Похороны чародея - Хантер Ким - Страница 44

Если бы не наступление темноты, никому не удалось бы спастись. Вслед за вечером пришла ночь. В первые часы наступающих сумерек много врагов полегло от рук соплеменников, товарищ по ошибке убивал товарища, кровопролитие обрело собственную жизнь, и остановить его было непросто. А тем временем небольшие отряды выживших воинов Красных Шатров пробирались прочь, убегали, спотыкались и, падая, вновь поднимались на ноги и спешили к кораблям. С собой они несли знамена Шатров — Медведя, Волка, Ястреба, Орла. К немалому стыду армии некоторые знамена захватил враг. Потеря знамени была хуже потери любимого командира или дорогого друга. Знамя считалось душой Шатра, и воины тяжело переживали его пленение.

Отвратительные варвары стояли у самых ворот. Король Гумбольд и граждане его страны не могут быть спасены теми, кто находится за городскими стенами.

В третий раз за эти недели Солдат пересекал Лазурное море Черные военные корабли были почти пусты. Большая часть карфаганцев полегла на поле брани у ворот Зэмерканда. Некоторым удалось спастись и затаиться на севере, западе и востоке, в глубине материка. Солдат оглянулся и увидел только горящие вокруг Зэмерканда костры варваров. Он не мог разобрать, взят город или нет.

Солдата переполняли грусть, чувство вины, стыд.

В первый раз за много веков карфаганцы не смогли сдержать орды варваров. Этого не должно было случиться. Враг сильно превосходил карфаганцев численно, верно, но так уже бывало прежде, и не один раз, и всегда карфаганцы шли в бой с уверенностью в собственной победе. А сейчас сила духа будто покинула войско. Может быть, виной тому стало беспрестанно повторяемое врагом имя чародея, что продал душу дьяволу? Или тот факт, что сражение происходило в тусклом свете сумерек, когда ночь побеждает день?

В прошлом карфагаицам не раз удавалось повернуть ход битвы в свою сторону. Каким-то образом они обретали почву под ногами, укрепляли свои позиции и предпринимали контратаку, одерживая в итоге решительную победу. Однако в этот раз не было ни ободряющих призывов, ни обычных криков «За мной, карфаганцы!». Была молчаливая отчаянная бойня, раздавались стоны падающих воинов, освобожденные из темниц тел души благодарили врага, слышались предсмертные стоны. Воины дрались отчаянно и торопливо. Ряды карфаганцев качнулись, смешались. Стойкость покинула солдат, и они неожиданно для себя вынуждены были постоянно отступать. Карфаганцы двигались не вперед, а назад, теряли свои позиции и отступали, отступали, отступали…

Солдат закрыл лицо руками. Это поражение вытаскивало из недр его беззащитной души тень воспоминания о другом поражении, которое произошло в позабытом прошлом. Горечь сдавливала его горло. Стон сорвался с губ. Он хотел умереть. Ну почему, почему снова?.. Солдат был уверен, что именно поэтому он покинул родной мир — рассудок не выдержал и полетел прочь, избавившись от мучений. Если бы только он взял себя в руки, воззвал к воинам, велел им сплотиться… Но он не сделал этого, и никто другой не сделал. Ни один офицер, ни один сержант — никто не воодушевил строй. Когда варвары бросились в наступление в третий раз, на глазах Солдата под боевым молотом дикого воина-пса пал полководец Джаканда. Никто не встал на его место, не приказал трубить построение, бить в барабаны, что привело бы врага в замешательство.

Карфаганцев истребляли быстро и беспощадно. Бесчисленные племена людей-зверей, где воспитание боевых навыков являлось неизменной частью взросления, ползли на неприятеля, с легкостью восполняя потери. Они впитывали поражение как губка и без лишних размышлений выслали в бой новые орды. Психологический аспект поражения не сказывался на них. Они привыкли проигрывать. Им неведом был стыд. Проиграв, они лишь набирались решимости отомстить врагу. Варвары собирались, пополняли свои ряды и, не теряя времени, снова бросались на неприятеля.

Карфаганцы же, напротив, ожидали легкой победы. Их армия состояла из самых дисциплинированных и вышколенных воинов. На создание такой армии требовалось много времени и труда. Победить ее было практически невозможно, и потому, когда это все-таки произошло, люди были потрясены до глубины души. В голове свербила одна и та же мысль: свершилось немыслимое — а с этим не так-то просто жить. Прямо на поле боя, когда исход битвы стал очевиден, многие офицеры и простые солдаты пали от своих собственных мечей. Другие — те, кто умел готовиться к непредвиденным событиям заранее, — приняли яд, который держали на подобный случай в перстнях и медальонах.

Жалкое это было зрелище. На палубе рыдали и женщины, и мужчины. Один или два воина бросились в темные морские волны. Никто не попытался остановить их, никто не закричал, что за бортом люди. Несчастные не хотели, чтобы их спасали. Воины ушли под темную воду с благодарностью за то, что им не придется смотреть в глаза своим семьям и друзьям, что остались в Карфаге. Души, освобожденные хозяевами, шептали слова благодарности, направляясь к небесам.

Когда флот прибыл в Карфагу, люди уже знали о том, что случилось. Поражение предсказывали пророки местных храмов, и в городах и деревнях скорбели. Воздух наполнялся плачем живых, которые оплакивали прежде всего разгром своей армии, а уж потом гибель родных и любимых. Люди рвали на себе волосы, сбрасывали сандалии и ходили по кактусам или раскаленному камню, чтобы через страдание облегчить душевную боль. Смотреть, как они переживают унижение, было невыносимо. Женщины посыпали себя прахом и в таком виде бегали с безумными глазами по улицам. Мужчины били себя дубинами и стегали плетками до потери сознания. Дети лежали, прижавшись к земле, и рыдали, не понимая, почему вдруг наступил конец света. Карфаганцы приносили в жертву собак и голубей, забрасывали улицы увядшими цветами, заколачивали досками окна, чтобы в дома не проникал солнечный свет.

Творилось нечто ужасное.

При первой возможности Солдат направился к границе Карфаги, чтобы переправиться в Сизад.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Теперь над южной частью материка Гвендоленд появились звезды. Шагая по единственной дороге к Уан-Мухуггиагу, Солдат задумался, что бы это могло означать. Видимо, власть ОммуллуммО распространялась не повсюду. Под его контролем находилась только северная часть страны и, вероятно, южная оконечность континента. Возможно, чародей просто решил, что не имеет смысла держать в кулаке весь Гвендоленд, поскольку не собирался распространять свое влияние на страны по ту сторону океана.

Покрытая желтой коркой дорога извивалась по сильно пересеченной местности. Ветер постепенно крепчал, набирая силу и поднимая пыль. С востока тянуло горячим воздухом. Погода переменилась, но Солдат не придал этому особого значения. На его сердце лежала тяжесть. Сейчас он мог думать лишь о поисках жены. А что касается судьбы Зэмерканда — так это теперь в руках Гумбольда. Возможно, находящиеся под его подчинением имперские войска удержат город, а может, и нет. Наверняка найдутся предатели, которые откроют врагу ворота. С другой стороны, город не так-то просто взять осадой. По крытому каналу будут доставлять припасы. Если только варвары не обоснуются у морского выхода из канала, ждать капитуляции Зэмерканда им еще очень долго.

Сквозь водовороты песка Солдату удалось разглядеть небольшую рощицу чуть поодаль. Деревья откидывали в лунном свете тени на дорогу. С другой стороны рощи в черные решетки теней въехал всадник. У него на плече сидела птица, как показалось Солдату — сова. Человек с птицей ехал прямо навстречу, по той же стороне дороги. Лошадь двигалась неторопливым шагом.

Солдат взялся за меч и приготовился при первой необходимости им воспользоваться. Не стоит доверять незнакомцам, бродящим посреди ночи вдали от людского жилья. Однако всадник и не думал хвататься за оружие. Он был весь укутан в охотничье облачение, и единственным оголенным участком тела оставались глаза — сквозь узкую щелку всадник смотрел на дорогу. Солдат отступил вправо, пропуская лошадь незнакомца, поскольку сам всадник не выказывал намерения его объезжать.