Кровь Джека Абсолюта - Хамфрис Крис - Страница 16

— Fermes les yeux [34], — распорядился Джек и направился к каминной полке. Сдвинув в сторону всех стоявших там пастушек и китайских болванчиков, он вновь полез в свою сумку. Но перед тем, как откинуть клапан, обернулся и нарочито строго прикрикнул: — Fermes!

Убедившись, что ему подчинились, он поставил свой дар на полку, затем вернулся к Клотильде и, зайдя сзади, положил ей ладони на веки. Она глубоко вздохнула, накрыв его руки своими. Оба замерли. Джек ощущал ее трепет, даже не прикасаясь к складкам пышного платья, в вырез которого беспрепятственно проникал его взгляд. Зрелище волновало и наводило на мысли, какие он еще утром решил в себе пресекать. И пресек, разведя в стороны руки, за что был незамедлительно вознагражден.

Эффект был точно таким, на какой он рассчитывал. Клотильда взвизгнула и отшатнулась к нему. Джек тут же обнял ее, она слабо дернулась, одновременно охваченная и желанием вырваться, и тем ужасом, который вызвал в ней странный, свирепо оскаленный монстр.

— Ah, Dieu! Dieu! C'est horrible! Qu'est-ce que c'est? [35]

Ее голосок был одновременно и перепуганным, и восхищенным. О, милый Джек! И как он прознал о ее тяге к всяческим жуткостям? Ах да, ведь они в прошлый разговорили о них.

— C'est… c'est… — У него не хватало слов из ее языка, поэтому он перешел на английский. — Это водяной. Из Японского моря. Получеловек, полурыба. Un… ну… demi-poisson! [36] Смотри.

Джек попытался подвести девушку к монстру, но та уперлась, и он пошел к нему сам.

— У него голова человека, но… но не зубы.

Джек сунул в пасть чудовища руку и, вскрикнув, выдернул под оглушительный визг.

— Ай, они острые, как кинжалы, — продолжил он, посасывая ребро ладони. — А еще у него человеческие руки… и пальцы. — Он отогнул один палец. — Смотри. А теперь глянь на хвост. Настоящая рыба, не так ли?

Храбрость кавалера подвигла красавицу на небольшой шаг вперед.

— Но… почему он такой… сухой?

— Мумифицирован. — Джек развернул хвост чучела и потряс им. — Возможно, ему уже сотни лет. А может, и тысячи, кто его знает.

Клотильда придвинулась ближе и даже решилась потрогать шероховатую чешую.

— Он ужасен, — сказала она зачарованно. — А… как ты думаешь, он… они… Есть ли еще и такие же женщины… ну… полурыбы?

— У любой твари в мире есть пара, — изрек важно Джек. — Я думаю, этого бедолагу разлучили с его возлюбленной.

Ответом ему был сияющий — восхитительный! — взгляд.

— О том… о том гласит мой третий подарок. Мой стих в твою честь.

Джек отвел девушку к небольшому диванчику, заставил сесть. Затем еще раз открыл свою сумку и вытащил из нее лист бумаги. Расположившись около монстра, он принял позу, которая, если верить Лебрену [37], изображала трагизм, и завел:

Джек оглянулся на аудиторию. Прекрасные глаза девушки влажно мерцали, изящная ручка была прижата к подрагивающим губам.

Джек завершил чтение драматическим придыханием, закатив глаза и словно сквозь толщу воды озирая плафон потолка, рука его при том вскинулась, демонстрируя тщетное желание декламатора всплыть из глубин к недоступным сияющим небесам. Он так и замер, держа паузу и ожидая услышать звуки рыданий.

Она фыркнула.

Бедная девочка. Так расчувствовалась, что не помнит приличий. Он повернулся.

— Рыботорговка? [38] — Нижняя губа слушательницы оттопырилась, между бровями пролегла гневная складка. — Ты сравнил меня с рыботорговкой?

— Что? — Джек опешил. — Нет, вовсе нет. Я сравнил тебя с полудевушкой-полурыбой! Это совсем разные вещи, взгляни!

Он показал ей листок, и она склонилась над ним.

— Ah, je comprends. Je suis рыботорговка — la Petite Fille de la Mer. Comme lui, полурыба. Un moitie poisson? [39]

— Exactement [40].

Складка между бровями расправилась, она изучала листок.

— Мне кажется, это лучше звучало бы… en francais [41].

— Ну конечно! Еще бы! Куда нам до вас!

Джек был задет. Нет, он вовсе не возражал, когда кто-то анализировал его творчество. Серьезный разбор должно только приветствовать, но эта барышня могла бы, кажется сперва выразить свои чувства, оставив всю критику на потом.

— Клотильда, — грустно спросил он, — тебе не понравился мой сонет?

— Ah, поп, Жак. Je 1'adore [42]. Он потрясающий. Настолько… настолько…

В поисках нужных эпитетов она вновь заглянула в листок.

Еще одного комментария он бы не вынес. Да и пора было переходить к следующим шагам.

— Разве поэт не заслуживает вознаграждения?

Ее невинные глазки тут же изобразили полнейшее непонимание.

— Какого вознаграждения?

Джек сел с ней рядом, взял за руку. Точно так же они сидели две недели назад. Тогда он перецеловал все ее пальчики. Теперь в его мыслях витало еще кое-что.

— Такого.

Он чуть подался вперед.

— Жак! — Она отвернулась, но не сдвинулась с места. Да и отвернулась не столь уж решительно, чтобы его губы не могли дотянуться до ее нежной щечки. — Жак, — повторила она. Но уже совсем другим тоном, вновь поворачиваясь к нему. — Мы не должны. Мой отец…

— Ушел, — быстро сказал он. — А Клод получил серебряную монету.

— Клод? — обеспокоенно встрепенулась Клотильда, но была вынуждена умолкнуть.

Джек закрыл ей рот поцелуем. Позволить, чтобы она произносила еще чье-то имя, он просто не мог.

Приникнув к возлюбленной, он одной рукой придержал ее спину, чтобы инстинктивное желание вырваться не одержало в ней верх. Мера помогла. Ее стан, поначалу напрягшийся, постепенно расслабился, а ее губки оказались такими же сладкими, какими они ему и представлялись. И этот эффект, разумеется, не имел ничего общего с прилипшей к ним сахарной пудрой.

Короче, Джек ощутил себя на вершине блаженства и мог бы сидеть вот так хоть неделю, хоть две. Однако Клотильда стала все больше и больше отклоняться назад, и он, дабы продлить сладостные мгновения, потянулся за ней. Так продолжалось какое-то время, потом равновесие было нарушено, и они оба упали: она — на спину, он -на нее. Теперь не только сладкие губки, но и другие, более рельефные части замершего под ним тела, сказали ему, что она и впрямь развилась.

— Клотильда, — хрипло выдавил он.

И услышал шаги. Кто-то поспешно поднимался по лестнице.

Через миг Джек стоял в одном углу комнаты, Клотильда — в другом, судорожно одергивая помятую юбку. Как только она замерла, отвернувшись к окну, дверь широко распахнулась.