Мистер Рипли под водой - Хайсмит Патриция - Страница 30

Пользуясь тем, что Ник вышел в первый зал, Том попросил Эда спросить у него, не интересовался ли кто-нибудь в последнее время работами Дерватта.

— А потом я хотел бы заглянуть в книгу посетителей и посмотреть, кто в ней расписывался. — Том подумал, что Дэвид Притчард мог бы расписаться в этой книге. — Во всяком случае, хозяева Бакмастерской галереи — я имею в виду вас с Джеффом — знают, что мне нравится Дерватт, не так ли?

Эд выполнил его просьбу.

— Сейчас у нас шесть картин Дерватта, сэр, — сказал Ник и выпрямился. Он был в удобном сером костюме, как на рекламном проспекте. — Теперь я припоминаю ваше имя, сэр. Они здесь.

Ник показал картины, поставив их на стулья и прислонив к спинкам. Все они были написаны Бернардом Тафтсом. Две из них Том помнил, а четыре — нет. «Кот днем» больше всего понравился Тому, теплая, в красно-коричневых тонах, почти абстрактная композиция, на которой спящего рыже-белого кота не сразу и заметишь. А еще «Станция», прелестный холст в голубых, коричневых и рыжих пятнах, с белым обшарпанным зданием на заднем плане, вероятно железнодорожной станцией. Следующая — «Сестры в ссоре», типичный Дерватт, хотя на самом деле Бернард Тафтс, как понял Том, взглянув на дату: две женщины с открытыми в крике ртами уставились друг на друга. Рваные контуры Дерватта создавали ощущение действия, звука голосов, а красные штрихи — любимый прием Дерватта, скопированный Бернардом Тафтсом, — изображали, возможно, царапины от ногтей и текущую из них кровь.

— Сколько вы просите за эту?

— За «Сестер»? Полагаю, около трехсот тысяч, сэр. Я могу проверить. Потом, если вы пожелаете приобрести, я должен уведомить еще некоторых людей. Эта картина хорошо известна. — Ник снова улыбнулся.

Том не хотел бы иметь эту картину дома, он спросил о цене просто из любопытства.

— А за «Кота»?

— Немного больше. Она тоже известна. И за эту цену ее купят.

Том переглянулся с Эдом.

— Надо же, Ник, вы помните цены на сегодняшний день! — сказал Эд добродушно. — Очень хорошо.

— Да, сэр, спасибо, сэр.

— У вас большой спрос на Дерватта? — спросил Том.

— Хм... не так уж много, потому что цена очень велика. Это предмет нашей гордости, я полагаю.

— Или главная драгоценность в ожерелье, — добавил Эд. — Люди из «Тейт», из «Сотби» приходят, чтобы посмотреть, поднялась ли на них цена, Том, так что мы можем снова их здесь перепродать. Нам нужен аукционный штат.

Бакмастерская галерея имеет свой собственный аукционный метод уведомления возможных покупателей, предположил Том. Ему было приятно, что Эд Банбери свободно говорит в присутствии Ника Холла, будто бы Том и Эд — старые друзья, клиент и агент по продаже предметов искусства. Агент по продаже предметов искусства — звучит странно, но тем не менее Эд и Джефф делают выбор, какую живопись выставить на продажу и для каких художников, молодых или старых, устроить выставку. Их решение часто основывается на рыночной конъюнктуре, на веяниях моды, Том это знал. Эд и Джефф выбирают все же достаточно удачно, и это позволяет им платить довольно высокую плату за аренду помещения на Олд-Бонд-стрит, а также получать прибыль.

— Я полагаю, — обратился Том к Нику, — на чердаках и в мансардах больше не обнаружено новых картин Дерватта?

— На чердаках! Нет... не думаю, сэр! Даже эскизов не обнаружено за последние годы.

Том задумчиво кивнул.

— Мне нравится «Кот». Но вот могу ли я позволить себе его купить — надо подумать.

— У вас есть... — Ник задумался, стараясь вспомнить.

— Две, — сказал Том. — «Человек на стуле» — моя любимая — и «Красные стулья».

— Да, сэр. Я уверен, это есть в записях. — По лицу Ника нельзя было определить, знает ли он, что «Человек на стуле» — подделка, а вторая картина — подлинник.

— Пожалуй, нам нужно идти, — сказал Том Эду, словно у них была назначена встреча. Затем он обратился к Нику. — У вас есть книга для посетителей?

— Да, сэр. На столе, здесь. — Ник направился к столу, стоявшему в первом зале, и открыл большую книгу на странице с последней записью. — Вот ручка.

Том наклонился над книгой, держа наготове ручку. Небрежные подписи, Шоукросс или что-то в этом роде, Форстер, Хантер, некоторые с адресами, большинство без. Том взглянул на предыдущую страницу и убедился, что Притчард не оставил здесь своей росписи, во всяком случае за последние несколько лет. Том расписался, но адреса не оставил; просто написал «Том П. Рипли» и дату.

Вскоре они уже стояли на тротуаре под моросящим дождем.

— Я рад, что Штерман не выставлен, — сказал Том, посмеиваясь.

— Правильно. Неужели ты не помнишь — ведь ты так вопил и стонал, выражая свое недовольство из Франции.

— Разве я был не прав?

Теперь они оба искали глазами такси.

Эд и Джефф — Том не хотел их разделять — несколько лет назад открыли художника по имени Штерман, который, как они думали, сможет писать сносные картины под Дерватта. Сносные? Том даже сейчас напрягся под дождевиком. Штерман мог бы все испортить, если бы ребята из Бакмастерской галереи оказались настолько глупы и попытались продавать его продукцию. Том основывал свое отрицательное отношение к Штерману на цветных слайдах, которые прислали ему из галереи. Не имеет значения, где он видел эти слайды, — они были абсолютно неприемлемы.

Эд замахал рукой, подзывая такси. Заполучить такси в этот час и при такой погоде оказалось непросто.

— Как ты договорился с Джеффом на сегодняшний вечер? — спросил Том.

— Он придет ко мне около семи. Смотри!

Подъехало такси с желтым огоньком на крыше. Они сели.

— Мне нравится смотреть на Дерватта даже сейчас, — сказал Том, греясь в приятных воспоминаниях. — Я мог бы сказать — на Тафтса. — Он произнес последнее слово тихо. — И я придумал, как разрешить проблему с Цинтией — вырвать эту занозу. Я говорил об этом?

— Так как же?

— Я просто позвоню ей и спрошу. Спрошу у нее, например, встречалась ли она с мистером Мёрчисоном. И с Дэвидом Притчардом. Я представлю дело так, будто этим интересуется французская полиция. Я позвоню от тебя, можно?

— О... Конечно! — сказал Эд, неожиданно все понимая.

— Ты можешь выяснить номер телефона Цинтии? Это не сложно?

— Нет, не сложно, он есть в телефонном справочнике. Но теперь уже не Бейсуотер, а... Челси, кажется.

11

В квартире Эда Том принял душ, взял стакан джина с тоником и постарался привести в порядок свои мысли. Эд записал номер Цинтии Граднор на клочке бумаги.

Том практиковал свой французский акцент на Эде:

— Сейшас пошти семь. Ешли Джефф появится, ты впушти его, и мы продолжаем, хорошо?

Эд кивнул, слегка поклонившись:

— Да. Oui!

— Я жвоню из полишейский упр-равления в... Нет, лучше представлюсь, что я из Парижа, а не из Мелена. — Том был уже на ногах, обходя большой кабинет Эда, где телефон стоял на заваленном бумагами столе. — Шум на жаднем плане. Легкий штук пишущей машинки, пожалуйста. Эта же полицейское управление. В стиле Сименона. Мы все жнаем друг друга.

Эд уселся за стол и вставил лист бумаги в машинку. Тук-тук, — застучал он по клавишам.

— Печатай медленнее, — сказал Том, — не спеши. — Он набрал номер, намереваясь уточнить, говорит ли он с Цинтией Граднор, а потом сказать, что они несколько раз общались с Дэвидом Притчардом, и спросить, не могли бы они задать ей несколько вопросов относительно мсье Рипли.

Телефон звонил и звонил.

— Ее нет дома, — сказал Том. — Черт. Et merde[32]! — Он посмотрел на часы. Десять минут восьмого. Том положил трубку. — Может, она с кем-нибудь ужинает. А может, ее вообще нет в городе.

— Так всегда, — сказал Эд. — Перезвони попозже или лучше завтра.

В дверь позвонили.

— Это Джефф, — сказал Эд и вышел в холл.

Вошел Джефф, с зонтом, но промокший. Он был выше ростом, здоровее Эда и с тех пор, как Том видел его в последний раз, заметно полысел.