Открытия, войны, странствия адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба на воде, на земле и под з - Титаренко Евгений Максимович - Страница 5

Так что упали они оба. Владька — плашмя на спину, Петька — плашмя на живот.

Он вскочил первым. А Владька сел на траве и тронул грудь. Больно.

— Это — за елку. В другой раз не порубишь, — наставительно сказал Петька и зашагал прочь.

— Техника, — разъяснил Никита своему соседу по кочке.

Мишка от дискуссии отказался.

До самой реки победители шли молча. И сели в лодку, равнодушные ко всему. И в молчании выплыли на середину реки.

Только здесь Петька немного оживился.

А Никита сказал:

— Шпага-то у него, знаешь, клееная. Из лыжины, что ли. На вид — тьфу, а крепость…

Выходит, победа досталась еще легко…

Помощник

Домой Петька пришел уже в темноте. Сунул весло за топчан в сенях.

Мать хозяйничала на кухне. Лампа в горнице, едва тлела, и под кроватью и по углам чернели тени.

Петька взял со стола кружку парного молока, пирог с капустой и только теперь почувствовал голод.

Когда мать вошла в горницу с тарелкой дымящихся галушек в руках, ни молока, ни пирога с капустой уже не было.

— И где тебя носит… — по-всегдашнему запричитала мать. — Нет по-людски чтобы… Одним молоком… На что ж я галушки-то грела?

— Больше не хочу, — заявил Петька. Но, чтобы не расстраивать мать, взял ложку и принялся вылавливать тугие галушки. — Много надоила сегодня?

— Где там… — вздохнула мать. Потом спохватилась: — Митька-то прихворнул ноне. Кто ж стадо выгонит? Ты бы попас Ягодку завтра. Доить днем не буду…

— Попасу, — пообещал Петька, тут же прикидывая в уме, как совместить эту свою новую обязанность с прочими делами.

— Да что-то щеколда расхлядалась у сарайки. Того и жди, отвалится… — посетовала мать.

— Сейчас сделаю.

— Да чего же сейчас-то? Завтра! — забеспокоилась мать.

Но Петька не любил откладывать хозяйственные дела на завтра. Взял молоток, гвозди, вышел во двор.

Над рагозинской церковью (где был клуб) поднималась ущербленная луна.

Двумя десятисантиметровыми гвоздями Петька намертво закрепил щеколду, потом заодно приколотил отошедшую дощечку в заборе.

Мать постелила ему в сарайке. Налила в таз горячей воды. Но так как сама она после этого взошла на крыльцо, Петька лишь для порядка побултыхал в тазу ногами и выплеснул воду на помойку.

— Все, мам…

Мать неслышно вздохнула, но проверять результаты мытья не стала. А Петьке всякий раз, — когда она так вздыхала, хотелось тут же заново перемыть ноги, потому что мать у него была самая лучшая на земле…

В эту ночь он вовсе, кажется, не спал. Всего и запомнил, как рубаху стаскивал. И вытянуться вроде не успел, как проснулся от петушиного крика:

— У-а-эхо-о!..

Петька выскочил из-под фуфайки, запустил в петуха собственными штанами, и сон как рукой сняло. Из чувства мести бросил в краснобородого дурака еще двумя березовыми полешками, отчего залотошило в один голос все куриное семейство, и принялся одеваться.

В щели сарая заглядывало раннее солнце.

Мать спала.

Ежась от холодной росы, Петька махнул через плетень в огород старика Евсеича и задами помчался к Никитиной избе.

Выдернув с Евсеичевых грядок две морковины, отер их ботвой и позавтракал на ходу.

Окно в комнату Никиты было закрыто. Петька осторожно растворил его, прыгнул на подоконник и, прихватив со стола кружку йоды, хотел было вылить ее на подушку спящего Никиты. И уже брызнул чуток под самое одеяло, когда спящая фигура вздернулась, и Петька увидел перед собой рассвирепевшую бабку Алену.

— Ты чевой-та, пострел, удумал?! Ты энто откедова тут? Вот я те!..

Но Петька не стал дожидаться, когда бабка нашарит ногами под кроватью свои калоши. Приткнув злополучную кружку на сундук возле окна, он тем же путем, как и прибыл, выскочил на улицу.

— Чуру нет на бесенят! Де ж энто в окна ходют люди?! Мож, в Германии?! Так мы не германцы, чай!..

Оказывается, Никита пристроился спать на сеновале.

Петька предчувствует опасность

Корову пришлось гнать вверх по берегу Туры до переката. Здесь — Никита впереди с веревкой, Петька сзади с двумя парами брюк и длинной хворостиной в руке — кое-как перетащили Ягодку на противоположный берег реки. Глупая животина упиралась, тянула вверх по течению, мотала головой, так что один раз, на том коротком участке пути, где нужно было пробираться вплавь, Никита едва не выпустил из рук натянутый повод, и кто знает куда после этого вздумалось бы Ягодке направить свои копыта…

Корову, понятное дело, можно бы попасти и на своем берегу. Но просидеть возле нее целый божий день — это еще Кольке тетки Татьянину куда ни шло. А у друзей было достаточно своих забот.

Ягодку решено было предоставить самой себе. Загнали ее на треугольник леса, с одной стороны которого была река, с другой — овраг, а от общей массы тайги этот благодатный клочок отделяла высокая изгородь из колючей проволоки, неведомо зачем и в какие годы установленная лесничеством.

Затем, завершив традиционный крюк — через лес и болото, предприимчивые пастухи скоро добрались до камышей, от которых двадцать шагов — и землянка.

Но тут Петька неслышно присвистнул. Никита сначала не понял его, а когда выглянул из камышей, то не присвистнул, а прямо сел на месте. Достаточно было одного опытного взгляда, чтобы увидеть следы вторжения на территорию между землянкой и болотом. Трухлявый ствол осины кем-то сдвинут и развалился. Слой прошлогодней хвои в междуелье будто вспахан кем…

Под пихту нырнули одновременно. Стукнулись головами. Надо бы стукнуться еще раз, чтоб не умер кто из родных, но тут уж было не до суеверий.

Хорошо замаскированный вход с виду был не тронут. Но мало ли что с вцду… В четыре руки расшвыряли по сторонам валежник, Петька впереди, Никита — за ним спрыгнули вниз.

Чиркнула спичка. Дрожащими от нетерпения руками Петька зажег фонарь. Потом минуту или две с молчаливым удивлением оглядывали землянку. С удивлением не потому, что за их отсутствие что-нибудь изменилось здесь, а как раз потому, что было все совершенно таким, каким они оставили вчера. И на смену первому напряжению явилось новое. Петька выглянул наружу и аккуратно, насколько это возможно изнутри, прикрыл вход. Никита, сосредоточенный, сел на ящик у стола. Когда Петька спустился, друзья обменялись одинаково тревожными взглядами.

Первая законная мысль о Мишке отпала сама собой. Зачем бы Мишке ворочать хвою, когда он и без того знает сюда дорогу? А кому понадобилось это… Засунув руки в карманы, Петька еще раз медленно оглядел стены: ящики с инструментом, полку, луки…

— Кто-то шарит нашу землянку… — сказал Петька.

И вот когда он это сказал, на некоторое время установилась полная тишина: до звона в ушах. А потом Никита сказал такое, от чего у Петьки все на мгновение похолодело внутри, а широкие глаза Никиты зажглись точечными огоньками напряжения, и обоим показалось вдруг, что они здесь не одни в землянке, что рядом присутствует, слышит и, может быть, видит их кто-то еще один, третий.