Остров - Хаксли Олдос - Страница 48

— И автором, — добавил Виджайя, — лучшего исторического труда о Пале. Чакравати Макфэйл был одним из самых способных людей в своем поколении. Уилл взглянул на Шанту, а затем вновь на Виджайю.

— И его способности унаследованы? — спросил он.

— Да, настолько, — сказал Виджайя, — что мне стоило большого труда утвердить свое мужское превосходство. У Шанты, конечно, больше мозгов, чем у меня, но, к счастью, она не может соперничать со мной по части мускулов.

— Мускулов, — с ехидцей повторила Шанта, — мускулов… Ну как тут не вспомнить историю Самсона и Далилы?

— Кстати, — продолжал Виджайя, — у Шанты тридцать два сводных брата и двадцать девять сводных сестер. И более чем треть отличается незаурядными способностями.

— Именно так вы улучшаете расу.

— Да, улучшаем. Дайте нам еще сотню лет, и наш коэффициент умственного развития поднимется до ста пятнадцати.

— Тогда как наш на данной точке развития вот-вот упадет до восьмидесяти пяти. Чем больше лекарств — тем больше врожденных дефектов, сохраняемых и продолжаемых. И тем легче прийти к власти будущему диктатору. — При мысли об этой вселенской шуточке Уилл рассмеялся. Немного помолчав, он спросил: — А что вы скажете об этических и религиозных аспектах применения ИО?

— Поначалу было много противников. Но теперь, когда преимущества ИО всем сделались очевидны, большинство пар понимают, что лучше попытаться завести ребенка, обладающего более высокими качествами, чем рабски воспроизводить все выверты и дефекты, которыми, возможно, наделена семья отца. И теологам нашлась работа. ИО излагается ими в понятиях перевоплощения и теории кармы. Набожные отцы испытывают счастье при мысли, что детей жены и их потомков ожидает лучший удел.

— Лучший удел?

— Потому что они вынашивают зародыш улучшенной породы. У нас имеется центральный банк высших пород. Разнообразнейший набор физических конституций и темпераментов. У вас не существует возможности улучшить семейную конституцию, а у нас она есть. К тому же у нас имеются превосходные генеалогические и антропометрические описи, восходящие к годам прошлого века. Итак, мы не продвигаемся ощупью в потемках. Например, нам известно, что бабушка по материнской линии Гобинда Сингха обладала даром медиума и дожила до девяноста шести лет.

— Возможно, в нашей семье будет жить столетний оракул, — сказала Шанта. Малыш снова срыгнул. — Оракул прорицает, — засмеялась она, — и, как всегда, очень загадочно. Если ты хочешь, чтобы ленч был готов вовремя, — напомнила она Виджайе, — пойди и позаботься об этом. Рама намерен задержать меня еще минут на десять.

Виджайя встал и, одной рукой обняв жену за плечи, другой ласково погладил ребенка по спинке.

Шанта наклонилась и, коснувшись щекой пушистой макушки ребенка, прошептала:

— Это папа. Папа хороший, хороший… Виджайя, легонько похлопав малыша по коричневой спинке, выпрямился.

— Вы удивляетесь, — обратился он к Уиллу, — как нам удается сохранять дружественные отношения с местной фауной. Я покажу вам, в чем тут секрет. Он поднял руку:

— Полли. Полли. Птица осторожно переместилась с плеча на вытянутый указательный палец.

— Полли — хорошая птица. Полли — очень хорошая птица. — Виджайя поднес птицу поближе к малышу, чтобы тот чувствовал прикосновение гладких перышек. — Полли — хорошая птица, — повторил он, — хорошая птица.

Попугай глухо закудахтал, а потом нагнул голову и слегка ущипнул ребенка за ушко.

— Такая хорошая птица, — прошептала Шанта, — такая добрая.

— Доктор Эндрю позаимствовал эту идею, когда работал натуралистом на «Мелампусе», у одного из племен Северной Гвинеи. Люди культуры неолита, подобно христианам и буддистам, верили в любовь. Но, в отличие от нас, сумели претворить свою веру в жизнь. Путь этот — одно из счастливейших открытий. Поглаживайте ребенка, когда вы его кормите: это доставит ему двойное удовольствие. Потом, пока он сосет и его ласкают, познакомьте его с животным или человеком, к которому вам бы хотелось расположить его. Пусть и они прикоснутся к ребенку, пусть он почувствует их физическое тепло. В это же время повторяйте: «добрый», «хороший». Поначалу дитя поймет только интонацию вашего голоса. Позднее, научившись говорить, он усвоит значение слова. Пища плюс ласка плюс тепло плюс слово «хороший» равняется любовь. А любовь — это блаженство, это довольство.

— Чистейший Павлов.

— Павлов — во имя целей, дружбы, доверия, сочувствия. А у вас Павлов используется для промывки мозгов, для распространения водки, сигарет и патриотизма. Павлов на потребу диктаторам, генералам и магнатам.

Рыжая дворняжка, желая получить свою долю ласки, пыталась лизнуть все, что могла достать: руку Шанты, Виджайи, лапку попугая, спинку ребенка. Шанта подтащила собаку поближе и потерла младенца о его мягкую шерсть.

— А это собака, — проговорила она, — хорошая собака. Собака Тоби, хорошая собака Тоби…

— Можно и мне присоединиться? — со смехом спросил Уилл.

— Я хотела предложить, — ответила Шанта, — но боялась задеть ваше достоинство.

— Станьте на мое место, — сказал Виджайя. — А я пойду похлопочу о ленче.

Все еще держа попугая, он отправился на кухню. Уилл поднялся со стула и, наклонившись вперед, мягко потрепал крохотное плечико ребенка.

— А это дядя, — прошептала Шанта, — — хороший дядя, сыночек. Добрый.

— Хотелось бы мне, чтобы это было правдой! — печально усмехнулся Уилл.

— Я уверена, что это правда. Хороший дядя, — повторила Шанта, вновь склонившись над ребенком, — добрый.

Уилл смотрел на ее блаженное, тихо улыбающееся лицо, чувствовал гладкость и тепло младенческой кожи. Ему тоже могли быть ведомы это понимание и доброта — если бы только его жизнь не сложилась так отвратительно. И потому никогда не считай ответом «да», даже если это так очевидно, как теперь. Он взглянул на все иным взглядом — и увидел карикатуру на изображение запрестольного образа Мемлинга. «Мадонна с младенцем, собакой, Павловым и случайным знакомым». И вдруг он понял, почему мистер Баху ненавидит этих людей. И почему он так желает — хотя и прикрывается, как и полагается, именем Бога, — уничтожить их.

— Добрый, — повторяла Шанта ребенку, — хороший, добрый.

Слишком уж они хорошие — в этом их вина. Это непозволительно. И все же как это прекрасно! И как бы ему хотелось быть одним из них! Чистейшая сентиментальность, сказал он себе.

— Хороший, добрый, — повторил он вслух. — А что будет, когда дитя вырастет и узнает, что на свете много дурного, а люди в большинстве своем — злые, злые, злые?

— Добро пробуждает добро, — ответила Шанта.

— Да, если человек — добр. Но если он жаден и властолюбив, или разочарован и полон горечи? Дружественное расположение будет воспринято им как слабость, как приглашение к безнаказанному попирательству и мести.

— Необходимо рискнуть, ведь кто-то должен положить начало. К счастью, никто из нас не бессмертен. Люди, которых жизнь озлобила или разочаровала, рано или поздно умирают. А возродившись, они могут благодаря новому окружению, начать сначала. Так случилось у нас, и так будет с вами.

— Да, такое может произойти, — согласился Уилл, — но при наличии водородных бомб, национализма, катастрофического роста населения вряд ли произойдет,

— Можно ли говорить наверняка, не попытавшись даже попробовать?

— Кто станет пробовать, пока мир таков, каков он теперь? А он будет таким, пока мы не попробуем изменить его к лучшему на ваш лад. Это возвращает меня к моему первоначальному вопросу. Что происходит, когда добрые, хорошие дети вдруг понимают, что даже на Пале есть много дурного?

— Мы стараемся сделать им прививку против подобных потрясений.

— Как? Причиняя им неприятности, пока они еще не выросли?

— Нет. Но заставляя увидеть реальность, давайте скажем так. Мы учим их любви и доверию, но изображаем для них мир таким, каков он есть, во всех аспектах. И потом, мы воспитываем в них чувство ответственности. Они должны понимать, что Пала — не Эдем и не Страна изобилия. Да, это довольно приятное место. Но чтобы оно сохранялось таковым, каждый должен работать и прилично себя вести. В конце концов, жизнь есть жизнь. И так повсюду. Даже здесь.