Праведник поневоле - Хантер Мэдлин - Страница 54

Что это? Опыт просвещения? Попытка развить личность, наделенную от природы острым умом, познакомив ее с выдающимися произведениями культуры? Эксперимент в духе Вольтера?

Определенно разгадка крылась в книге, которую он держал в руках. Милтон никогда не отдал бы такую дорогую ему вещь, которая связывала его с детством, человеку, просто изучающему литературу.

– Я приехал, чтобы задать вам несколько вопросов о своем брате, – сказал Верджил, кладя книгу на стол на самое видное место, и ему показалось, что Гарри борется с желанием схватить ее и спрятать подальше.

– Сохранились некоторые ваши письма к Милтону. Я желаю все знать об этом.

– Да, я писал ему. Разве это не входило в мои обязанности? Хозяин приезжал сюда реже, чем вы, а когда Кенвуд заболел, управление фабрикой полностью легло на меня. Я должен был держать его в курсе дел.

– Эти письма я видел – они находились среди его деловых бумаг и были адресованы в Лондон на имя мистера Кларка. Сейчас речь идет о других письмах, которые, вероятно, приходили к нему в Леклер-Хаус в Лондон и в Леклер-Парк в Суссекс. Эти письма хранились отдельно от других. В них вы обращаетесь к брату «милый друг».

На лице Гарри, ставшем похожим на лицо каменного изваяния, застыло выражение подобострастия.

– Ну да, мы подружились. Здесь, на фабрике, в цехах, хозяин держался просто – он был не из тех, кто ставит себя выше людей моего сословия.

Верно, Милтон был не из тех. Кроме того, он никогда не боялся, что его дружбу могут предать. Верджил положил руку на книгу.

– Подумайте хорошенько. Не содержится ли в этих письмах нечто, что не подлежит огласке?

– На что вы намекаете? Я не…

– Прошу вас, не нужно сцен. Я его брат. Возможно, я не обратил внимания на то, что видел своими глазами, но все равно мне нужно знать. Мог ли кто-нибудь, читая эти письма, догадаться, как далеко зашла ваша дружба?

Гарри стиснул зубы, в его глазах читался испуг загнанного в ловушку зверя.

– Можете смело довериться мне – я никогда не сделаю ничего, что могло бы бросить тень на моего брата, – тихо проговорил Верджил.

Поза Гарри стала менее напряженной, причиной чему было скорее сознание собственного поражения, чем испытываемое им облегчение.

– Если они были прочитаны кем-то, такая возможность, наверное, существует… Но я думал, он уничтожил их.

– Разумный человек сжег бы их, но мой брат порой поступал легкомысленно, руководствуясь чувствами, а не здравым смыслом.

Несмотря на охватившее Гарри смятение, столь трепетное отношение к письмам, видимо, тронуло его. Он кивнул на книжные полки.

– Ваш брат давал мне читать философов и тому подобные книги, он хотел открыть мне мир. – Гарри тоскливо улыбнулся. – Вот только толку от них было чуть, особенно когда рабочие взбунтовались после того, как он решил запретить на фабрике детский труд. Их семьи еле сводят концы с концами. Я уговорил его позволить работать мальчикам хотя бы по нескольку часов в день. Кенвуд иной раз не мог переубедить его, а я мог. Я говорил ему, что в жизни на самом деле не так все складно, как пишут в этих книжках. Даже благородные начинания могут скверно закончиться. Вы практичнее своего брата, Кенвуд так же считает. Он говорит, что вы более склонны к этому делу и фабрика для вас не просто эксперимент.

– Отрадно слышать, и все же… Бывая здесь, брат навещал вас в вашем доме?

– Его никто не видел – он был осторожен и не приезжал в таких шикарных экипажах, как вы.

«Вряд ли это помогло, – подумал Верджил, – в таких деревнях никакие предосторожности не спасут».

– Вы когда-нибудь появлялись в Манчестере вместе?

– Иногда. Но ничего неподобающего никто не видел, если вы об этом. В том, что мы появлялись на людях, не было ничего противоестественного: ведь мы работали вместе.

Это правда. Однако всего один красноречивый взгляд, один нескромный смешок, и…

– Сожалею, но мне придется вернуться к письмам. Вы когда-нибудь просили в них Милтона о дорогих подарках?

Невинное выражение тотчас слетело с лица Гарри.

– О чем это вы?

– Вы обращались к нему с требованиями? Ваша дружба делала его уязвимым для любого, кто мог узнать о ней, в том числе и для вас.

– Мне не было нужды предъявлять ему требования. Эта дружба и меня делала уязвимым.

– Неправда, и вам об этом известно не хуже, чем мне. Любой скандал, не говоря уж о судебном разбирательстве, имел бы для Милтона куда более серьезные последствия, чем для вас. В наши дни людей за подобное не вешают, но их могут уничтожить. Если бы правда всплыла наружу, вы могли бы скрыться, а он нет.

– Черт вас всех возьми! Вы считаете меня алчным человеком лишь потому, что я не был рожден в роскоши! Но я никогда и не надеялся, что вы оба это поймете.

– Что вы имеете в виду, говоря «вы оба»?

– Вы не первый, кто заводит со мной этот разговор, мистер Кларк.

– Так с вами кто-то еще говорил об этой дружбе? И кто же он?

– Это был не мужчина. Приезжала дама. Лицо под вуалью, сама очень трусила. Сказала, что знает о фабрике, обо мне с Милтоном и тревожится о его добром имени и о репутации семьи.

– Она знала, кто такой мистер Кларк?

– Определенно. Она сказала, что он не слишком осторожен, и спросила, писал ли я к нему как к виконту такие письма, которые должны быть уничтожены: эта дама якобы собиралась сама сделать это за него, так как хотела спасти его. Уезжая, она пригрозила, что, если кому-нибудь проболтаюсь, виселица мне обеспечена.

– Это было до или после смерти брата?

– Месяца за четыре до его смерти, не меньше. Я не хотел, чтобы он узнал о ее визите, иначе он мог бы… – Гарри пожал плечами.

– Несмотря на то, что она была под вуалью, вы должны знать ее, раз стали с ней разговаривать.

Томас ухмыльнулся и посмотрел на Верджила как на идиота.

– Конечно, я знаю, кто это, – ведь она сразу же назвалась. Это ваша сестра, графиня Гласбери.

Девочка изучающе смотрела на Бьянку, а Бьянка на нее. Ребенка к воскресенью вымыли, и теперь рыжие волосы блестели на солнце. Кроха во все глаза с изумлением разглядывала одежду Бьянки. Наконец девочка развернулась и побежала к матери, которая, стоя в дверях, наблюдала за ней.

Их маленький домик был новым и чистым. Небольшой ряд таких же домов располагался с одной стороны улицы, напротив более старых жилищ, фасады которых не оставляли сомнений насчет их возраста и говорили о равнодушном отношении к ним их обитателей.

Верджил вышел из дома мистера Томаса и, увидев, что Бьянка прохаживается вдоль улицы, с тревогой на лице направился к ней.

– Узнал, что хотел? – спросила Бьянка, когда он подошел.

– Более чем достаточно. – Вид у Верджила был усталый и потерянный.

– Эти письма от Томаса?

– Да.

– Вот видишь! Я же говорила, что они были друзьями.

– Письма адресовались не Адаму, а моему брату.

Бьянка пожала плечами:

– Ну, значит, они дружили с твоим братом. По словам Шарлотты, Милтон жил затворником, и ему наверняка хотелось обзавестись «милыми друзьями». Почему бы не порадоваться тому, что он был не одинок.

Верджил угрюмо посмотрел на Бьянку.

– Да, я, пожалуй, рад узнать об этом. А теперь поедем домой. Из множества жизней, которые я сегодня проживаю, та, в которой есть ты, сейчас нужна мне более всего.

Как только они поднялись в экипаж, Верджил усадил Бьянку к себе на колени.

– Что ты думаешь о своей фабрике?

– Пожалуй, стоит оставить управляющего, по крайней мере, еще на несколько лет. Не уверена, однако, что Найджел окажется столь же оптимистичен. Как тебе удалось скрыть от него свое участие в деле?

– Он жил во Франции, а когда вернулся, мистер Кларк стал уклоняться от встречи с ним, хотя мы вели оживленную переписку. Я рассчитываю на то, что Найджел будет доволен, если его доход от фабрики превысит ренту с капитана, и в случае необходимости предложу за хорошие деньги продать мне свою долю.