Завтра не наступит никогда - Романова Галина Владимировна - Страница 17

Это что же, она может так поступать с людьми? Она?! Воспитанная, благонадежная, порядочная, искренняя, до кончиков пальцев леди, и может так безобразно относиться к людям, которые ей служат?! А он ведь ей служил, потому что она считала его… мебелью.

– А ничего, – он пожал плечами, по-прежнему не отводя от нее взгляда, Марго его, что ли, научила такой самонадеянности. – Ты считала меня мебелью, потому что я терпел все то, что ты вытворяла. Думала, что я ограничен, недалек, приземлен, а тебе не приходило в голову, что я такой совершенно по другой причине?

– По какой же?

Она все еще не могла прийти в себя от его разговорчивости. Он не вел себя так раньше. Никогда не вел.

– Тебе не приходило в голову, что я просто любил тебя. Сильно любил. Знаешь, есть такое чувство, как любовь. И оно может приносить массу страданий.

– И именно по этой причине ты здесь?! – взорвалась она снова, когда начала понемногу осмысливать его монолог.

– По какой?

– Ты здесь, чтобы страдать?

– Да нет. Страдать как-то не хочется. – Он постарался примирительно улыбнуться, но получилась почти болезненная гримаса. – Хочется тебя просто видеть.

Она не ушла, а убежала из его кабинета. И потом всякий раз, как натыкалась на него случайно в коридоре или в буфете, все время мучилась совестью.

Бессловесный влюбленный? Страдалец? Жертва?

Как она могла не рассмотреть? Почему обидела? А ведь еще несколько дней назад она о нем не вспоминала. Так, изредка, может быть. И еще когда мать о нем ей напоминала. Зачем, зачем ей эти нелепые мучения? Зачем было нужно ему это трудоустройство? Ведь ничего же не изменится.

И тут же Эмма понимала, что во всем этом виновата Марго. Мерзкая, наглая, чудовищно непорядочная женщина, решившая заделаться сторонним наблюдателем их истории.

Теперь вот тоже звонит непонятно с какой стати, говорит непонятным голосом непонятные вещи, и это когда на часах почти полночь!

– Маргарита, ты будешь говорить со мной, нет? Ты вообще где сейчас, дома или…

– Я дома, милая, дома. Я не в кабаке и не пьяная, если ты на это намекаешь, – ухмыльнулась звучно Марго.

– Я ни на что не намекаю, я…

– А вот я намекну, милая, – перебила ее Шлюпикова с неожиданным напором. – Я не только намекну, но и предупредить хочу.

– О чем?

Внезапно внутри как-то все противно и мелко задрожало. Эмма даже приподнялась на подушках и свет снова включила.

– Помнишь самую страшную историю в нашей фирме, милочка? – вкрадчиво поинтересовалась Маргарита. – Не думаю, что ты ее забыла. Об этом помнят до сих пор все.

– Помню, и что?

Эмма не хотела, да поежилась, припоминая историю, которую тщательно старалась позабыть. Те несколько недель были самыми отвратительными и самыми длинными и в ее жизни тоже. Все будто замерло, затормозилось тогда. По коридорам бродили не люди, тени, без конца подозрительно оглядывающиеся. Каждый новый человек казался непременно прокурором, явившимся по твою душу. Неизвестно, когда и чем бы это закончилось, не прекрати это Марков в одночасье.

– Я принял такое решение, и я за него отвечаю, – объявил он в конференц-зале всем, кто мог быть причастен к этой истории. – На этом все! Забыто! Это мой приказ.

Точки в этой мутной, неприятной истории так и не были расставлены. Ее просто задвинули в самый дальний угол, засыпали чем попало и забыли.

Чего это Марго вздумалось вспоминать об этом?

– Так вот у меня есть самые неопровержимые доказательства того, что ты имеешь отношение ко всему случившемуся.

– Я?! – Эмма чуть горло не надорвала, с таким трудом далось ей это слово. – Я имею отношение?!

– Ты, милочка, ты.

И Эмма словно воочию увидела самодовольную ухмылку, ползущую змеей по толстому лицу Марго.

– Странно, что ты мне вообще об этом сообщаешь, – обронила Эмма после продолжительной паузы. – К этой истории все имели хоть какое-то отношение. Разве ты не помнишь? Все были запятнаны тогда. Но Марков…

– Твой Марков землю носом роет из желания докопаться до правды, милочка, – хихикнула Шлюпикова. – И я ему в этом помогаю. И не я одна.

– А кто еще?

Машинально спросила, просто так, а не из желания продолжить ужасный разговор.

– А еще Гнедых Кирилл Андреевич, который при-ехал специально для того, чтобы разобраться.

– Он не приехал, а прилетел, – снова машинально поправила ее Эмма.

Она сама его встречала. Почему она? Почему не Марго, это было ее работой? Почему-то Марков попросил именно Эмму встретить Гнедых. Не для того ли, чтобы он к ней присмотрелся, начав работу по выявлению опасного преступника? Странно, что все это началось именно сейчас, а не много раньше. Тогда, когда все и стряслось. Почему-то тогда всем казалось удобнее отказаться от поисков. Удобнее или выгоднее?

– Что скажешь, красавица? – прошептала Марго в трубку. – Денег небось хочешь мне предложить?

– Нет. Не хочу.

Дрожать внутри все перестало, но теплее от этого не сделалось. Марго умела добиваться своего и жертву добивать умела. И Эмма ждала сейчас что-нибудь эдакое напоследок, пакость какую-нибудь. Хотя куда уж больше?

– А зря не хочешь! – И рыжая стерва захохотала в полное горло. – У меня есть что продать тебе. Кто знает, может, в цене сошлись бы…

Глава 10

– Привет, троечница.

– Здравствуйте, – деловито кивнула Удалова.

Орлов понаблюдал за тем, как она садится в его машину, как пристегивает ремень безопасности, как привычным движением поправляет очки на маленьком носике, и вздохнул. Присматривайся, не присматривайся, ничего он в ней зазывного для себя не находит. Не его типаж.

Может, она и правильная, может, порядочная, и за справедливость ратует, но вот женского в ней он пока ничего не открыл.

– Плохо смотришь, командир, – ржал все тот же советчик в пятницу, когда они выбрались в баню. – Или она хорошо маскируется.

– Думаешь, маскируется?

– А почему нет? Препод домогался, она отказала, и не потому, что он старпер. А тут начальник отдела, как с глянцевой картинки, вот она и не желает провоцировать ситуацию. Точно говорю тебе, Гена, маскируется.

…Орлов объехал глубокую лужу, завернул в незнакомый двор, увидал суету возле шестого подъезда и покатил в том направлении.

– Что говорят? – Указательный палец снова налег на оправу на переносице.

– Позвонили жильцы. Кто-то вернулся с прогулки, собачку выгуливал, направился к лифту, а там человек бездыханный. Подходить побоялись, сразу начали звонить в «Скорую», нам. Доктора, смотрю, уже здесь.

– Как думаете, это…

Он даже договорить ей не дал, оборвав грубо раз и навсегда:

– Я ничего пока не думаю, поняла?! И не буду думать до тех пор, пока не увижу, пока не расспрошу, пока не будет у меня заключения экспертов.

– Понятно, – закивала она и опять подтянула очки.

Может, правда, маскируется? Слишком уж часто она очечки свои теребит. Так теребит, будто они мешают ей. Надо бы при случае в стеклышки эти посмотреть, может, они без диоптрий.

Он въехал на стоянку, вышел из машины, не шевельнулся даже, чтобы ей помочь, пускай сама выбирается, знала, куда работать шла. Тут не до реверансов. И сразу пошел к машине «Скорой помощи».

– Утро доброе, – кисло улыбнулся Орлов только что подъехавшим прокурорским.

– Уж доброе, куда там! – фыркнул кто-то. – Начался день с трупа, им и закончится.

– Тьфу на тебя, тьфу! – зашикали со всех сторон. – Этой мало, что ли?

– Этой много! – покрутил головой врач. – Килограммов сто десять!

– Женщина? – спросил Орлов, направляясь к подъезду, помощница семенила рядом на своих нелепых толстых каблуках.

– Да, женщина, – закивал доктор, поспешая за ним. – На вид лет сорок пять—пятьдесят. Но их сейчас разве поймешь?

– Причина смерти?

Орлов как раз подошел к лифту. Увидел и тут же глянул на доктора:

– Черепно-мозговая?

– Трудно судить, – тот пожал плечами. – Кровищи, конечно, много, но и дама сама не мелкая. Давление наверняка шкалило. Обильная кровопотеря могла быть и поэтому. А причина смерти… Нет, тут пускай эксперты хлопочут, мое дело – факт летальный установить.