал, Пен не сводила глаз с Джулиана. Она живо представила его пишущим это письмо: юным, только что окончившим университет с блестящим дипломом, талантливым, полным надежд, от переизбытка чувств шепчущим вслух те слова, которые, в тот момент мог доверить только бумаге.

Пен и понятия не имела, что в те годы у Джулиана была какая-то тайная любовь. Но кто же эта таинственная привязанность? И почему Джулиан так и не женился на ней? Может быть, эта девушка его чем-нибудь обидела?

Закончив, Найтридж выразительно посмотрел на Джулиана. Тот молчал, глядя в сторону. Пен подумала о том, как, должно быть, тяжело ему сейчас, когда эта тайная страница его жизни стала достоянием толпы любопытствующих обывателей.

Найтридж развернул другое письмо. Огромный зал притих в ожидании новых сенсаций. Тишина воцарилась такая, что было слышно даже, как шуршит бумага в руках Найтриджа.

– Двадцать первое января 1822 года. «Моя несравненная возлюбленная...»

Еще одно любовное письмо. На этот раз в его словах еще сильнее сквозила грусть. Завороженная музыкой нежных слов, Пен самозабвенно вслушивалась в чтение. Но вдруг промелькнула фраза, чем-то удивившая ее. Пен даже не сразу поняла, чем именно.

– «В отличие от той легендарной женщины, чьим именем ты названа, твой муж – не Одиссей. И ты имеешь полное право не хранить верность такому мужу».

По залу словно прокатилась какая-то волна. Большинство публики поняли намек, содержавшийся в этой фразе. Поняли даже раньше, чем сама Пен.

«Женщина, чьим именем ты названа...» Жену легендарного Одиссея, как известно, звали Пенелопа. Письмо Джулиана было адресовано ей, Пенелопе.

Пен с удивлением уставилась на Джулиана. Почувствовав это, он, в свою очередь, обратил взгляд на нее.

Закончив чтение письма, Найтридж принялся за другое. Еще письма... Стихи... В одних воспевалась неземная красота и грация возлюбленной, другие сквозили отчаянием человека, охваченного безнадежной любовью.

Весь мир словно исчез для Пен. Публика вокруг нее уже перешептывалась в открытую. Даже самым недогадливым тугодумам уже стало ясно, кто та «прекрасная незнакомка», которой посвящены все эти стихи и письма.

Но Пен почти не замечала того, что творится вокруг нее. И даже не потому, что ей было мало дела до реакции всей этой светской черни. Джулиан не отводил от нее взгляда, а для Пен сейчас существовал только он. Найтридж продолжал чтение, но Пен казалось, что сам Джулиан произносит все эти нежные и страстные слова, раскрывающие самые глубины его сердца.

Глава 26

– Ну, как тебе моя речь, старина? – усмехнулся Натаниэль. – Посмей только сказать, что я не был великолепен!

Закрыв за собой дверь крохотного карцера, где сидел Джулиан (его должны были отвести обратно в камеру), Натаниэль прислонился к ней, преграждая вход охранникам. Джулиан мрачно, почти враждебно смотрел на Натаниэля, скрестив руки на груди. Если бы в карцере было окно, наверняка Джулиан разбил бы его. Он едва сдерживался, чтобы не начать крушить все вокруг.

– Тебе обязательно нужно было читать все бумаги до одной? – проворчал он.

– Даты что, не видел, старина, какая реакция была у зала? Даже кое-кто из мужчин прослезился, а уж дамы-то плакали навзрыд. А какой ропот поднялся, когда судья попытался было прервать меня. К тому же учти: чтение отняло так много времени, что благодаря этому заседание решено было продолжить завтра.

– Прокурор, и тот пощадил мои чувства, не стал читать все. Хотя ему было бы на руку. В них ведь содержится мотивировка «моего» преступления.

– Ты поражаешь меня, приятель! – присвистнул Найтридж. – Вроде бы сам адвокат, а до сих пор не знаешь, что собой представляют подобные процессы! Неужели ты наивно думаешь, что все эти судьи, заседатели и прокуроры – бесстрастные служители закона? Да все это чистой воды спектакль, дорогой! Что на самом деле должен уметь адвокат (как, впрочем, и обвинитель), если хочет добиться своего, так это сыграть на эмоциях слушателей. Не люблю хвастаться, но, по-моему, сегодня мне это удалось.