Выкуп за собаку - Хайсмит Патриция - Страница 38

Фенуччи забрал с собой также ремень.

— Теперь... что было на вас прошлой ночью? Можно осмотреть ваш шкаф?

Кларенс открыл дверцу шкафа. Там висели три или четыре костюма, непарные пиджаки и брюки, пижама и пара рубашек на вешалке, ботинки в беспорядке валялись на полу. Темно-красные башмаки, которые он мыл, стояли сверху, слева, на других ботинках.

— Во что вы были одеты прошлой ночью?

Кларенс задумался.

— Эти брюки, — сказал он, указывая на те, которые были на нем, серые фланелевые брюки. — И этот свитер... кажется, поверх еще один свитер. — На нем был серый свитер с угловым вырезом.

Фенуччи, похоже, не заинтересовало, какой еще свитер он имел в виду. Он мельком взглянул на одежду, которая была на Кларенсе, потом повернулся к шкафу:

— Пальто?

— Плащ, — ответил Кларенс и прикоснулся к темно-зеленому плащу, висевшему в шкафу.

Фенуччи вытащил плащ, осмотрел его спереди и сзади, оглядел рукава.

— Башмаки?

— Вот эти ботинки. — Кларенс указал на коричневые мокасины, которые были на нем.

Фенуччи кивнул.

Ему неинтересно, подумал Кларенс. Фенуччи рассчитывает на револьвер. А может, он уже составил мнение, выслушав показания Мэрилин. Он явно не собирается отправлять вещи в лабораторию на обследование.

— Вы сказали, что Рейнолдс приятный человек, джентльмен. Воспитанный. — Фенуччи слегка улыбнулся. — Не мог он нанять кого-то, чтобы пристукнуть этого пария?

Кларенс покачал головой:

— Мне кажется, он не такой человек. Он говорил мне, что хочет забыть обо всем. Он любил собаку, а собака была мертва.

— Когда Рейнолдс говорил вам, что хотел бы все забыть?

Кларенс вспомнил разговор в понедельник в кабинете мистера Рейнолдса. Кларенс не хотел упоминать об этом визите, хотя мистер Рейнолдс, вероятно, расскажет о нем.

— Он сказал мне об этом, когда узнал, что собака мертва.

— Хорошо. Ладно, патрульный Духамель. На сегодня все. — Фенуччи направился к двери. — У вас выходной до какого времени?

— До восьми вечера в четверг, сэр.

— Я смогу застать вас здесь?

— Да.

— Не уезжайте из города... несколько дней. — Фенуччи ушел, прихватив револьвер с ремнем.

Кларенс перевел дыхание, прислушиваясь к шагам Фенуччи на лестнице. По крайней мере половина его вопросов задавалась со смыслом, подумал Кларенс. «Не мог ли Рейнолдс напять кого-то, чтобы пристукнуть этого пария?» Неужели Фенуччи ожидал, что Кларенс клюнет на такое? Собрал ли уже детектив все необходимые доказательства? А что с револьвером? Кларенс тщательно вымыл его. Но лабораторные исследования — вещь невероятная. Ответ будет либо «да», либо «нет». Сейчас это уже не в его власти. Кларенс не знал, поехал ли Фенуччи к Мэрилин или к мистеру Рейнолдсу, кроме того, детектив работал над этим делом наверняка не в одиночку. Кларенс поднял телефонную трубку и посмотрел на часы: без семнадцати одиннадцать.

Мэрилин ответила, к громадному облегчению Кларенса.

— Здравствуй, дорогая. Клар. Как ты?

— Паршиво. Как раз собиралась выйти.

— Ты одна?

— Да-а. — В голосе ее звучали нетерпеливые и нервозные нотки.

— Копы... из отдела по расследованию убийств только что говорили со мной. Они приходили к тебе?

— Да. Явились сюда в семь. Может, заходили и раньше, но меня весь день не было дома.

— Что ты им сказала?

— Я сказала им, — ответила Мэрилин все тем же напряженным тоном, — что ты провел здесь всю ночь.

Кларенс судорожно вздохнул:

— Я сказал то же самое. Слава богу. Спасибо.

— Не благодари меня, я сделала это ради своего удовольствия.

Он замолчал на несколько секунд. Она имела в виду удовольствие навредить копам, солгать им.

— Они еще придут?

— Не знаю. Возможно. Но я не собираюсь оставаться здесь. Устала от всего этого. Но...

— Но?.. Что, дорогая?

— Я думаю, это сделал ты, верно? — спросила она шепотом.

Он плотно прижал трубку к уху:

— Ты сказала правду.

— Мне надо идти, Клар. Я не останусь здесь на ночь.

— Ты боишься, что они придут к тебе ночью?

— Мне просто тошно здесь, противно видеть легавого в моей квартире! — Похоже, у нее начиналась истерика.

Он спросил ее, где она будет ночевать. Возможно, у Эвелин на Кристофер-стрит.

— Ты позвонишь мне завтра? Я же не знаю, где искать тебя. Еще одно. Я сказал, что ушел от тебя в половине восьмого или в восемь утра.

— По-моему, я сказала: в десять. Около десяти.

— Не думаю, что это имеет значение.

— Мне надо идти.

— Обещай, что позвонишь мне!

— Я позвоню тебе. — Она повесила трубку.

В это время, около одиннадцати часов, Эд и Грета Рейнолдсы разговаривали с полицейским из отдела убийств, детективом по имени Морисси. Другой детектив позвонил Эду на работу около четырех часов дня, переговорив предварительно с Гретой и узнав номер его служебного телефона, чтобы назначить Эду встречу в его квартире в семь часов вечера. Но Эд отказался, объяснив, что они с женой должны присутствовать на похоронной церемонии на Лексингтон-авеню: умерла мать их знакомой, и он освободится не раньше десяти часов вечера. Эд был тверд. Эд полагал, что полиция хотела видеть его, чтобы выяснить какие-то детали, поставить заключительную точку в деле Лизы, потому что детектив не сказал, что он из отдела убийств. Мать Лили Брендстрам умерла после долгой болезни, и Эд с Гретой присутствовали на мрачной церемонии в похоронном бюро, а затем, вместе с другими, в основном друзьями покойницы, поехали в квартиру Лили на Восьмидесятой улице Восточного округа.

Эд с Гретой переехали. С начала недели они жили в новой квартире на Девятой улице Восточного округа, в доме, который казался им гораздо приятнее их прежнего дома на Риверсайд-Драйв.

Детектив Фред Морисси объяснил, что Фенуччи, который разговаривал с Эдом в его кабинете, предстояло отправиться к одиннадцати часам по какому-то делу.

— У нас по нескольку человек работают над одним делом, — объяснил Морисси с приятной ирландской ухмылкой. — Собираем все по кусочкам. Шерлоки Холмсы уже перевелись.

Эд вежливо улыбнулся. Они с Гретой не знали о смерти Роважински, пока им не сказал Морисси. Бэрроу-стрит. У Эда было смутное представление о том, где находится эта улица, к западу отсюда, на другой стороне Седьмой авеню, где улицы имели свои названия и не пересекались под прямым углом. Им задали несколько вопросов, в частности, где был Эд вчера вечером, во вторник, между восемью и двумя-тремя часами ночи. Вчера вечером они с Гретой хотели пойти в кино на Восьмой улице и не пошли, потому что Эду пришлось почти до часу ночи читать рукопись. Он выходил из дома в семь и еще раз около полуночи, ненадолго, чтобы прогулять нового щенка, Джульетту.

— Я, между прочим, никогда не видел Роважински, — сказал Эд.

— Нет? Даже когда он сидел в тюрьме? — Морисси знал о собаке и о выкупе.

— Нет. Мне предлагали увидеть его, но я отказался. Честно говоря, мне хотелось бы забыть обо всем, потому что наша собака мертва, и тут уж ничего не поделаешь. — Убийство довершило картину, думал Эд, зачем говорить, как все это омерзительно и гадко. Кому-то Роважински стал поперек горла, и нечего этому удивляться.

— Понятно. Вы, вероятно, не знаете никого, кто... Дело вот в чем: может, вы знаете, кто мог бы это сделать? Понимаю, что у вас с этим человеком разные сферы общения, но... — Морисси снова ухмыльнулся.

— Я не знаю никого, — ответил Эд. Он посмотрел на Грету, которая сидела на другом конце дивана, спокойная, внимательная и молчаливая.

— У меня здесь некоторые заметки... относительно патрульного Кларенса Духамеля, который помогал вам разыскивать собаку. Вы знаете патрульного Духамеля?

— Да, — подтвердил Эд.

— Этот Роважински оскорбил его подружку. — Морисси посмотрел в свои записи и привел фамилию Мэрилин и ее адрес. — Патрульный Духамель приходил также в комнату Роважински на Мортон-стрит и грубил ему. Он сказал, чтобы тот прекратил приставать к его подружке. Вам известно что-нибудь об этом? Говорил ли Духамель...