Кровь Джека Абсолюта - Хамфрис Крис - Страница 27

Джек прикрыл ставни, но не слишком плотно, чтобы иметь возможность оглядеться вокруг. Стены комнатки, где он находился, были обшарпанными, пол покрывала корка засохшей грязи, а обстановку этой убогой клетушки составляли кровать и столик с тазиком и полотенцем, столь же засаленным, как и сорочка ужасного существа. Рядом с кроватью стояла наполовину опорожненная бутылка джина. Здесь не жили, здесь зарабатывали на жизнь.

Осознав это, Джек переключил внимание на существо. По голосу он уже понял, что это женщина, но слой штукатурки, покрывавший ее лицо, ничего ему не сказал. Ей могло быть и шестьдесят, и даже семьдесят. Последнее, кстати, более походило на правду.

— Кто… кто вы, мадам?

Женщина захихикала.

— Ох, какой вежливый молодой господин, вот только не помнит свою крошку Энджи. А ведь ночью ты постоянно повторял мое имя. И подбирал к нему всякие рифмы, проказник!

Она вновь захихикала, а Джек, чтобы окончательно пробудиться, нервно встряхнулся и провел рукой по лицу. Он посмотрел на женщину, потом посмотрел еще раз. В некотором изумлении, не веря глазам. У красотки была только одна бровь, правда, очень густая и длинная, однако от ее пары не осталось и следа. Зато волос на голове было в избытке, хотя они неестественно дыбились, а их рыжеватость явно не относилась к природной палитре цветов.

Она заметила, что ее изучают.

— Ох, господи боже! Что ты так смотришь? Это твоя вина, да. Ты так меня лапал, что меня аж перекосило.

Джек вновь ощутил позыв к тошноте. Героически сглотнув подкатившийся к горлу ком, он попытался продолжить расспросы.

— Ты говоришь… Энджи… что мы… ты и я…

— Да ты что, не помнишь, мой сладкий? Надо же, он не помнит свою милую девочку, чье имя… как ты там выражался?.. созвучно множеству распрекраснейших слов!

Множеству? Джек мысленно поразился. Имя Энджи практически не рифмовалось ни с чем, кроме «спятивши», да и то с сильной натяжкой, хотя это слово как нельзя более верно отвечало реальному положению дел.

— Значит… мы… мы… — Он показал на постель.

— Конечно, — продолжала красотка, — ты так надрался, что это тянулось… — Неожиданно ее губы странным образом изогнулись. — Ммм… лаза в полтола дольсе, цем надо бы, дологуша. — Грязный палец был водворен в рот и, покопавшись там, извлек пару вставных челюстей. — Вот так-то лучше, — изрекла она с томным видом и, устремив взгляд на Джека, принялась выгибать какие-то проволочки. — Так на чем мы остановились? О да. Ты так разошелся, что мне пришлось-таки потрудиться. Боже мой, я уже отработала свои денежки, по правде сказать. — Последовала плутовская улыбка. — Ты никак не хотел слезать с меня и прямо так и заснул. И все же это было давненько. — Спустив одну ногу на пол, пожилая кокетка протянула к нему руку. — А твой дружок заплатил за всю ночь. Ну… как насчет того, чтобы получить остальное?

Джек заглянул в щель ее рта. Там торчало всего два зуба. Он мигом расшвырял в стороны ставни, и его вытошнило за окно. Кажется, уже одной желчью. Поблизости зазвонили колокола. Даже после десятка ударов Джек не узнал, что это за церковь. Вытерев рот, он обернулся и услышал характерный щелчок. Челюсти Энджи вновь встали на место.

— Где, — спросил он, стараясь не смотреть на ее опять сделавшуюся лучезарной улыбку, — где я нахожусь?

— В Уксусном дворике. Ты ведь слышал колокола. Это церковь Святой Марии на Стрэнде.

Колокола. Десять утра. Какая-то мысль смутно ворочалась в его утомленном сознании. Ему предстояло что-то сделать, но что?

— Друг? — неожиданно спросил он.

— Что?

— Ты сказала, за меня платил друг?

— Угу. Он сказал, что тебя, мол, надобно ублажить словно лорда.

Ни один могавк такого не произнес бы.

— Как он выглядел?

Единственная бровь сдвинулась к переносице, указывая на напряженную работу мысли.

— Нет… не припомню. Я выхожу на работу к восьми, так что… — Она захихикала. — Но на нем был очаровательный розовенький камзольчик.

Громила. Гораций. Наемник Харроу. Харроу, Крестер…

— Крестер!

Джек вздрогнул. У него два часа. Всего два часа, даже меньше, чтобы хоть как-то привести себя в форму. Ровно в двенадцать его будут ждать. Наглецы из Харроу во главе с милым братцем, без сомнения выспавшимся и хорошо отдохнувшим.

Несмотря на боль, отдававшуюся во всем теле, он лихорадочно заметался по комнате, собирая свое барахло. Все было измято, испачкано, залито пивом и пуншем. Джек громко выбранился и застонал. Потом, запрыгивая в кюлоты, он вспомнил еще кое о чем. И так и застыл: одна нога — в брючине, вторая — голая, вся в пупырышках от утреннего апрельского холодка.

— Проклятье, где мои деньги?

— Деньги?

— Мое золото. Черт возьми, где мои сто гиней?

Не отрывая от нее взгляда, он возвысил голос до крика и повторил свой вопрос.

— У тебя ничего не было. Платил парень в розовом.

— О нет! — возопил Джек. — Ради бога, только не это!

В отчаянии он опять заметался по комнате, затравленно взрыкивая и натыкаясь на стены. Но спрятать в этой клетушке что-нибудь было попросту невозможно, да и Энджи вряд ли решилась бы на столь серьезное воровство. Во-первых, она дорожила своей репутацией, а во-вторых, господин в розовом был очень щедр. Он заплатил ей гинею. Вестминстерским золотом. Джек был готов в этом поклясться, но ничего не мог доказать.

Глава 9

ДУЭЛЬ НА БИЛЬЯРДНОМ СУКНЕ

Вопрос идти домой или нет попросту не стоял. Пробежка до Мейфэра и обратно съела бы все его время, необходимое на восстановление того, что восстановлению практически не подлежало, и потому Джек отправился к «Старому турку», где ему могли предоставить кредит.

Угрюмый хозяин таверны и прилегающих к ней бань, Мендоса, выслушав Джека, еще более помрачнел. По утрам «киски», работавшие на него, отдыхали, а сами бани проветривались и подвергались санитарной уборке, ибо до наплыва клиентов было еще далеко. Однако камни самой крохотной из купален, освободившейся позже обычного, все еще сохраняли свой жар, и угрюмец, продолжая ворчать, предоставил в распоряжение Джека расторопного банщика и даже велел другому малому взять в чистку одежду молодого мистера Абсолюта. Тот заявил, что сделает все возможное, хотя и не может ручаться за результат.

А Джек приступил к очистке своего переутомленного организма и для начала велел подать себе теплого молока. Первая кружка не прижилась, но Джек был настойчив и осушил без задержки вторую, неимоверным усилием воли подавив восстание у себя в животе. Затем он заказал кварту мясного супа с Пьяццы и в ожидании, когда его принесут, отправился в парилку. Страшно вонючий пот лился из всех пор его кожи, но пульсирующая боль в висках неимоверно усилилась, тогда он плюхнулся в холодную ванну и заставил себя просидеть в ней, пока лихорадочно красный оттенок его кожи не сменился на синий. Суп, принятый вместе с глотком шерри-бренди, вдохнул в него искорку жизни. Раз за разом чередуя жару и холод, Джек наконец добился того, что веки его перестали наползать на глаза.

Крошечная чашка кофе, черствая булочка из пекарен Челси — и лечение было завершено. Теперь он перешел из состояния полного паралича к прострации и лежал вытянувшись на диване, а слуга обкладывал его влажными полотенцами, все же оказавшимися недостаточно толстыми, чтобы заглушить звоны колоколов. Пробило полдень.

— Господи! — вскричал Джек, резко сев и тем самым едва не сведя к нулю всю проделанную работу. — Одежду мне, черт возьми! Несите одежду!

Ее принесли, хотя она была еще не готова и являла собой печальное зрелище — покрытая пятнами, порванная и влажная. Чистка, отчасти решившая одну проблему, породила новую: ни одна вещь не успела просохнуть. Но Джек опаздывал, а потому, несмотря на леденящие кровь апрельские ветры, насквозь продувающие улицы Лондона, влез в то, что имелось, и, уже убегая, упросил хозяина выручить его еще раз. Тот поворчал-поворчал, но в конце концов согласился. В турецких банях для удобства расчетов использовались металлические жетоны, поскольку разоблачившиеся клиенты оставляли свою наличность в привратницкой, забранной толстой решеткой. Теперь добрая пригоршня этих дисков была передана Джеку в женском чепце, взятом у горничной за неимением упаковки получше.