И буду век ему верна? - Полякова Татьяна Викторовна - Страница 6

Один из душевных людей вскоре появился. Петр Алексеевич был весел, жаждал общения, а потому без конца ставил на плиту чайник и орал:

– Фенька, давай чай пить.

Очередной вопль прервал звонок в дверь. В надежде, что это друзья-алкоголики с добычей, Петр Алексеевич кинулся открывать, но через пару минут заглянул в мою комнату и заговорщицки сообщил:

– Фенька, к тебе мужик.

Распахнув дверь, я увидела Вадима.

– Привет, – говорю я, Мин херц пританцовывает рядом.

– Гость к тебе, Фенечка, – радуется он. Вадим молча выдает ему две банкноты, и Петр Алексеевич, радостно взвизгнув «я мигом», исчезает.

– Садись, – говорю я.

Вадим устраивается в старом кресле, с сомнением его оглядев и не догадываясь, что это практически антиквариат. Уныло осматривает мою комнату. А я-то ею гордилась, к тому же сегодня еще и полы помыла. Однако, взглянув на нее глазами Вадима, я вынуждена признать некоторую ее убогость. В общем, мой коммунальный рай произвел на гостя тягостное впечатление.

– Значит, здесь ты и живешь? – спрашивает он.

– Ага. Хорошо у меня, правда?

– Да, – как-то без энтузиазма говорит он. – Уютно. А это твой сосед?

– Точно. Милый, да?

Вадим смотрит на меня не меньше минуты.

– Фенечка, тебе в самом деле это нравится?

– Ну, ты же не знаешь, где я раньше жила.

– Извини, – говорит он. – Как-то мы не так встретились.

Взгляд его натыкается на три фотографии, вывешенные на стене. Это мои мужья, этапы большого пути, так сказать. Я ожидаю вопроса, но вовсе не того, что последовал.

– Как доехала? – говорит Вадим. – Чемодан не потеряла?

– Нет, все нормально. Даже странно. Должно быть, встреча с тобой так подействовала, внесла в мою жизнь необходимое равновесие.

– А я скучал, думал о тебе.

Я пытаюсь вспомнить, думала ли я о Вадиме, выходит, что нет. Однако иногда и соврать не грех, потому я говорю:

– Я тоже скучала.

– Может, поцелуешь меня по случаю встречи? – улыбается он.

– Это моя мечта, – смеюсь я. Лед сломан. С полчаса мы мило болтали, пока Вадим не поинтересовался:

– Как у тебя с аппетитом?

– Как у шотландского горца.

– Тогда одевайся, поедем ужинать.

Я прикидываю, выставить мне Вадима из комнаты или нет, но тут вернувшийся Петр Алексеевич затянул «А за окном пушистая белая акация…», и я решаю, что им с Вадимом лучше не встречаться. В общем-то, особой стеснительностью я не страдаю и, продолжая болтать, готовлюсь к торжественному ужину.

Ужин проходит прекрасно, при свечах и с неизменным «Мерседесом» у крыльца. Однако мы не засиживаемся, и вскоре машина тормозит у моего подъезда. Мне ничего не остается, как пригласить Вадима на чашку кофе. Он прихватывает с собой пакет с полным джентльменским набором и отпускает машину. Я задаюсь вопросом: нравится мне это или нет? Так и не решив, сервирую стол. Вместо люстры включаю настольную лампу с амурами, в общем, создаю интимную обстановку.

Некоторое время мы в нерешительности сидим за столом и пьем шампанское, оба ощущаем неловкость и волнение, даже мой язык становится вялым, а мыслей просто нет совсем. В конце концов Вадим, собравшись с духом, выдает фразу типа «я скучал» и берет меня за руку. Только я собираюсь припасть к его груди, как в дверь настойчиво звонят.

– А нас нет, – почему-то шепотом говорю я. Мы настороженно прислушиваемся, звонок дребезжит не переставая. Чутко спящий Петр Алексеевич идет открывать, и через двадцать секунд я слышу раскаты Лешкиного голоса:

– Здорово, старец, Фенька дома?

– Дома, Леша. Вернулась.

– Пойдем к Феньке, Петр Лексеич.

– Леша, она ругаться будет. Гость у нее.

– А я что, муж? Я тоже гость.

Дверь в комнату распахивается, и появляется Лешка в голубой летной рубашке и зеленых слаксах, Петр Алексеевич пугливо выглядывает из-за его могучего плеча.

– Фенька! – радостно орет муж-летчик. – Приехала, радость моя, а я скучал. А чего вы в темноте сидите?

Никто, кроме него, такой вопрос задать не способен. Он включает верхний свет, бухает на стол шампанское и литровку водки и с братской улыбкой и протянутой рукой кидается к Вадиму.

– Здорово. Алексей, Фенькин муж, само собой бывший.

Вадим вяло называет свое имя, шаря взглядом по фотографиям на стене.

– Ну, что, ребята, – орет Лешка, – выпьем, что ли? Старец, хлеб есть?

– У Дуськи есть, – радостно отзывается Мин херц. – Я мигом.

Через три минуты он возвращается с хлебом и Дуськой, которая с порога заявляет:

– Опять ты Петьку спаиваешь? – но при виде Вадима меняется в лице и устраивает зад на кушетке.

Петр Алексеевич наливает по стакану водки мужикам и шампанское дамам. Лицо Вадима все это время хранит полупрезрительное выражение, однако свой стакан он хватил, не моргнув и не поморщившись. Леха, усмотрев в нем родственную душу, полез целоваться.

– Вадим, я вижу, мужик ты хороший, наш человек. А я Фенькин муж, бывший, бросила она меня, и правильно сделала, потому что я – горький пьяница.

Глаза у него затуманились слезой. Заплакать ему ничего не стоит, и я срочно вмешалась:

– Леш, ты бы спел.

– Спеть? Запросто. Вот выпьем еще по маленькой, и спою. Старец, подпевать будешь?

– Буду, Леша, буду. Люблю я тебя, как родного сына, – тоже со слезой сказал Мин херц.

– Озоровать начнешь – в милицию сдам, – встряла Дуська.

– Фенька, ты где так загорела? – вскинулся летчик.

– На юге, Леша.

– Так ты на юг ездила? Как там оно?

– Оно там неплохо. Ты мне как раз туда перевод посылал.

– Я? – удивляется он. – Не помню. А это точно я был?

– Ты, больше некому.

– Ну, ладно. А я все думаю, куда Фенька делась? Что, споем, старец?

Леха берется за гитару и затягивает «До свиданья, друг мой, до свиданья», Мин херц с готовностью подтягивает, вслед за ним вступаем Дуська и я, Лешкин репертуар хорошо известен всему дому. Вадим не поет и смотрит как-то отрешенно. В момент, когда голоса наши слились в заключительном аккорде, дверь открывается и входит Олег Викторович: ранняя седина, настороженный взгляд и костюм в полоску.

– У вас входная дверь не заперта. Здравствуйте.

Взгляд Вадима возвращается к фотографиям на стене. Олег Викторович приближается к мужикам с протянутой рукой, а ко мне с братским поцелуем.

– Леха, ты когда угомонишься? – обращается он к летчику.

– Да ладно. Выпьешь с нами? Есть повод, Фенька вернулась. Красавица моя…

– Наливай, – кивает Олег и устраивается за столом. – Чего у тебя случилось? – поворачивается он ко мне.

– Обокрали меня на юге, оставили без средств к существованию.

Леха заинтересованно вопрошает:

– Что, все сперли?

– Вчистую, – гордо отвечаю я.

– И как же ты?

– Да вот Вадим, спаситель мой, подобрал, накормил, обогрел.

Леха опять полез к Вадиму:

– Вадим, я сразу понял, что ты человек. Спасибо тебе за Феньку, что привез ее сюда, вернул нам, так сказать.

– Он не привез, – вношу я поправку. – Он живет в нашем городе.

– Так он специально за тобой на юг ездил? – не унимается Леха. – Ну, ты молодец, Вадим. Вот мужик, вот это я понимаю. Женщина в беде, человек все бросает и на юг. А я и не знал, а то бы тоже поехал.

– Ты мне перевод прислал, – напоминаю я.

– Правда? Не помню. Значит, и я молодец. Выпьем, мужики.

То, что Лешка успел забыть о совершенном им добром деле, меня нисколько не удивляет. Между тем Олег оценивающе разглядывает Вадима, тот делает вид, что этого не замечает. Лешка хлопает Олега по плечу и говорит: