Невинная страсть - Хайатт Бренда - Страница 26

Ровена хотела было спрятать ее, но передумала и, гордо вздернув подбородок, посмотрела ему прямо в глаза.

— «Политикал реджистер». Вы знаете эту газету?

— Конечно. Не могу сказать, что я всегда согласен с тем, что в ней пишут, но почитать об этом бывает интересно. — Он уселся за стол напротив нее. По молчаливому согласию оба делали вид, будто вчерашнего поцелуя вовсе не было.

Ровена немного расслабилась.

— И я так думаю. Мистер Коббет и его сотрудники умеют добраться до самой сути несправедливости и лицемерия, поразивших Англию.

— Однако, — сказал Ноуэл, отхлебывая кофе, — некоторые из этих авторов предпочитают прятаться за псевдонимами или инициалами. Разве это само по себе не является лицемерием?

В ее глазах неожиданно промелькнула тревога.

Значит, она все-таки что-то знает!

— Разве можно их в этом винить, сэр, если даже самого Коббета однажды обвинили в подстрекательстве к мятежу вместе с такими знаменитостями, как братья Хант?

— Братья Хант проявили неблагоразумие, открыто критикуя принца-регента. Я склонен считать, что заключение их в тюрьму было со стороны регента излишне суровой мерой, в результате чего он выставил себя полным дураком. Однако Коббет и некоторые другие…

— Разоблачение несправедливости — это не подстрекательство, — с горячностью заявила Ровена. — И если анонимность статей позволяет довести правду до сознания широкой публики, то мне она кажется вполне оправданной.

Наверное, ее горячность объясняется тем, что она, как сестра, защищает братца? У Ноуэла участился пульс: он почувствовал, что вот-вот получит подтверждение своим догадкам.

— Можно подумать, что вы лично заинтересованы в том, чтобы сохранить анонимность этих писателей, — сказал он, пристально наблюдая за ее реакцией.

Девушка встревожилась:

— Почему вы так говорите?

— Вы с большой страстью бросились на их защиту, — пояснил он. Ему вдруг совершенно неуместно вспомнилось, какая страстность обнаружилась в ней вчера — и могла бы проявиться в разных других обстоятельствах. Но он поспешил выбросить из головы эти мысли.

— Я… я разделяю мнения некоторых из этих авторов, поэтому в какой-то степени проявляю личную заинтересованность.

Похоже, что она была возбуждена больше, чем того заслуживала обсуждаемая тема. Пакстон вдруг подумал, что Ровена, наверное, тоже вспомнила вчерашний поцелуй.

— У вас нет ни малейших подозрений, кто мог бы быть одним из этих писателей? Меня особенно интересует один из них… он подписывает свои очерки «Мистер Р.».

Девушка судорожно глотнула воздух, однако потом сделала глубокий вдох и посмотрела Ноуэлу прямо в глаза:

— Боюсь, что я почти не обращаю внимания на то, кем подписаны очерки, мистер Пакстон. Не напомните ли вы, о чем именно пишет этот автор?

— Обычные демагогические высказывания о пороках класса землевладельцев, об участи бедных фермеров, о плохом состоянии работных домов и все такое прочее. — Он умышленно говорил в пренебрежительном тоне, надеясь, что она бросится на защиту писателя — и, возможно, нечаянно о чем-нибудь проговорится.

— Демагогические высказывания? Эти очерки основываются на глубоких исследованиях и отличаются логикой изложения материала. По крайней мере мне так показалось.

Ноуэл с трудом удержался от торжествующей улыбки:

— А-а, значит, вы все-таки знаете этого очеркиста?

Поняв, что попалась, она покраснела до корней волос. Однако он не мог не восхититься тем, как гордо она подняла голову и попыталась овладеть собой.

— Я считаю, что это относится почти ко всем очеркистам, за одним-двумя исключениями.

— Ну конечно, — сказал он таким тоном, что Ровена должна была понять, что одурачить его ей не удалось. — Если говорить конкретнее, то в одном из таких очерков, появившихся один-два месяца назад, автор вставал на защиту Святого из Севен-Дайалса как борца за интересы простого человека. Это, разумеется, не могло не привлечь моего внимания.

Фактически именно этот очерк убедил Ноуэла, что Святой и автор могли оказаться одним и тем же лицом.

— Он писал о необходимости перераспределения богатства, — продолжал Ноуэл, — и настойчиво проводил мысль о том, что если об этом не позаботится парламент, то народ должен поддержать усилия таких независимых реформаторов, как Святой. То, что он говорил, было очень убедительно и, как вы понимаете, отнюдь не облегчало мою работу и не способствовало ее популярности.

Девушка слегка пожала плечами, положив в рот кусочек яйца-пашот, которое к тому времени совсем остыло.

— Вам уже известно мое мнение по этому вопросу, мистер Пакстон. Следовательно, вас не должно удивлять, что я симпатизирую этому очеркисту.

— И все же я считаю, что прятаться за инициалами — трусость, — заявил он, с удовлетворением заметив, как она вздрогнула. — Если человек имеет столь твердые убеждения, то о них следует заявить открыто.

— Возможно, у некоторых авторов есть и другие причины не раскрывать свое имя, — сказала она. — Что, если человек надеется осуществить изменения. Пользуясь традиционными каналами, тогда как сам убеждает широкие массы, используя для этого совсем другие средства? — Ровена указала рукой на газету, которую держал Ноуэл. — И если бы стало известно, что это один и тот же человек, то и те, и другие каналы оказались бы менее эффективными.

— Но что, если официальная политика, которую проводит человек, в корне отличается от его личной точки зрения? Вы наверняка не смогли бы простить ему лицемерие! — Пакстон знал, что сэр Нельсон был приверженцем консервативных тори, как и его отец. Если бы дело обстояло иначе, он никогда бы не смог занять такого высокого положения в министерстве внутренних дел.

Девушка скептически взглянула на собеседника поверх очков:

— Согласна. Такого человека, наверное, можно было бы назвать лицемером, но я подобных людей не знаю.

Он и не предполагал, что она окажется таким крепким орешком. Оставив вопрос о таинственном очеркисте, он решил применить другую тактику.

— Скажите мне, мисс Риверстоун, ваш брат участвовал в военных действиях?

— Нельсон? — Она, кажется, искренне удивилась такому вопросу, но, возможно, просто не ожидала столь резкого изменения темы разговора. — Наверное, «сражался на войне» — слишком сильно сказано, но Нельсон действительно короткое время был в армии. А почему вы спрашиваете?

Пакстон пропустил ее вопрос мимо ушей:

— В каком качестве? И в каких войсках?

— В 52-м пехотном стрелковом батальоне, но почти сразу же по приезде во Францию был ранен. Он несколько месяцев провалялся в полевом лазарете, а потом его отправили домой.

— Когда это было? — продолжал выспрашивать Ноуэл, забыв в своем стремлении получить информацию о правилах хорошего тона.

— Он вернулся весной 1814 года, за несколько месяцев до смерти отца.

Итак, сэр Нельсон находился во Франции, когда Епископ передавал информацию Наполеону. Он не мог быть при Ватерлоо, однако, возможно…

— Мистер Пакстон? — окликнула Ровена, встревожено глядя на Ноуэла.

Ну что ж, неудивительно, что она так разволновалась. Теперь он был почти уверен в том, что епископ и сэр Нельсон — одно и то же лицо. И все же ему хотелось прогнать тревогу из ее глаз — хотя бы вечером.

— Я просто хотел сказать, что человека, который добровольно пошел в армию, можно было бы обвинить в лицемерии, если бы он принялся критиковать войну. Но я, конечно, не утверждаю, что так поступил ваш брат.

Ровена с сомнением поглядела на него — и неудивительно. Он и сам понимал, что его объяснения получаются весьма неубедительными. Залпом допив оставшийся кофе, Ноуэл поднялся из-за стола.

— Теперь мне действительно пора идти, но я благодарю вас за этот разговор, мисс Риверстоун.

— Да. Конечно, к вашим услугам, — рассеянно пробормотала девушка, видимо, поглощенная своими мыслями.

Когда Пакстон выходил из столовой, ему пришло в голову, что он поступил неумно, слишком раскрыв перед ней свои карты. Она чрезвычайно умна, и даже если пока не поняла, как увязать между собой все его вопросы, то скоро поймет. Придется как-нибудь сбить ее с толку, заставив думать о том, что у него были другие побудительные мотивы. В противном случае его жизнь может оказаться под угрозой.