Клуб знаменитых капитанов. Книга 2 - Минц Климентий Борисович - Страница 28

Он посадил на цепь собаку и широким гостеприимным жестом распахнул дверь в нижний этаж бревенчатой башни.

Члены клуба вошли в просторную комнату, освещенную огнем двух керосиновых ламп, и с наслаждением расселись в самодельных креслах, обитых тюленьими шкурами.

А хозяин, переворачивая печенку на жаровне, так и сыпал словами:

– Я не задаю вам никаких вопросов, господа… У нас, в Новой Каледонии, это не принято. Иногда можно получить в ответ удар ножа в бок или пулю в голову. Каторга есть каторга, и не всем нравится срок, который им назначен высоким правосудием. Не подумайте, что я принял вас за беглых… Но кто бы вы ни были, можете рассчитывать на гостеприимный прием. Здесь нет ни телефона, ни телеграфа, а радиопередатчик сейчас в ремонте. Так что можете чувствовать себя в полной безопасности. Снимайте ваши камзолы и куртки, вешайте на эту веревку… А чтобы просушить горло, я сейчас сварю горячий грог. Знаете, когда живешь один на этой косе, рад поговорить со всяким, кто сюда забрел…

Смотритель маяка налил в медный чайник вино из большой бутыли, насыпал туда горсть сахарного песку, корицы, еще какие-то пряности и раздул угли в камине.

– Клянусь Коралловым морем, сдается мне, дружище, что вы живете здесь почти как Робинзон. Ну, вместо козы у вас собака, но есть ли в команде Пятница и попугай? – с интересом спросил капитан Крузо.

А хозяин уже раскладывал на оловянные тарелки свой нехитрый ужин, стараясь никого не обделить. Это занятие нисколько не мешало ему продолжать беседу:

– Какой же я Робинзон? У меня два сына, и оба учатся в Нумеа, в школе, а Жанетта мотается на шлюпке взад и вперед – между нашей косой и столицей Новой Каледонии. Мы недавно даже приобрели бензиновый моторчик. Хотя Жанетта бывалая морячка и с веслами и парусом выросла с детства, но, знаете, годы идут… Иногда ее очень мучает одышка… Если вы останетесь здесь до утра, я вас познакомлю с моей супругой. Кстати, она привезет продукты и свежую почту. Если там будет извещение префекта о вашем… м-м… исчезновении, не беспокойтесь. Будем считать, что я его не читал, пока вы не покинете эти берега, даю вам слово Этьена Лябуша, охотника за акулами!.. Это у нас наследственное занятие еще со времен моего деда Анри…

Только сейчас Тартарену удалось вставить слово, воспользовавшись торжественной паузой:

– Пардон, мсье Лябуш. Мы вовсе не беглые каторжники… Хотя, в некотором смысле, сбежали… но не из рудников, а со страниц наших романов. Я буду краток. Перед вами – члены Клуба знаменитых капитанов. В полном составе! Мы попали сюда совершенно случайно, чтобы не сказать больше, и мечтаем до первых петухов подойти к причалу в Химках, поблизости от нашей родной библиотеки.

И толстяк церемонно представился как любимец Тараскона, затем назвал всех членов кают-компании клуба.

На охотника за акулами это произвело большое впечатление. Его руки дрожали, когда он разливал по кружкам горячий грог. Но промолчать он никак не смог:

– Какая честь, капитаны, для моряка из старинной семьи Лябуш! Мой отец и дед тоже плавали на реках и морях, прежде чем бросили мертвый якорь на этой косе.

Он взял керосиновую лампу, повернул фитиль. В комнате стало значительно светлее. И тут мы смогли разглядеть на стене старинную фотографию – молодцеватый старик в морской тужурке, рядом с ним мужчина средних лет в таком же одеянии, а у их ног на табурете – кудрявый мальчик в матросском костюмчике.

– Взгляните сюда… На этом дагерротипе мы снялись в Нумеа втроем – мой дед Анри, мой отец Гюстав… А этот мальчишка – не кто иной, как я – Этьен Лябуш… Мы, Лябуши, особенно гордимся славой дедушки Анри!.. Я сейчас расскажу нечто удивительное, особенно для вас… Посмотрите теперь на ту стенку…

Он пересек комнату и осветил лампой большой портрет человека, который всем нам показался очень знакомым… Где-то мы видели этот высокий лоб, окаймленный седыми волосами, пышную бороду, также тронутую сединой, и черные усы… Устремленный вдаль взгляд зорких глаз… Лицо творца, искателя и провидца.

– Это сам Жюль Верн! Я узнал его по портрету на выставке в нашей библиотеке!.. – прервал общее молчание голос Дика Сэнда.

– Да, это он! Автор множества романов! Он создал и вас, пятнадцатилетний капитан, и меня, капитана Немо, и даже зловещий образ герра Шульце, с которым мы имели неудовольствие познакомиться однажды ночью…

Смотритель маяка тут же вступил в разговор, обнаружив при этом некоторую осведомленность в книжных делах, о которых даже мы не имели представления.

– Ну, насчет доктора-профессора из Стального города – это не совсем так… Но немного терпения, капитаны. Скоро вы узнаете тайну моего деда. Почему вы не спрашиваете, как попал сюда портрет Жюля Верна?.. Его подарил моему деду мсье Паскаль Груссе. Вам ничего не говорит это имя?..

И тут с волнением в голосе заговорил Лемюэль Гулливер:

– Любезные друзья! В дни Парижской коммуны тысяча восемьсот семьдесят первого года я находился в библиотеке парижской ратуши… И часто видел там члена Коммуны достоуважаемого Паскаля Груссе. Он занимал высокий пост делегата внешних сношений. Если не ошибаюсь, так именовался министр иностранных дел восставшего Парижа.

Мы все были поражены. Почему делегат Коммуны подарил портрет Жюля Верна какому-то Лябушу? И как и когда этот подарок попал в Новую Каледонию?..

Охотник за акулами налил нам еще по кружке грога и пригласил сесть за дощатый стол. Потом он извлек из окованного стальными полосами сундучка какие-то пожелтевшие от времени документы и, медленно перебирая их, стал отвечать на наши вопросы:

– Мой дед Анри, капитаны, был современником Второй империи во Франции. Как известно каждому французскому школьнику, племянник Наполеона Первого Луи Наполеон Бонапарт сначала добился своего избрания президентом Франции, а через четыре года, второго декабря тысяча восемьсот пятьдесят второго года, провозгласил себя императором. Однако республиканцы не сдавались и вели борьбу против новоиспеченного повелителя французов. Прицельный огонь не только против сановников, но и против самого императора вели парижская газета «Марсельеза» и корсиканская «Реванш». В обеих этих газетах писал громовые статьи Паскаль Груссе, ставший впоследствии другом лоцмана с реки Сены Анри Лябуша. Но надо вас познакомить с еще одним действующим лицом разыгравшейся драмы. Это – двоюродный брат Наполеона Третьего принц Пьер Бонапарт. Он организовал травлю на страницах правой печати как самого Паскаля Груссе, так и его единомышленников. Тогда Паскаль поручил своему молодому другу Виктору Нуару быть его секундантом на предстоящей дуэли. Двадцатилетний юноша явился к его высочеству принцу Пьеру и передал ему формальный вызов на дуэль. Оскорбленный принц не только отверг поединок, но и запросто застрелил секунданта. Он был возмущен вызовом «какого-то паршивого писаки»… Мой дед хорошо запомнил январский день тысяча восемьсот семидесятого года, когда на похороны Нуара собралась демонстрация трудового Парижа.

Тысячи полицейских и солдат еле сумели сдержать огромную лавину людей. А корабли на Сене отдавали траурный салют погибшему юноше протяжным голосом сирен и звоном судовых колоколов. Прошло немного времени, и императорское правосудие сказало свое слово – Верховный суд оправдал принца Луи. Это вызвало новую демонстрацию и новые расправы. Среди осужденных на ссылку в Новую Каледонию был лоцман с речного парохода «Жанна д'Арк» – Анри Лябуш. А Паскаль Груссе угодил в тюрьму «до особого распоряжения императора». Напоминаю вам, капитаны, что они даже не были знакомы и разделяли их не только тюремные стены, но и тысячи морских миль… Мой дед в кандалах прибыл в Нумеа, но тут начальству понадобился лоцман, который мог бы водить паровой катер по трудным фарватерам наших проливов. Ведь Новая Каледония – это не один остров, а целый архипелаг… Никто лучше Анри не мог ходить по ветру и против ветра, экономно расходуя топливо и обходя самые коварные рифы. Вскоре ему еще раз повезло – он встретил Катрин, дочь главного надсмотрщика береговой линии. Они вскоре обвенчались, и на свадьбе была вся знать Нумеа – чиновники, купцы и контрабандисты, владельцы рудников и прочие важные господа… Надо ли удивляться, что моему деду поручили строительство маяка на песчаной косе, где мы сейчас греемся у камина, прихлебывая добрый грог.