Талантливый мистер Рипли - Хайсмит Патриция - Страница 48

По итальянским газетам и парижскому изданию «Геральд трибюн» Том внимательно следил за розыском Гринлифа и расследованием убийства Майлза, что было естественно, поскольку он был приятелем обоих. В конце марта газеты стали выдвигать предположение, что Дикки погиб, что он убит тем или теми, кто подделывал его подпись. В одной из римских газет приводилось мнение неаполитанского эксперта, что подпись на письме из Палермо, где подтверждалась подлинность подписей на чеках, тоже поддельная. Правда, остальные эксперты не соглашались с ним. Какой-то полицейский, не Роверини, а другой, полагал, что преступник или преступники принадлежали к ближайшему окружению Гринлифа, имели доступ к письму из банка и достаточно наглости, чтобы ответить на него самим. Газета цитировала слова этого полицейского: «Загадка не только в том, кто именно совершил подлог, но и в том, как он получил доступ к письму, поскольку портье в гостинице точно помнит, что отдал заказное письмо из банка в собственные руки Гринлифа. Портье вспоминает также, что Гринлиф в Палермо всегда был один…»

И далее следовали рассуждения, казалось бы вплотную подводящие к правильному ответу, но ответ этот так и не был найден. Однако Том, прочитав статью, несколько минут был в шоке. До истины им оставалось сделать один-единственный шаг, и где гарантия, что кто-либо не сделает его завтра или послезавтра? А может быть, они уже знают истину и просто стараются усыпить его бдительность – лейтенант Роверини, чтобы держать его в курсе розыска Дикки, посылал сообщения каждые четыре-пять дней, а в один прекрасный, уже недалекий день они на него ринутся в атаку, вооруженные всеми необходимыми уликами.

Тому стало казаться, что за ним следят, в особенности когда шел по длинной узкой улице, ведущей к воротам его сада.

Виа Сан-Спиридионе была всего лишь щелью между стенами домов, без единого магазина, и так скудно освещена, что он едва различал дорогу. Сплошные ряды домов и характерные для Италии высокие, вровень со стенами, крепко запертые ворота, ведущие в сады. Если на него нападут, убежать некуда, и ни одного подъезда, где можно было бы укрыться. Том не знал, кто на него нападет. Не обязательно полиция. То, что его пугало, не имело ни имени, ни конкретных форм, и все же страхи преследовали, точно фурии. Только подавив их двумя-тремя коктейлями, он мог спокойно пройти по Сан-Спиридионе. Тогда уж он шел по улице с важным видом и насвистывая.

За свои первые две недели в новом доме он побывал в гостях только дважды, хотя выбор домов, куда он мог пойти на коктейль, был большой. Круг знакомых появился благодаря случаю. В первый же день, когда он занялся поисками жилища, маклер, вооруженный тремя огромными ключами, повез его смотреть некий дом в районе Сан-Стефано, предполагая, что тот пустует. На самом деле в доме не только жили, но как раз в это время принимали гостей, и хозяйка настояла, чтобы Том и маклер выпили по коктейлю в возмещение напрасного беспокойства, причиненного ее забывчивостью. Оказывается, она месяц назад заявила в маклерскую контору о сдаче дома в аренду, но передумала и оставалась в нем жить, а в контору не сообщила. Том остался, был сдержан, учтив и перезнакомился со всеми гостями, которые, как он предположил, составляли большую часть светского общества, проводящего зиму в Венеции. Судя по тому, как радушно его встретили, с какой готовностью вызвались помочь в поисках дома, они жаждали притока свежей крови. Разумеется, вспомнили его фамилию, и он даже удивился, каким престижным оказалось знакомство с Дикки Гринлифом. Было ясно, что, желая придать остроту своему пресному житью-бытью, все эти люди будут приглашать его к себе, и выспрашивать, и вытягивать из него мельчайшие подробности случившегося. Том вел себя сдержанно, но очень вежливо, как подобает молодому человеку в его положении – робкому молодому человеку, не привыкшему блистать в обществе. По поводу Дикки он главным образом недоумевал: что же, в конце концов, с ним произошло?

На этом коктейле Том получил адреса трех других домов, где всегда будут рады его видеть (в одном он уже побывал), и приглашения еще на два коктейля. Пошел только на один, где хозяйкой была титулованная особа, графиня Роберта (Титти) делла Латта-Каччагуэрра. Не то было настроение, чтобы ходить на приемы. Людей видел словно в тумане, а разговор шел настолько вяло и трудно, что нередко приходилось просить собеседника повторить сказанное. Скучал ужасно, но считал, что эти люди ему нужны для тренировки. Отвечая на их наивные вопросы («Наверно, Дикки много пил?», или «Но он все-таки был влюблен в Мардж, правда?», или «Как вы думаете, куда же он уехал на самом деле?»), он готовился к ответам на вопросы более острые, которые задаст ему при встрече мистер Гринлиф, если эта встреча произойдет. Дней через десять после получения письма от Мардж Том начал беспокоиться из-за того, что мистер Гринлиф не написал и не позвонил ему из Рима. В минуты страха ему представлялось: полиция посвятила мистера Гринлифа в игру, которую ведет с Томом Рипли, и попросила не общаться с ним.

Ежедневно он с нетерпением открывал почтовый ящик, ожидая письма от Мардж или от мистера Гринлифа. Его дом был готов их принять. Ответы на возможные вопросы были готовы у него в голове. Нельзя же до бесконечности ждать, когда поднимется занавес и начнется спектакль. А может быть, Том так противен мистеру Гринлифу (не говоря уж о возможности прямого подозрения), что он просто не хочет иметь с ним никакого дела. Возможно, Мардж поддерживает его в этом. Во всяком случае, Том не в состоянии отправиться в путешествие, пока этот вопрос так или иначе не решится. А он хотел отправиться в путешествие, в то самое долгожданное путешествие в Грецию, и уже обдумывал маршрут по островам.

Утром четвертого апреля ему позвонила Мардж. Она была в Венеции, на вокзале.

– Я заеду за тобой, – с готовностью сказал Том. – Мистер Гринлиф тоже приехал?

– Нет, он в Риме. Я одна. Не надо приезжать за мной. У меня только небольшая дорожная сумка.

– Что за глупости! – сказал Том, которому бездействие казалось невыносимым. – Одна не найдешь моего дома.

– А вот и найду. Это дом, соседний с церковью делла Салуте, верно? Я доеду на катере до Пьяцца Сан-Марко, а там возьму гондолу, чтобы пересечь канал.

Да, она вправду знала дорогу.

– Ну ладно, раз ты настаиваешь. – Он подумал, что не мешает еще раз как следует осмотреть все в доме, прежде чем туда попадет она. – Ты уже поела?

– Нет.

– Прекрасно. Приглашаю тебя на ленч. Будь осторожна при посадке на катер.

Их разъединили. Том хладнокровно и медленно обошел дом. Сначала две большие комнаты наверху, потом спустился вниз по лестнице и осмотрел гостиную. Только бы дом не показался ей слишком роскошным! Он убрал со стола в гостиной серебряный портсигар, который купил всего два дня назад и отдал выгравировать на нем свои инициалы, и положил его в нижний ящик серванта.

В кухне Анна возилась с ленчем.

– Анна, сегодня приготовьте ленч на двоих, – сказал Том. – Я жду в гости молодую даму.

От этой перспективы Анна расплылась в улыбке:

– Американскую даму?

– Да. Старую приятельницу. Когда ленч будет готов, вы с Уго можете быть свободными. Мы обслужим себя сами.

– Хорошо.

Обычно Анна и Уго приходили в десять и уходили в два. Том не хотел, чтобы они присутствовали при его разговоре с Мардж: оба немного владели английским. Не настолько, чтобы полностью понять разговор, но уж когда речь зайдет о Дикки, постараются не упустить ни словечка, и это раздражало Тома.

Том приготовил в кувшине несколько порций мартини, поставил в гостиной поднос с бокалами и бутербродами на тарелке. При первом же звуке дверного кольца распахнул дверь.

– Мардж! Рад тебя видеть! Входи! – Он взял у нее чемодан.

– Как поживаешь. Том? Вот это да! – Она огляделась вокруг, подняла глаза к высокому лепному потолку. – Это твой дом?

– Я снял его. За бесценок, – скромно сказал Том. – Заходи, выпьем. Расскажи, что новенького. Ты была в полиции в Риме?