Петр Великий - Балязин Вольдемар Николаевич - Страница 36

Но слабы были сии преграды, когда вкус, естественное сластолюбие и роскошь стараются поставленную преграду разрушить и где неравность чинов и надежда получить что от вельмож истребляют равность.

Начали люди наиболее привязываться к государю и вельможам, яко к источникам богатства и награждений. Привязанность сия учинилась не привязанность верных подданных, любящих государя и его честь и соображающих все с пользою государства, но привязанность рабов, жертвующих все своим выгодам.

Грубость нравов уменьшилась, но оставленное ею место лестью наполнилось; оттуда произошло раболепство, презрение истины, обольщение государя, которые днесь при дворе царствуют и которые в домах вельможей возгнездились.

Были еще и другие причины, происходящие от самых учреждений, которые твердость и добронравие искореняли. Ибо стали не роды почтенны, а чины и заслуги, и выслуги; и тако каждый стал добиваться чинов, а не всякому удастся прямые заслуги учинить, то за недостатком заслуг стали стараться дослуживаться всякими образами, льстя и угождая государю и вельможам.

Могла ли остаться добродетель и твердость в тех, которые в юности своей от палки своих начальников дрожали?»

Поэт и мыслитель Ф. И. Тютчев

Замечательный писатель, выдающийся мыслитель и прекрасный дипломат Федор Иванович Тютчев, вглядываясь в хитросплетения и скрытые вековые загадки и особенности русской истории, попытался понять разницу между Русью допетровской и тем, чем стала Россия после преобразований, проведенных Петром I, со скорбью заметил: «Русская история до Петра Великого сплошная панихида, а после Петра Великого – одно уголовное дело».

Славянофил И. С. Аксаков

Ниже приводится отрывок из статьи «Петербург и Москва» Ивана Сергеевича Аксакова, убежденного «почвенника», врага крепостничества, противника капитализма западного образца. Вот как он оценивал петровские реформы и на какие их стороны обращал особое внимание.

«С Петра начинается санкт-петербургский период русской истории, в котором застает нас тысячелетие Русского государства (оно праздновалось в 1862 году. – В. Б.). Разрыв с народом, движение России по пути западной цивилизации под воздействием иного просветительного начала, измена прежним основам жизни, поклонение внешней силе, внешней правде; одним словом – вся ложь, все насилие дела Петрова, – вот чем окрещен был городок Питербурх при своем основании, вот что легло во главу угла при созидании новой столицы. В деле Петровом, независимо от его всемирно-исторического содержания, независимо от того, что не преходит, что остается от той доли, которая выделяется и должна выделяться в кровообращение народного организма, – есть настолько же, если не более, элементов случайности, временности, зла, насилия, лжи, запечатленных его необыкновенною личностью. Дело Петра имеет значение: и как переворот, как революция, и как исторический момент в ходе нашего общественного развития… Переворот еще не кончился, еще длится: мы еще не изжили элементов личных и случайных, внесенных страстною, могучею личностью Петра в его дело, элементов лжи и насилия. Это-то и есть, собственно, что мы называем Петербургским периодом. Действительно, внешняя история совершается теперь вся в Петербурге: это его время; он действительно носитель исторической идеи Петра как переворота во всем случайном, временном характере этого явления; он действительно стоит впереди, он, так сказать, передовой человек лжи, сопровождающей наше духовное и умственное развитие.

Таково значение Санкт-Петербурга: он не живет одною жизнью с Москвою, со всею Русью, не составляет части организма, по крайней мере еще не вошел в состав организма. Он совершенно извне относится к России.

Москве предстоит подвиг завоевать путем мысли и сознания утраченное жизнью и возродить русскую народность в обществе, оторванном от народа. Москва и Русь – одно и то же, живут одною жизнью, одним биением сердца – и этими словами само собою определяется значение Москвы и отношение ее к Петербургу.

Нельзя в одно и то же время быть русским и петербуржцем, либералом и адептом или орудием петровского переворота; поклоняющийся Петру поклоняется петровской палке».

Академик В. О. Ключевский

«Реформа Петра была борьбой деспотизма с народом, с его косностью. Он надеялся грозою власти вызвать самодеятельность в порабощенном обществе и через рабовладельческое дворянство возродить в России европейскую науку, народное просвещение как необходимое условие общественной самодеятельности; хотел, чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно. Совместное действие деспотизма и свободы, просвещения и рабства – это политическая квадратура круга, загадка, разрешающаяся у нас со времени Петра два века». И, добавим от себя, до сих пор нерешенная.

Профессор П. Н. Милюков

А вот отрывок из книги профессора Павла Николаевича Милюкова «Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого» (СПб., 1905).

П. Н. Милюков сделал эту тему магистерской диссертацией, получив за нее в 1892 году искомую ученую степень. Он был выпускником Московского университета, где одним из его учителей был Ключевский. В 1895 году за политическую деятельность Милюкова лишили права преподавать историю, и он на десять лет уехал за границу. Вернувшись в Россию в 1905 году, Милюков стал одним из активнейших создателей Партии народной свободы, самой крупной в стране Либеральной партии, за которой в политической жизни закрепилось название «кадетской», ибо ее члены придерживались принципов конституционного демократизма. Милюков был ее теоретиком и лидером.

В Партии народной свободы большинство членов принадлежали к числу интеллигентов. Партия сыграла выдающуюся роль в Февральской революции 1917 года, но уже выборы в Учредительное собрание показали резкое падение ее авторитета.

А теперь, зная это, познакомьтесь с фрагментом магистерской диссертации П. Н. Милюкова.

«Дефицит в бюджете и огромная убыль населения обнаружились почти одновременно. То и другое вызвано было огромным ростом государственных нужд и соответственным увеличением податного бремени, тем более чувствительным, что параллельно с ним правительство принуждено было отрывать от земли лучшую часть плательщиков. Истощение платежной способности населения ускорило финансовый кризис, а оскудение казны требовало от населения новых жертв.

Царю приходилось заботиться об увеличении своих доходов; но дальше этой невольной заботы и не шли его реформационные стремления в сфере внутреннего государственного устройства. С 1714 года кругозор законодателя расширился; его внутренняя политика перестала быть исключительно фискальной, но и тут неподготовленность, отсутствие общего взгляда, системы продолжали сказываться в бесчисленных противоречиях, беспрестанно обнаруживавшихся не только между заимствованными формами и туземной действительностью, но даже и в заимствованных формах между самими собою, – между различными их частями. Следя по архивным данным за этой непрерывной цепью ошибок и недоразумений, мы невольно вспоминаем слова, вырвавшиеся у лица, компетентность которого в данном случае не подлежит сомнению, у императрицы Екатерины II, впервые и хорошо изучившей кабинетные бумаги Петра Великого: „Он сам не знал, какие законы учредить для государства надобно“.

Изменить государственный строй труднее, чем одеть часть населения в новое платье, составить новые полки или построить новые суда, но легче, чем изменить нравы или сословный строй. Государственная реформа не вызвана личными планами или увлечениями законодателя, как его флот или немецкое платье; но она не произведена также и одним самобытным историческим процессом. Воля Петра была, конечно, необходима для ее осуществления, но эта сторона реформы выходила из его кругозора, осуществлена им поневоле. Факты исторического прошлого подготовляли государственную реорганизацию, но она не вытекала из них сама собою. Не личная инициатива и не исторические прецеденты вызвали эту реформу, хотя тот и другой элемент в ней соединялись; ее вызвали текущие потребности минуты.