Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Амалия и Белое видение (с иллюстрациями) - Чэнь Мастер - Страница 35


35
Изменить размер шрифта:

Эшенден выпустил из черного кружочка рта белое облако дыма. Глубоко вздохнул.

– Далее, госпожа де Соза. И вот это уже ближе к нашей с вами истории. На калькуттском заседании конгресса год с лишним назад младший Неру и некто Субхас Бос потребовали полной независимости Индии вот прямо сейчас. Ганди, заметим, не столь радикален, он вообще-то сторонник статуса доминиона, как у Австралии или Канады. Он предложил: если через два года Лондон не сделает Индию доминионом, то тогда – да, уже надо будет требовать независимости. Они договорились ждать один год. Это означает, что к первому декабря нынешнего, 1929 года конгресс ждет ответа насчет доминиона. Далее же – то, о чем знают не столь уж многие. В конце октября, то есть весьма скоро, лорд Ирвин сообщит, что правительство Его величества хочет побеседовать с индийскими лидерами в Лондоне в следующем году. С Ганди, конечно, с кем-то из двух Неру, Мохаммедом Али Джинной от мусульман… И вот в этой ситуации, дорогая госпожа де Соза… нервы кое у кого…

Наши глаза встретились. В моей голове замелькало все то, что произошло со мной за эти недели. Длинная череда смертей. Большой зал «Одеона». Склад через стену. Динамит, очень много динамита.

Мне захотелось вскочить и выбежать из комнаты, сбив по дороге вазу с орхидеями.

– Да, госпожа де Соза, да, – мрачно произнес господин Эшенден. – Все было именно так, как вы подумали. Замысел был прост. Ганди никогда не был в Малайе, только в Бирме – но как раз в этом году он много путешествует, а здешние индийцы тоже хотели бы его увидеть, прикоснуться пальцами к краю его одежд… И кое-кому показалось, что если найти способ вытащить его сюда и провести некую акцию подальше от Индии, то есть шанс, что может получиться. И ведь эти энтузиасты в Калькутте успели уже проделать подготовительную работу – в частности, получить согласие почтенного губернатора ваших Стрейтс-Сеттльментс. Кстати, чтобы вы лучше понимали, что происходит и насколько все серьезно – в результате этой глупости скоро у вас будет новый губернатор, попросту ошеломляющих талантов человек. А сэр Хью… при всех его прежних заслугах нельзя держать на такой должности того, чей ум, скажем, не тот, что был. Он мог бы телеграфировать в Дели, например. Уклончиво. Такие вещи полезно хоть как-то проверять. Вместо того, чтобы соглашаться не глядя.

– Он был тут недавно, открывал резервуар Ричи… – тихо произнесла я.

– Больше не откроет, – утешил меня Эшенден. – Да, ну, головы уже полетели и в Калькутте. И даже в Дели. Операцию, конечно, отменили, как только она пошла, наконец, на утверждение вице-королю. Надо сказать в оправдание нашей колониальной службы, что вообще-то подобные методы для нее совершенно не типичны. Но если кто-то начал устраивать такие эскапады, то это очень плохой знак…

Я резко двинула головой направо: несгибаемого Джеральда там, в глубине комнаты, уже не было, он как-то просочился сквозь стену (или не заметную для меня дверь) гораздо раньше.

– Но дело бы даже на той стадии обошлось без меня – я появляюсь на сцене лишь когда не срабатывают нормальные механизмы, – чуть усмехнулся Эшенден. – И знали бы вы, как эти самые механизмы меня ненавидят, я для них – хуже любителя, почти что театральный актер или тот, который пишет для артистов строчки, существо, словом, подозрительное. Они никогда не смирятся с тем, что кому-то в Лондоне я оказываюсь нужен там, где они провалились… А провалились они страшно. Ладно еще – начали подготовку операции, а потом прекратили. Ничего страшного: все свернули и уехали. Но тут в вашем городе начали твориться вещи полностью необъяснимые. Вся эта череда смертей тех, кто был причастен к этой истории. Ведь это же была чистая случайность, что я оказался рядом и что это – дело как раз для меня.

– Но вы мне сейчас объясните, наконец, кто устроил весь этот кошмар? – поинтересовалась я.

– Вы не понимаете, – с иронией сказал он. – Я ничего вам не объясню. Потому что этого никто не знает.

Я в изумлении молчала.

– Знают здесь только одно, – продолжал он, – что после серии убийств, когда, наконец, в живых остался лишь последний из причастных – с ним произошла история вообще чудовищная.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– То есть тут на сцене появляется Амалия де Соза, – сказала я. – И держит в страхе всю империю. Шантажирует страшно сказать кого.

– Мой секретарь собирал поэтому наши чемоданы в большой спешке, – произнес господин Эшенден и внимательно посмотрел на погасший окурок сигары. – Чтобы вам было ясно, что тут началось и почему ваша персона вызвала такой ужас, напомню о старте политической карьеры господина Ганди – 1906 год. Когда его, процветающего адвоката с лондонским образованием, где-то в Южной Африке выкинули вон из купе первого класса – куда он купил билет за свои деньги, – выбросили, поскольку он не англичанин, а индиец, которому первый класс там не положен. Вас никто не выбрасывал на перрон, госпожа де Соза, но для некоторых разгоряченных умов в Джорджтауне параллели показались чересчур очевидными…

Я сжала виски пальцами.

– Это не параллели, это цитата, – пробормотала я, пытаясь засмеяться. – Вот эта: «Несотрудничество со злом – это такой же долг, как сотрудничество с добром». Я сказала это начальнику полиции, хотела просто вывести его из себя. О, святой Франциск, помоги мне.

– Ну, что же вы в таком случае ожидали, – мягко заметил господин Эшенден, и глаза его весело блеснули. – Загадок все меньше. Потому что из здешней администрации начальник полиции – единственный человек, кроме резидента, который знает, что на самом деле произошло. Но продолжим.

Я не отводила взгляда от лица моего собеседника – кажется, только сейчас я начала его рассматривать всерьез, удивилась этому большому запавшему рту с опущенными углами, резким складкам щек, гладко зачесанным назад редким волосам. Я теперь хорошо понимала, что ощущает приговоренный при виде своего палача: ведь то последний человек, которого ему предстоит увидеть в жизни. Мне хотелось усесться на ковер у этих отполированных ботинок, прижаться плечами и грудью к его коленям и попросить его: дядюшка, скажите же мне, что все кончится хорошо. А он, похоже, отлично понимал, что со мной творится. Хотя делал при этом вид, что размышляет: не зажечь ли сигару снова.

– А теперь – самое главное, – собралась, наконец, с силами я. – Вам пора сообщить мне, что Элистер Макларен – человек, который ехал сюда, чтобы убить в моем городе много ни в чем не повинных людей, и особенно одного упрямого и почитаемого миллионами людей старика. Сколько лет Ганди?

– Ну, теперь можно уверенно сказать, что в октябре ему все-таки исполнится ровно шестьдесят, – с иронией отозвался Эшенден. – Но не оттягивайте того, чего вы заслужили – моего ответа. Знаете, сколько ваш Элистер проработал в полиции и секретной службе одновременно? Ровно две недели до посадки на лайнер до Пенанга. Видите, я даже не делаю драматическую паузу. Он действительно ничего не знал и сейчас не знает. Его сюда послали на стажировку, на всякий случай, как человека, способного поговорить с тамилами, бенгальцами и так далее, если это потребуется. В качестве переводчика, скажем. Он приехал – и, как я понял, некому уже было его инструктировать. Так?

Я склонила голову, лицо мое горело. Желудок вдруг сдавил голод, и я радостно вгрызлась в печенье, на которое ранее обратил мое внимание господин Эшенден.

– Это – вот именно это – для вас и есть самое главное? – спросил он, повернув голову вправо и глядя на море.

Я молчала и жевала.

– А если это так, то у нас с вами все отлично получится, – заключил он. – Еще раз прошу извинить… меня, да, меня, за все, что с вами произошло.

Повисла пауза. Я покончила с печеньем и вдруг увидела, что он снова смотрит мне в глаза тем самым взглядом, что пригвоздил меня к паркету на пороге час назад.

Я поняла, что теперь говорить придется мне.

Глубоко вздохнула.

– В этом городе у всего, что происходит, есть национальность, – неуверенно начала я. – Здесь все отчетливо говорит о китайцах. Моя… версия, – уверенно выговорила я это слово, – сводится к следующему: кто-то из китайцев узнал о том, что предстоит, узнал, что эту историю хотят приписать китайцам – а рядом с синема был именно китайский склад, – и ужаснулся. Потому что нет ничего страшнее, чем когда индийцы – да еще и сикхи-полицейские – начнут молча и беспощадно мстить китайцам за это убийство. Ну, и вытащили откуда-то из подполья никому не известную доселе банду, наняли ее. Бесполезно ловить пуллеров-убийц, господин Эшенден.