БИТВА ЗА ХАОС - Де Будион Майкл - Страница 127

В 1972 году Рене Том обобщил все выводы Уитни и выпустил эпохальную монографию «Structural Stability and Morphogenesis» («Структурная стабильность и морфогенезис»).[310] Он рассуждал примерно так: поскольку гладкие изображения встречаются везде, то везде должны встречаться и их особенности. Вот эти особенности и нужно использовать для изучения самых разнообразных явлений естествознания. Книга Тома была издана большим тиражом — случай невиданный со времен появления кибернетики, собственно, она и «перебила» по популярности книгу Винера. Теория катастроф — это теория скачкообразных изменений возникающих в виде неожиданного ответа системы на плавное изменение внешних условий, когда накопление мелких незначительных воздействий в конце концов вызывает лавинообразный срыв. Она дает универсальный метод исследования всех скачкообразных переходов и внезапных качественных изменений.[311]

Том выделил семь типов катастроф (опять-таки «магическое» число семь) некоторым даже дал поэтические названия: типа «ласточкин хвост», «бабочка», но нас интересует только один тип — «сборка». Она наиболее распространена и наиболее устойчива. Итак, рассмотрим конкретные примеры. Начнем с одного, отдельно взятого человека, с дискретного случая.

Е. Зееман в своей статье: «Теория катастроф: ответ Тому»[312] приводит любопытный пример, иллюстрирующий реальную катастрофу в которую может попасть интеллектуал, да и просто талантливый человек, когда параметры характеризующие его творчество растут несогласованно.

Итак, посмотрим на рисунок. В нижней части изобразим плоскость, с начала координат которой будем откладывать два параметра характеризующие человека реально желающего чего-то достичь: по одной оси — талант, по другой — увлеченность. В общем случае, параметров может быть сколько угодно, но тогда поверхность получается n-мерной, а её трудно изобразить, вот почему мы для простоты будем сводить все к двум исходным параметром и результирующему третьему. Плоскость также имеет свой смысл — ей можно уподобить только что родившегося человека, который ничего не знает и ничего не умеет. Кстати, таких часто сравнивают с белыми листами, на которые можно записывать всё что угодно. Но по мере взросления талант и увлеченность будут давать результат — достижения. Вот этот самый результат мы будем откладывать вверх. Мы говорили, что арийцы в массе своей явно талантливы, вот только эти таланты почти всегда используются совершенно бессмысленно, что типично для неотрегулированных высокоэнтропийных систем. С другой стороны, вряд ли кто-то будет спорить, что за XIX–XX века мы продвинулись в научных областях гораздо больше, чем за все предыдущие столетия. Что, люди резко поумнели? Нет. Просто более доступным стало образование, больше людей могло реализовать свои способности. И цивилизация рванула вверх сумасшедшим темпом. Начиная с момента появления железных дорог, жизнь меняется буквально на глазах. Но как реализовывает себя обычный арийский талант? А реализовывает он себя по траектории «B». Т. е. его талант гармонично сочетается с увлеченностью, в результате чего он постепенно («гладко») растет и занимает ту или иную позицию в «области равновесия». Он — хороший профессионал.

Можно привести и более «слабый» пример. Допустим, талант человека невелик. Он не фанатик, не одержимый, но ответственный. У него есть воля и чувство долга. Он добросовестно работает над вопросом который ему может быть и неинтересен. Его достижения, тем не менее, растут вместе с техникой, с приобретенным опытом. Так, к сорока годам он становится приличным специалистом, знатоком своего дела, но не более. Т. е. тем же самым «крепким профессионалом», другое дело, что времени на это у него уходит больше чем у обычного таланта. Такие профессионалы часто встречаются среди бывших школьных отличников, причем не тех что взяли золотую медаль талантом, но тех, что взяли её усидчивостью, а здесь уже многое зависит от родителей. Ведь школьная программа сделана так, что учиться на отлично может человек со средними способностями, пусть даже ему будет очень тяжело. А вот про технические университеты, такого не скажешь, здесь уже часто нужно соображать. Хотя те кто соображает, те, кто понял предмет изучения, могут, что называется, учиться «левым мизинцем», т. е. без всякого напряжения. Это — настоящие таланты, кандидаты в гении. Таким образом, тактика «обычного» отличника — тактика мелких побед. В школе он каждый день зарабатывает свои пятерки и в конце учёбы получает главный приз — золотой аттестат и золотую медаль. Потом, по жизни, его рост идет медленно, но уверенно.

Вполне очевидно и то, что если индивид неталантливый и неувлеченный, то и явного результата не будет. Высота поверхности его достижений будет невысокой, но если индивид биологически нормальный, то он вполне гармонично интегрируется в социум и будет заниматься деятельностью не требующей ни высокого таланта, ни увлеченности.

Другой предельный случай — сумма высокого таланта и высокой увлеченности. Это прямой путь в гении. Тоже не гарантия, но условие. Необходимое, но недостаточное. Т. е. гением человек станет необязательно, но больших результатов может достичь непременно.

Все вышерассмотренные варианты — стабильные. Однако если он увлечен, то возможны гораздо более интересные явления. Вспомним, что еще Ломброзо установил четкую связь между гениальностью и бессознательным состоянием человека, проще говоря, между гениальностью и психической ненормальностью. Из его концепции следует, что переход в гении сопровождается нарушениями функционирования мозга, что выражается, в мягко говоря, странных поступках этих самых гениев. Нет, он сам признает что среди гениев есть и нормальные, но всё же это исключение, а не правило. Свою книгу он назвал «Гениальность и Помешательство». Но что такое гениальность? Гениальность — это высочайшая упорядоченность мышления в определенном классе вопросов. Гениальность — это порядок. А помешательство — хаос. На нашем рисунке, область хаоса, область неопределенности, — полукубическая парабола являющаяся проекцией «сборки». Она на нижней плоскости закрашена точками. И если гений попадает в нее по пути «B», т. е. мимо бифуркации, он — идеальный гений. Если его путь все же лежит через «хаос», то степень его ненормальности определяется тем, насколько его траектория ближе от траектории «A» к траектории «B». Но сколько было нормальных гениев? Ломброзо называет всего пять (!) человек.[313] Остальные — через «хаос». Так что может быть первый путь идеален, но реален как раз второй. И с этим остается только считаться.

Уменьшение энтропии — действие, которое мы отнесли к «функции Бога». Можно выпить, при условии, что ты всегда знаешь что можешь совершенно спокойно больше никогда в жизни этого не делать. Можно покурить травки, иногда, если это нужно для дела, при этом не впадая в зависимость, ибо зависимость — это слабость, а слабость имеет следствием бесконтрольное повышение энтропии. Подобные рассуждения можно провести для любого нашего действия. «Если воля и чувство автономии хорошо развиты, то он может расслабиться и оставить место для прихоти, спонтанности, выражения аффекта и т. д. Иными словами, хорошо владеющий собой человек может позволить себе расслабиться, не ожидая ужасных последствий. Кроме того, у обычного человека воля функционирует гладко, без сбоев и не требует постоянного сознательного контроля и особого напряжения, а детское упрямство развивается у взрослого в возможность делать с собой то, что он сочтет нужным». Так писал Давид Шапиро в своей книге «Невротические Стили».[314] Правда, он не сказал, какой процент составляют подобные «обычные люди». Одновременно отметим, что регулирование собственной внутренней энтропии, это все-таки не цель, а средство к достижению цели. Святые тоже ее регулируют, но вряд ли их можно назвать совершенными и тем более мало кто хотел бы на них походить. Состояние низкоэнтропийных святых — полное энтропийное равновесие, «тепловая смерть», остановка в развитии. Поэтому Шапиро предупреждает об опасности подмены цели средством (т. е. избыточным внутренним регулированием).