Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 36 - Булычев Кир - Страница 35


35
Изменить размер шрифта:

Моя Ирка была в восторге, а бабушка как-то вечером мне сказала:

— Выпусти ты их, пожалуйста. Не люблю я эту птицу.

— Почему? — спросил я.

— Уж очень каркают нехорошо. Сердце щемит.

Бабушка была суеверным человеком и делила всех птиц на «чистых» и «нечистых».

— Ладно, потеплеет, я их выпущу.

Наступила весна, и в одно из воскресений после долгих дипломатических переговоров с Ирой, во время которых я должен был заверить ее, что после очередной получки куплю ей в магазине таких же птиц, только с красными и зелеными крыльями, мы решили отпустить наших ворон на волю.

Выдался чудесный солнечный день, и мы открыли окно. В комнату пахнул теплый весенний воздух, птицы сразу встрепенулись и рванулись в окно.

— Улетели, — пропела Ира и махнула ручонкой.

Однако вороны не улетели. Они покружились над домом, после уселись на крышу беседки против окна и, как бы что-то соображая, посматривали то на голубое небо, то на нас. После этого они решительно снялись с крыши и влетели обратно в комнату.

Ира захлопала в ладошки.

— Господи боже мой! Да они не хотят, — сказала бабушка.

А вороны уселись в свое гнездо на моем книжном шкафу и что-то долго и упорно обсуждали на своем хриплом птичьем языке.

Они были совершенно ручные, и я снял их с гнезда и снова выбросил в окно. Однако они тут же возвратились обратно, укоризненно каркнув мне на лету.

— Неужели они будут здесь до самой моей смерти? — в ужасе шептала бабка.

— Ладно, что-нибудь придумаем. Пусть пока поживут. Они не улетают, потому что наступило время класть яйца. После мы унесем гнездо с яйцами, и они уйдут за ним.

В этот-то момент я и вспомнил про одну научную статью о генетическом влиянии рентгеновских лучей на животных.

«А что, если проверить это на воронах? — подумал я. — Сдохнут, ну и черт с ними. Бабушка перестанет нервничать».

Мною овладел дилетантский интерес к проблеме изменения наследственности. Я тут же смастерил клетку и на следующий же день увез обеих ворон в город, в свой рентгеновский кабинет.

II

Я облучал ворон два раза в день рентгеновскими лучами по три минуты. Это продолжалось до тех пор, пока я не заметил, что самка стала ленивой, неподвижной и все время гнездилась в углу клетки на ворохе сухой травы.

Я привез ворон домой и через пять дней на моем книжном шкафу обнаружил четыре сереньких яичка. Когда я к ним притрагивался, ворониха грозно кричала, норовя клюнуть меня в нос. Ворон, при этом каркая, носился вокруг.

— Господи, вот еще не хватало. Теперь весь дом заселит это воронье, — бабушка очень злилась, что-то про себя бормотала и старалась обходить книжный шкаф, на верхушке которого, присмирев, сидели обе птицы. Ирчонок регулярно, три раза в день ставила стул на стол и доставляла семье корм и воду в игрушечной посуде.

Через восемнадцать дней появились птенцы.

Я влез на стул и посмотрел на семью. Четыре сереньких, похожих друг на друга вороненка копошились в перьях матери. Они вытягивали длинные голые шеи и едва слышно шипели, открывая непомерно огромные рты. Ничего особенного в этих вороненках я не обнаружил. Мне только показалось, что один из них был несколько крупнее, чем все остальные.

Восторг Ирочки был неописуем. Она часами сидела на стуле, установленном на столе, и смотрела на выводок. Ворониха позволяла моей дочке прикасаться к своим маленьким отпрыскам. Мне этого она не разрешала. Бабушку я успокоил, сказав:

— Неудобно их выбрасывать сейчас. Пусть подрастут, тогда.

Бабушка укоризненно покачала головой:

— Не принесут нам эти птицы счастья, вот увидишь.

— Мама, я проделал над птицами научный опыт и хочу посмотреть, что из этого выйдет.

Бабушкино пророчество стало сбываться дней через десять.

Я пришел с работы и застал дочку в слезах

— Что такое?

— Умер. Один птенчик умер, — прошептала Ира.

В гнезде сидела грустная мать, а поодаль не менее грустный отец. Два маленьких вороненка, изрядно почерневших, копошились в гнезде, а третий стоял в стороне на фанере. Он наклонил голову и смотрел… на крохотный трупик своего братца. В его стойке и в том, как он держал голову, было что-то странное. Я заметил, что он действительно был крупнее всех и, главное, совершенно белый. Он стоял неподвижно и с каким-то удивленным птичьим вниманием смотрел на мертвый растрепанный комочек у своих ног. Затем он глянул в мою сторону, и я чуть не вскрикнул, увидев его глаза. Они были огромными и круглыми, как у совы.

«Мутационный урод, — сразу решил я. — Результат воздействия рентгеновских лучей».

Через два дня умер еще один птенец, а на следующий день еще. Ира плакала дни напролет, бабушка втихомолку молилась богу, а меня пожирало любопытство, что будет с четвертым, с белым вороненком.

Удивительно, что после того, как издох последний черный вороненок, обе взрослые птицы стали вести себя так, как будто бы у них никого больше не осталось. Они не обращали никакого внимания на выжившего птенца, не кормили его, не следили за ним. Более того, они переместились на задвижку печной трубы и стали стаскивать туда всякий хлам, чтобы сделать новое гнездо. Белого птенца с огромными глазами они полностью оставили на попечение моей дочки.

А он стал расти буквально на глазах. Особенно разрастались его голова и глаза, которые он всегда таращил то на Ирочку, то на меня, то на бабушку. Когда ему исполнилось двадцать дней, он уже ел в два раза больше, чем его взрослые родители. У этой птицы были совершенно недоразвитые крылья, лапки были широкими, на коротеньких ножках, туловище не продолговатым, а круглым.

— Папа, он так любит сахар и конфеты, — как-то объявила мне Ира. — Он даже говорит, когда ему хочется сахара.

— Говорит? Как же он может говорить?

— А так: «И-кррр, и-крр». Я его все учу, учу, а он еще не может сказать правильно «сахар».

Я рассмеялся.

Очередные дела в клинике захлестнули меня, и я долго не обращал внимания на уродливую ворону. Тем более что мне никто об этом не напоминал. Даже бабушка как-то свыклась с тем, что у нас поселились птицы — две взрослые, черные, и одна молодая уродливая, белая как снег. Я только замечал, что на черных ворон теперь ни Ира, ни бабушка не обращали никакого внимания. Зато они усердно ухаживали за белой птицей.

III

Белая ворона напомнила мне о своем существовании самым неожиданным образом.

Дело было вечером, когда вся наша семья собралась за столом пить чай. Я рассеянно крутил в стакане ложечку, вспоминая результаты сложного рентгеновского просвечивания одного больного.

Внезапно мой взгляд упал на пальцы Ирочки. Она бесцеремонно запускала их в банку с вареньем и затем отправляла прямо в рот.

— Перестань, что ты делаешь? — рассердился я.

— А я так хочу, — сказала она и снова полезла руками а банку.

Я взял ее маленькую ручонку и, хлопая по ней, стал приговаривать:

— Вот тебе, вот тебе за это.

Дочка захныкала, и в это самое время на мою руку вначале упал, а затем вцепился в нее острыми когтями огромный белый ком. От неожиданности я не мог даже пошевелиться.

— Не трронь! — услышал я хриплый, гортанный голос. — Не трронь ее! — зловеще прокаркала ворона.

Я в ужасе уставился на птицу. Собственно, теперь это уже была не птица, а какой-то огромный пуховой шар, с большими, как у человека, глазами, и широким ртом, кончавшимся вместо губ разросшимися вправо и влево костяными пластинками. Чудовище таращило на меня глаза, из которых искрилась хищная злоба. По обе стороны глаз под зарослями мягкого пуха двигались какие-то желваки, как двигаются скулы у взволнованного человека.

— Не трронь, — повторило чудовище.

На мгновение мне показалось, что я сошел с ума.

Затем, оправившись, я тронул птицу второй рукой, пытаясь ее согнать. При этом она так больно вцепилась в мою кисть, что я заныл.