Список женихов - Александер Виктория - Страница 8

Томас подавил вздох сожаления.

— Я все-таки до сих пор не пойму, почему ты настаиваешь на сохранении инкогнито. Ты мог бы войти в моду.

— Весьма тебе признателен, но я предпочитаю, чтобы граф Шелбрук не стал pet du jour[2]. — Ричард взял намоченную в скипидаре тряпку и вытер ею кисть. — К тому же, судя по твоим словам и по тому, что я слышал от других, а также по высоким ценам, которые начинают давать за мои картины, успех уже достигнут.

— Вероятно, однако это не твой успех, — назидательно проговорил Томас. — Художника, обретающего растущую славу, зовут Этьен Луи Туссен.

— К вашим услугам, милорд.

Ричард сделал театральный поклон.

— Если бы публика узнала, что Туссен на самом деле граф…

— Тогда бы все пропало, — перебил Томаса Ричард и бросил кисть и тряпку на исцарапанный, покрытый пятнами разноцветных красок стол. — Мы с тобой уже спорили на эту тему ранее, и мои взгляды не изменились. Более того, мое желание сохранить свое подлинное имя в тайне только укрепилось.

На лице Томаса появилось хорошо знакомое Ричарду упрямое выражение — он явно намеревался продолжить спор.

— Но послушай, теперь, когда произведения Туссена так хорошо продаются…

— …тем больше причин хранить секрет, — спокойно завершил фразу приятеля Ричард. — Ну посуди сам, Томас. Задумайся хоть на минуту. Графы играют в карты. Графы охотятся. Графы скачут верхом. Графы пускают на ветер семейные состояния и теряют доброе имя, и в свете никто не придает этому ни малейшего значения. Однако графам не положено заниматься каким-либо делом с целью честно зарабатывать на жизнь, не положено эмигрировать в нецивилизованные страны в погоне за удачей. И ни при каких обстоятельствах им нельзя становиться у мольберта. Это занятие для девочек, пока они учатся в школе, или для пожилых особ женского пола, если им надо убить свободное время. — Ричард поднял брови. — Общество относится к подобной деятельности графов точно так же, как к сочинению стихов маркизами.

— Я ничего не публиковал, — пробормотал Томас и неловко поерзал в кресле.

— И ты никому не рассказывал о своих попытках, не так ли? — рассмеялся Ричард.

— Да, но мои творения не идут ни в какое сравнение с твоими картинами.

— Да ну? Что ты имеешь в виду?

Томас приподнял стакан в шутливом приветствии.

— Твои произведения совершенны. А мои стихи — сплошная чепуха.

Ричард снова рассмеялся, но не стал возражать. Томас пописывал стишки со школьной скамьи, но, несмотря на все усилия, так и не создал за эти годы ничего значительного.

— Если бы мои стихи чего-то стоили, я не замедлил бы выкрикивать их, стоя на крыше.

— Да, но ты маркиз и наследник титула герцогов Роксборо, все деньги и влияние семьи Эффингтон в твоем распоряжении. Ты можешь заниматься чем хочешь. А мне надо восстанавливать имя и репутацию. Я зависим от капризов моды и от своих заработков. Неужели ты всерьез полагаешь, что произведения графа можно продать за ту же цену, что и творения загадочного француза?

— Наверное, нет.

— Здесь не может быть никаких «наверное». Мои работы никем не будут приняты всерьез, если я поставлю под ними собственное имя.

— Твоя гордость вынуждает тебя к молчанию не меньше, чем все остальное.

— Проклятая гордость, — произнес Ричард с горьким смехом. Он мог подшучивать над всем этим наедине с Томасом, но его задевало, что способности, высоко ценимые в неизвестном художнике, в человеке из высшего сословия в лучшем случае будут снисходительно приняты за дилетантство. — Но, знаешь, история, которую мы, а вернее, ты сочинил насчет Этьена Луи, мне очень нравится.

— Признай, что я проделал замечательно тонкую работу. — Томас улыбнулся и сделал глоток бренди. — Не то чтобы это было так уж трудно. Вовремя ввернутое пояснение, уместное замечание, и…

— Voila![3] — Ричард произнес это слово с подчеркнутым французским акцентом. — Перед нами Этьен Луи Туссен, единственный уцелевший отпрыск знатной французской семьи, казненной во время революции. Он был вывезен из страны преданными слугами и теперь проводит дни, занимаясь живописью со страстью, свойственной его предкам, а ночи, ах, mon ami[4], его ночи…

— Это был блестящий штрих, — сказал Томас, улыбаясь еще шире.

— В самом деле блестящий! Для человека, которого никто в глаза не видел, репутация прекрасного любовника — истинная удача.

— Благодарю тебя. — Томас пожал плечами с преувеличенной скромностью. — Каждый делает что может. Должен заметить, что все вышло очень забавно. Я смог оценить это, когда подслушал разговор женщин, обсуждающих чары неотразимого Этьена Луи. Жаль, что я не слышу подобных разговоров о графе Шелбруке. Не настало ли время подыскать для тебя подходящую пару?

Знает ли Томас о наследстве Джиллиан и условии его получения?

— Последнее, в чем я нуждаюсь именно теперь, — это еще одна женщина. Сестры, да еще тетушка… право, вокруг меня более чем достаточно женщин. К тому же подходящую невесту, которая пренебрегла бы моими финансовыми затруднениями, найти нелегко. — Ричард умолк. Если Томас в курсе дела о наследстве, то сейчас самый подходящий случай упомянуть об этом. Но друг молчал, и Ричард заподозрил, что тот ничего не знает о предложении сестры. — Довольно о женщинах, Томас, иди сюда и посмотри.

— У тебя огромный талант, мой друг, — негромко произнес Томас. — Твое мастерство совершенствуется с каждой картиной. Эта вещь чудо как хороша.

— Не просто хороша, а великолепна!

— Твоя скромность так же велика, как и талант.

— Скромность бесполезна, когда живешь, укрывшись в тени другого имени.

— Я хотел бы, чтобы ты позволил мне поговорить с Джиллиан. Она обладает большим влиянием в обществе и никогда не выдаст твою тайну.

Голос Томаса звучал чуточку слишком безразлично. В свете происшедшего накануне вечером Ричард почти забыл о том, что одна из его картин принадлежит теперь Джиллиан, и поддержал разговор с той же деланно безразличной интонацией, как и Томас.

— Ах да, овдовевшая красавица леди Джиллиан. Однако, как я уже говорил, мне нет необходимости осложнять жизнь отношениями с еще одной женщиной, даже если она может быть весьма полезной. Повторяю, я не хочу, чтобы ты посвящал свою сестру в мои дела. Ведь ты уважаешь мои желания, не так ли?

Помолчав, Томас ответил:

— Да… Разумеется.

— Ты не рассказывал сестре о моем творчестве?

— Нет… Никогда.

— И не просил пригласить меня на один из ее вечеров?

— Конечно, нет!

— Значит, не ты посоветовал ей пригласить меня на вчерашний прием.

— Вчерашний? Конечно, нет. — Томас нахмурился. — А ты там был?

— Да, был, но…

— Она пригласила тебя? И ты пришел. — Лицо у Томаса просияло. — Я считаю, что это большая удача.

— Почему?

— Ну, это очевидно… — Томас помолчал. — А чье имя стояло в билете?

— Графа Шелбрука. Приглашение пришло через моего поверенного.

— Клянусь, что не имел к этому никакого отношения!

— Верю. — Ричард занялся последней кистью, которую следовало очистить, но краем глаза наблюдал за Томасом. — Это был интересный вечер.

— Вот как?

— Обилие увлекательных дискуссий, необычные гости и к тому же одно странное совпадение.

— Да? — с явным смущением произнес Томас.

— Только ты один можешь себе представить мое удивление, когда я обнаружил в гостиной один из своих пейзажей.

— Одну из твоих картин?

— Это, да в придачу неожиданное приглашение на вечер, — ну, тебе, конечно, понятно, что я начал гадать, не раскрыт ли мой секрет.

— Конечно. — На лице у Томаса было написано мрачное предчувствие. — Так и оказалось?

— Вовсе нет. Но я был поражен, услышав сведения, совершенно для меня неожиданные. — Ричард доверительно приблизился к Томасу, словно собирался сообщить ему нечто особо секретное. — Тебе известно, что у леди Джиллиан есть еще брат, помимо тебя?