Песнь ножен - Хантер Ким - Страница 54

— Затронула, — неохотно ответил Спэгг. Было ясно: он не желает отвечать на вопрос.

— И какая? — спросил Маскет. — Внешне ты выглядишь так же, как всегда.

— Да, — хрипло каркнул Спэгг.

— Голова кругом идет, — сказала Лайана. — Я не уверена, что хочу слышать…

— Дело в том, — прохныкал Спэгг, — что я не могу лгать. Я потерял свое умение уклоняться от правды. Я вынужден говорить все, как есть — или не говорить ничего… Это ужасно! Нынче утром я сказал одной женщине: «Ты уродлива как смертный грех». А потом сообщил одному прохожему: «Ты обронил кошелек». Я встретил сборщика налогов и признался ему: «Вот уже тридцать лет я скрываю часть своих доходов и собираюсь впредь продолжать в том же духе…» — Спэгг запнулся, но, помолчав немного, продолжил несчастным голосом: — А потом я окликнул его и сообщил свое имя и адрес… — Теперь в голосе Спэгга звучал неподдельный ужас. — И еще… еще я не верю в байку, будто руки повешенных могут сделать владельца невидимым… И я воровал из королевской казны…

— Ну вот, я же говорил! — закричал Маскет, в восторге хлопая в ладоши. — Смотри, как у него дрожат губы. Он не сможет себя изменить. Никогда. Спэгг всегда был мошенником, и не важно, как высоко он взлетел.

В комнате повисло молчание. Офао, вошедший во время Спэгговой речи, смотрел на хранителя королевской казны, неодобрительно поджав губы.

Лайана подняла глаза на мужа.

— Сам решай, как с ним поступить, — сказала она. — В конце концов, это твой бывший работодатель.

Солдат кивнул. Он не отличался мстительностью — по крайней мере, в этом мире. Если бы Спэгга звали Драммондом, все могло бы быть иначе, а так…

— Ладно, у нас хватает более серьезных проблем, чем загребущие руки Спэгга. Ты вернешь все похищенное до последней спинзы. Тебе повезло, что у нас на носу война, не то болтаться бы тебе на виселице…

— Все виселицы сдуло, — заметил Маскет. — Хотя нет, парочка еще осталась.

— Спасибо, сынок.

— Я… я попробую исправиться, — сказал Спэгг. — Я не хочу исправляться, но попробую.

— Советую тебе преуспеть.

Население Зэмерканда было измотано семью напастями. Количество горожан и карфаганцев заметно сократилось.

Солдат надеялся: теперь напасти закончились, и они могут продолжить тренировки, однако от армии осталось не так уж много…

Однажды утром, когда Солдат, Голгат и Велион сидели за столом и обсуждали военные планы, явился посланник от Гумбольда. Несчастный явно пребывал в ужасе. В этом мире, как и во многих других, вражеские гонцы, приносящие дурные известия, часто заканчивали в волчьей яме. Этот человек не знал, что Солдат не карает посланников.

— Что ты хочешь мне сообщить? — спросил Солдат. — Говори. Тебе не причинят вреда. Я понимаю, ты ни в чем не виноват.

— Сэр, — сказал посланник, опустившись на одно колено, — мой повелитель Гумбольд приказал передать: у него в руках находится женщина по имени Утеллена. Генерал Кафф захватил ее, когда она пробиралась по горной тропе. Если битва разрешится не в его пользу, женщина умрет.

Солдат впал в ярость, но скрыл свой гнев от посланника.

— Знает ли Гумбольд, что Утеллена — мать ИксонноксИ? — спросил он. — Если с ней что-то случится, а ИксонноксИ станет Королем магов, то Гумбольд будет страдать от ужасных пыток весь остаток вечности.

— Да, сэр. Но если битва будет проиграна, ему ничего не останется, как отомстить этой женщине.

— Тогда о чем еще говорить? Утеллена для нас никто. Передай своему хозяину: нам нет до нее дела.

Когда посланник отбыл, Солдат ударил по столу кулаком, закованным в кольчужную перчатку, и расколол столешницу.

— Проклятая трусливая душонка, — сказал он, побелев от ярости. — Если даже я больше ничего не добьюсь в этой жизни, то, по крайней мере, снесу ему голову с плеч.

Королева положила ладонь на плечо мужа. Лайана знала, как тепло он относится к Утеллене. Так же, как она сама в глубине души относилась к Каффу. Разумеется, необходимо заняться ее освобождением. И нельзя позволять подобным неприятностям отвлекать мужа от его основной задачи. Солдат был главой соединенных войск гутрумцев и карфаганцев. Они и так уже уменьшились на треть в результате напастей… Главнокомандующий должен думать только о грядущей битве — и ни о чем более.

— Мы вернем ее, — сказала Лайана Солдату. — Я позабочусь об этом.

Солдат глянул на нее поверх стола, заваленного картами и схемами.

— Ты никуда не пойдешь, учти, Лайана. А то ведь я знаю: с тебя станется…

Она улыбнулась.

— Я уже слишком стара для таких мероприятий. Нет, мы найдем человека, которому сможем довериться. Мы должны разыскать Утеллену и обеспечить ей побег. Нам нужен кто-нибудь летающий. Как насчет твоего дракончика?

Солдат покачал головой.

— Мы не сумеем втолковать ему, какие действия от него требуется. Вдобавок дракон слишком велик. Его заметят. Подошла бы какая-нибудь птица… Как ты думаешь, в Зэмерканде есть маги, которые способны превращаться в орла или ястреба? Или управлять обычной птицей?…

В этот момент ножны Солдата запели. Теперь, когда они воссоединились с Кутрамой, их пение не обязательно означало появление врага. Сейчас ножны пели о том, что с севера-востока к Зэмерканду приближается армия, но армия дружественная. Число бойцов невелико, а ведут ее два короля.

Солдат понял: речь идет о Сандо и Гидо — королях-близнецах Бхантана, которые намеревались присоединиться к нему. Бхантан и два его короля были преданны Солдату и никогда его не подводили.

Вчерашние подростки нынче стали юношами… Первым вошел Сандо. Короли были похожи друг на друга как две капли воды, но Солдат знал: Сандо — Розовый король, а Гидо — Белый. Гидо вошел вслед за братом. Оба улыбались до ушей и протянули вперед руки; один пожал правую ладонь Солдата, а второй — левую.

— Как приятно видеть тебя, Солдат, — сказал Сандо.

— Солдат, как приятно тебя видеть, — сказал Гидо.

— Стало быть, подлый Гумбольд опять принялся за старое. Мы ненавидим его, как ты знаешь. Он очень грубо вел себя с нами, когда мы жили здесь в изгнании.

— Очень грубо.

— Такой мерзкий человечишка.

— Просто отвратительный.

— Так вот, — сказал Сандо, — мы привели свою маленькую армию тебе на помощь.

— Да уж, армия невелика, — прибавил Гидо, — зато все добровольцы. Мы бы и одни пришли — я и Сандо, — если бы потребовалось. Но солдаты Бхантана — все как один — поклялись сопровождать нас. Мы не сумели бы уговорить их остаться, даже будь у нас другая армия, в два раза больше. Твое доброе имя стало среди них легендой, Солдат. Они произносят его с благоговением. О твоих подвигах рассказывают детям сказки. Мы слышали о напастях, которые обрушились на ваш город, и о том, сколь сильно уменьшилась ваша армия. Вот почему мы пришли — дабы поддержать ваши силы нашими немногочисленными, но полными энтузиазма войсками.

— Добро пожаловать, друзья, — сказал Солдат. — Я счастлив вас видеть. Хотя должен предупредить, битва будет жестокой и кровавой. Если мы проиграем…

Сандо ответил:

— Мы не должны проиграть. Однако стоит принять меры предосторожности. Мы тянули соломинки. Гидо поведет наши войска в битву, а я буду здесь. Таким образом, один из нас выживет независимо от исхода сражения. Бхантан не останется без правителя. Если мы проиграем… вообще говоря, это немыслимо, поскольку правда на нашей стороне… но если все-таки это случится, тогда я вернусь домой, короную следующих близнецов, а потом удалюсь и буду оплакивать брата.

— Разумная предосторожность, — вступила в беседу Лайана. — Мы очень благодарны тебе, Гидо.

— Вообще-то, — признался Гидо с широкой улыбкой, — я больше ученый, а воин — Сандо. — Он громко рассмеялся, потом прибавил: — Но мы тянули соломинки. С соломинками не поспоришь. Боги определили сражаться мне. Может быть, в пылу битвы пригодится и умник? Какая-нибудь вдохновляющая риторика из уст поэта? Боевое воззвание в ямбическом размере? Я хорош в импровизации стихов, скажи, Сандо? Я подбираю отличные рифмы, и у меня есть чувство ритма.