О дивный новый мир [Прекрасный новый мир] - Хаксли Олдос - Страница 30

Полет был ничем не примечателен. «Синяя Тихоокеанская ракета» в Новом Орлеане села на две с половиной минуты раньше времени, затем потеряла четыре минуты, попав в ураган над Техасом, но, подхваченная на 95-м меридиане попутным воздушным потоком, сумела приземлиться в Санта-Фе с менее чем сорокасекундным опозданием.

— Сорок секунд на шесть с половиной часов полета. Не так уж плохо, —отдала должное экипажу Ленайна.

В Санта-Фе и заночевали. Отель там оказался отличный — несравненно лучше, скажем, того ужасного «Полюсного сияния», где Ленайна так томилась и скучала прошлым летом. В каждой спальне здесь подача сжиженного воздуха, телевидение, вибровакуумный массаж, радио, кипящий раствор кофеина, подогретые противозачаточные средства и на выбор восемь краников с духами. В холле встретила их синтетическая музыка, не оставляющая желать лучшего. В лифте плакатик доводил до сведения, что при отеле шестьдесят эскалаторно-теннисных кортов, и приглашал в парк, на гольф — как электромагнитный, так и с препятствиями.

— Но это просто замечательно! — воскликнула Ленайна. — Прямо ехать никуда больше не хочется. Шестьдесят кортов!..

— А в резервации ни одного не будет, — предупредил Бернард. — И ни духов, ни телевизора, ни даже горячей воды. Если ты без этого не сможешь, то оставайся и жди меня здесь.

Ленайна даже обиделась:

— Отчего же не смогу? Я только сказала, что тут замечательно, потому что… ну потому, что замечательная же вещь прогресс.

— Пятьсот повторений, раз в неделю, от тринадцати до семнадцати, —уныло пробурчал Бернард себе под нос.

— Ты что-то сказал?

— Я говорю, прогресс — замечательная вещь. Поэтому, если тебе не слишком хочется в резервацию, то и не надо.

— Но мне хочется.

— Ладно, едем, — сказал Бернард почти угрожающе.

На пропуске полагалась еще виза Хранителя резервации, и утром они явились к нему. Негр, эпсилон-плюсовик, отнес в кабинет визитную карточку Бернарда, и почти сразу же их пригласили туда.

Хранитель был коренастенький альфа-минусовик, короткоголовый блондин с круглым красным лицом и гудящим, как у лектора-гипнопеда, голосом. Он немедленно засыпал их нужной и ненужной информацией и непрошеными добрыми советами. Раз начав, он уже не способен был остановиться.

— …пятьсот шестьдесят тысяч квадратных километров и разделяется на четыре обособленных участка, каждый из которых окружен высоковольтным проволочным ограждением.

Тут Бернард почему-то вспомнил вдруг, что в ванной у себя дома не завернул, забыл закрыть одеколонный краник.

— Ток в ограду поступает от Гранд-Каньонской гидростанции.

«Пока вернусь в Лондон, вытечет на колоссальную сумму», — Бернард мысленно увидел, как стрелка расходомера ползет и ползет по кругу, муравьино, неустанно.

«Быстрей позвонить Гельмгольцу».

— …пять с лишним тысяч километров ограды под напряжением в шестьдесят тысяч вольт.

Хранитель сделал драматическую паузу, и Ленайна учтиво изумилась:

— Неужели!

Она понятия не имела, о чем гудит Хранитель. Как только он начал разглагольствовать, она незаметно проглотила таблетку сомы и теперь сидела, блаженно не слушая и ни о чем не думая, но неотрывным взором больших синих глаз выражая упоенное внимание.

— Прикосновение к ограде влечет моментальную смерть, — торжественно сообщил Хранитель. — Отсюда вытекает невозможность выхода из резервации.

Слово «вытекает» подстегнуло Бернарда.

— Пожалуй, — сказал он, привставая, — мы уже отняли у вас довольно времени.

(Черная стрелка спешила, ползла юрким насекомым, сгрызая время, пожирая деньги Бернарда.)

— Из резервации выход невозможен, — повторил хранитель, жестом веля Бернарду сесть; и, поскольку пропуск не был еще завизирован, Бернарду пришлось подчиниться.

— Для тех, кто там родился, — а не забывайте, дорогая моя девушка, —прибавил он, масляно глядя на Ленайну и переходя на плотоядный шепот, — не забывайте, что в резервации дети все еще родятся, именно рож-да-ют-ся, как ни отталкивающе это звучит…

Он надеялся, что непристойная тема заставит Ленайну покраснеть; но она лишь улыбнулась, делая вид, что слушает и вникает, и сказала:

— Неужели!

Хранитель разочарованно продолжил:

— Для тех, повторяю, кто там родился, вся жизнь до последнего дня должна протечь в пределах резервации.

Протечь… Сто кубиков одеколона каждую минуту. Шесть литров в час.

— Пожалуй, — опять начал Бернард, — мы уже…

Хранитель, наклоняясь вперед, постучал по столу указательным пальцем.

— Вы спросите меня, какова численность жителей резервации. А я отвечу вам, — прогудел он торжествующе, — я отвечу, что мы не знаем. Оцениваем лишь предположительно.

— Неужели!

— Именно так, милая моя девушка.

Шесть помножить на двадцать четыре, нет, уже тридцать шесть часов протекло почти. Бернард бледнел, дрожал от нетерпения. Но Хранитель неумолимо продолжал гудеть:

— …тысяч примерно шестьдесят индейцев и метисов. полнейшие дикари… наши инспектора навещают время от времени… никакой иной связи с цивилизованным миром… по настоящему хранят свой отвратительный уклад жизни… вступают в брак, но вряд ли вам, милая девушка, знаком этот термин; живут семьями… о научном формировании психики нет и речи… чудовищные суеверия… христианство, тотемизм, поклонение предкам… говорят лишь на таких вымерших языках, как зуньи, испанский, атапаскский… дикобразы, пумы и прочее свирепое зверье… заразные болезни… жрецы… ядовитые ящерицы…

— Неужели!

Наконец им все же удалось уйти. Бернард кинулся к телефону. Скорей, скорей; но чуть не целых три минуты его соединяли с Гельмгольцем.

— Словно мы уже среди дикарей, — пожаловался он. Ленайне. —Безобразно медленно работают!

— Прими таблетку, — посоветовала Ленайна

Он отказался, предпочитая злиться. И наконец его соединили, Гельмгольц слушает; Бернард объяснил, что случилось, и тот пообещал незамедлительно, сейчас же слетать туда, закрыть кран, да-да, сейчас же, но сообщил, кстати, Бернарду, что Директор Инкубатория вчера вечером объявил…

— Как? Ищет психолога на мое место? — повторил Бернард горестным голосом. — Уже и решено? Об Исландии упомянул? Господи Форде! В Исландию…— Он положил трубку, повернулся к Ленайне. Лицо его было как мел, вид — убитый.