Джек Абсолют - Хамфрис Крис - Страница 2

Он обвел взглядом круг возбужденных лиц, обернувшихся к нему. Хорошо еще, что здесь не было никаких женщин. Ни одной, включая и ту, из-за которой все случилось, эту маленькую, дерзкую кокетку Элизабет Фаррен. Близился час, когда в «Друри-Лейн» зажигаются огни рампы, и ей надлежит участвовать в представлении. Впрочем, она с удовольствием устроила бы представление прямо здесь. Замечательное представление. Со вздохами и рыданиями, которые исторглись бы из ее вздымающейся, умело приоткрытой и правильно освещенной груди при виде того, как два воздыхателя сходятся в смертельном поединке. Сперва она выказала бы необыкновенное мужество, а затем была бы близка к тому, чтобы лишиться чувств.

Актриса. Ему предстояло быть убитым из-за актрисы. Ситуация напоминала одну из чертовых комедий Шеридана, в частности ту, в которой драматург без спросу использовал его имя. В полной мере оценить такого рода иронию мог бы только ирокез. Ибо не приди в голову Шеридану присвоить одному из героев своих «Соперников» имя Джека Абсолюта, да не вздумайся самому Джеку отправиться и посмотреть, как какой-то там актер сыграет «его» роль, да не поддайся он совместному воздействию бренди и чарам участвовавшей в спектакле актрисы, уже бывшей, как оказалось, возлюбленной этого молодого офицера, нахального красавчика, он бы не...

Ате и Шеридан пересекли площадку, чтобы согласовать условия, и Джек обратил внимание на секундантов противника, с которыми его спутники вели разговор. Один, младший лейтенант в великолепном, расшитом золотом мундире колдстримского гвардейца, говорил нарочито громко и размахивал руками. Однако в первую очередь Джека заинтересовал второй секундант Тарлтона, стоявший позади и слегка в стороне и сосредоточенный, видимо, не на деталях предстоящего поединка, а целиком и полностью на самом Джеке. Точно так же, как было это в предыдущий вечер, когда его тихий шепот подстрекал Тарлтона к дальнейшему обострению ситуации.

Этого человека с узким, бледным лицом ученого, облаченного в неброское, но дорогое платье состоятельного клирика, звали, как слышал Джек, графом фон Шлабеном, и даже сейчас, в бледном свете зимнего вечера, Абсолют увидел, что граф желает его смерти не менее, а скорее, еще более остро, чем уязвленный юнец. А также понял, что дело тут не в актрисе и что честь в этой истории — далеко не главное.

«Если мне суждено умереть, — подумал Джек, отведя взгляд от секундантов Тарлтона и подняв глаза к затянутому облаками мартовскому небу, — то, по крайней мере, стоило бы понять почему».

В тот вечер в театре произошло что-то еще, кроме самой пьесы и вызова. Нечто, из-за чего они и оказались здесь, на этой заметенной снегом пустоши.

Это соображение заставило Джека мысленно вернуться обратно, в тот вечер, в театр «Друри-Лёйн». Ненадолго. Только на то время, пока не будут улажены последние формальности и не придет время умирать.

Глава 2Королевский театр

Капитан Джек Абсолют выступил вперед, в его глазах отражались языки пламени сотни свечей.

— Света достаточно. Как говорит сэр Люциус, «в самый раз для шпаги, хотя и маловато для хорошего пистолетного выстрела».

Он поднял воображаемый пистолет, «выстрелил» из него с громким, нарочито-певучим вокальным «бум», потом добавил:

— Ко всем чертям его «хорошие выстрелы».

Эта последняя фраза, произнесенная с утрированным ирландским акцентом, вызвала взрыв хохота в партере и аплодисменты галерки. Отважный капитан знал, что ему делать.

Или то был просто актер, игравший роль капитана?

А вот настоящий Джек Абсолют, сидевший в партере, весь извелся. Наконец он привстал, протискиваясь в узкое пространство между коленями зрителей и спинками кресел и пытаясь, сколько возможно, загородить сцену, хотя его искренний порыв был вознагражден шиканьем и сердитыми возгласами: «Сядьте, сэр!» и «Невежда, сейчас будет говорить Вудворт!» Прежде чем продолжить сцену, актеры воззрились на него с досадливым недоумением.

То был кошмарный вечер. Джек находился в Лондоне всего неделю и двигался так, словно под его ногами все еще находилась палуба шлюпа Ост-Индской компании, с пятьюдесятью фатомами воды под килем, а ему приходилось сидеть и смотреть этот пасквиль на свое прошлое. О том, что его имя, оказывается, обрело сомнительную славу, Джек узнал, когда прибыл из Сити в Ковент-Гарден: достаточно было узнать, на чье имя заказано кресло, как все начали шептаться, что здесь присутствует «настоящий Джек Абсолют». Эта известность следовала за ним повсюду. Стоило трактирщику, клерку или торговцу узнать его имя, как неизменно следовал вопрос:

— О, сэр, неужто вы и есть тот самый Джек Абсолют?

А когда он, окончательно выведенный всем этим из себя, выяснил, что виной всему его старый приятель Шеридан, и в негодовании накинулся на него, этот плут и мошенник, выставивший его в дурацком виде, не выказал ни малейшего смущения.

— Джек, — заявил он, — от тебя ведь семь лет не было ни слуху ни духу. Естественно, мы все сочли тебя погибшим. По правде говоря, тебе крупно повезло. Девяносто девять шансов из ста за то, что, будь жив старина Олли Голдсмит, вечная ему память, уж он-то точно не преминул бы воспользоваться таким выигрышным имечком. Ручаюсь, ты попал бы в его комедию «Снизошедшая до покорения», и быть тогда тебе не лихим красавчиком-капитаном, как в моих «Соперниках», а олухом и заикой, наподобие этого Марлоу.

Лихим? Красавцем? Да этому вечному кумиру публики, мистеру Вудворту, которому выпало воплотить на сцене образ Джека, — лет шестьдесят, и морщины на его лице столь глубоки, что видны даже при сценическом освещении и под толстым слоем грима. Относительно самой пьесы Джек вынужден был признать, что у Шеридана цепкая память и еще более острый глаз. Юношеская склонность Джека к эскападам была схвачена почти во всех деталях. Его отец по сцене, сэр Энтони Абсолют — хорошо еще, что драматургу хватило порядочности изменить хотя бы его имя (отца Джека звали Джеймс) — был идеальным наброском с оригинала, верно изображающим этого тирана, весельчака и будущего безумца. Предмет его вожделений, Лидия Лэнгвиш, представляла собой своеобразную смесь ангельской красоты и романтической глупости.

Однако Джек еще в ходе первого акта понял, что ему нет нужды оставаться до эпилога. Пьеса явно должна была закончиться всеобщим примирением, что никак не соответствовало подлинной истории. Возможно, раздражение Джека было в первую очередь вызвано как раз тем, что Шеридан использовал его юношескую глупость как основу для романтической комедии, тогда как действительность более походила на фарс, если не на трагедию. Тогдашний девятнадцатилетний Джек отнюдь не соединился с той леди (чем, несомненно, предстояло завершиться приключениям его сценического воплощения), а, едва не погибнув при попытке увезти ее, вынужден был отправиться в свое первое продолжительное изгнание из Англии.

К счастью, ему хватило здравого смысла не остаться досматривать дальнейшее банальное действо, ибо начало очередного изгнания намечалось на сегодняшний вечер. Экипаж дожидался его у гостиницы, а лодка оставалась в ожидании прилива в Портсмуте.

После семи лет отсутствия Джек Абсолют пробыл в метрополии как раз столько дней, сколько требовалось, чтобы разобраться с делами. Ему снова пришлось заняться вопросом о кредите банка Куттса, необходимом для того, чтобы привести в порядок плантацию сахарного тростника на Антильских островах, владельцем которой он стал благодаря новоприобретенным навыкам, сообразительности и, не в последнюю очередь, простому упрямству.

Но прежде всего ему нужно было повидаться с двумя людьми.

Мужчиной и женщиной.

Джек выбрался в боковой проход и направился к лестнице. Первый из этих людей имел собственную ложу. Единственное, что требовалось, — это краткий вежливый отказ от предложения этого человека, после чего Джек собирался нанести визит за кулисы — для столь же беглого, хотя, возможно, и более страстного прощания.