Жемчужина востока - Хаггард Генри Райдер - Страница 38

– Ничего мне не надо, возьми их себе! – сказал Халев и быстро скрылся в роще олив.

Еще долго смотрел ему вслед римлянин, рассуждая мысленно о том, что могло побудить еврея отдать что-нибудь за ничто, да еще римлянину и, наконец, решил, что, вероятно, этот торговец овощами – возлюбленный или жених «Жемчужины».

Между тем Халев, не теряя ни минуты, за громадные деньги купил коня и чуть не во весь опор помчался по холмам и долинам по дороге в Тир, в надежде захватить там Мириам и успеть повидать ее.

Но, увы! Когда он к закату въезжал в Тир, красивая римская галера с белоснежными парусами плавно выходила из гавани в открытое море. У первого встречного он справился, что это за галера, и узнал, что на ней отправляется в Рим римский военачальник Галл с сокровищами храма Иерусалимского.

Горько стало на душе у Халева при мысли, что он прибыл сюда слишком поздно, но не такой он был человек, чтобы падать духом и признать себя побежденным. Как человек по природе своей предусмотрительный и рассудительный, он еще при начале этой войны, в ту пору, когда успех был на стороне евреев, позаботился все свое недвижимое имущество обратить в деньги и драгоценные камни, которые зарыл в потайном месте в Тире. Впоследствии он еще несколько раз добавлял к этим скрытым сокровищам новые, являвшиеся его военною добычей, в том числе был и один весьма крупный выкуп, полученный им за богатого римского всадника, захваченного им в плен.

Теперь, отрыв все свои сокровища, Халев тщательно упаковал их в тюки персидских ковров, и затем крестьянин, прибывший в Тир по делу о смерти брата, бесследно исчез, а вместо него появился богатый египетский купец Деметрий, который покупал много всякого товара и с первым отправлявшимся из Тира судном отплыл в Александрию. Здесь он накупил еще больше товара для Римского рынка и нагрузил им галеру, стоявшую в гавани близ Фароса и отправлявшуюся в Сиракузы, а оттуда – в Региум.

Наконец судно это вышло в море, держа путь на Крит, но в пути было захвачено сильною бурей и прибито к Кипру, где, несмотря на все усилия купца Деметрия, капитан галеры, а равно и весь его экипаж упорно отказались продолжать путь до наступления весны. Прозимовав на Кипре и должным образом отпраздновав здесь весенний праздник Венеры, галера, наконец, вышла в море и, зайдя в Родос и на Крит, а оттуда в Ситеры и Сиракузы в Сицилии, наконец вошла в гавань Региума. Здесь, перегрузив свой товар на судно, отправлявшееся в порт Gentum Cellae, оттуда сухим путем Деметрий доставил его в Рим, сопровождая сам лично свой караван.

Отсюда до Рима было около сорока миль пути. И это было уже почти ничто в сравнении с тем долгим путешествием, которое Халев принужден был совершить от Иерусалима до Рима в надежде узнать здесь что-нибудь о Мириам и, если возможно, вырвать ее из рук римлян.

XX. ЦЕЗАРИ И ДОМИЦИАН

Приблизившись к окрестностям Рима, Галл остановился, не желая, чтобы Мириам шла днем по улицам Рима, возбуждая любопытство толпы. Вместе с тем он послал гонца разыскать в городе супругу его Юлию, если она еще жива, так как Галл семь лет не видал ее и не имел известий о ней, находясь все время в иудейской армии. Еще не стемнело, когда гонец вернулся, и с ним вместе прибыли и Юлия, женщина свыше средних лет, седая, но все еще красивая и величественная.

Мириам была растрогана сердечною встречей супругов, так долго не видавших друг друга, при чем девушку поразило одно обстоятельство: в то время, как Галл, воздевая руки к небу, благодарил римских богов за счастливую встречу, Юлия, со своей стороны, воскликнула:

– И я благодарю Бога! – и коснулась пальцами руки груди и плеч.

Затем взгляд ее упал на девушку, стоявшую несколько поодаль, и подозрение шевельнулось в ее груди.

– Какими это судьбами очутилась эта красивая девушка на твоем попечении, супруг?

– По приказу цезаря Тита, которому я обязан представить ее тотчас по его возвращении в Рим. Она была осуждена на смерть за измену своему народу и за то, что она – назареянка!

Теперь Юлия вторично взглянула на девушку, спросив ее:

– Ты, действительно, этой веры, дочь моя? – И, как бы случайно, сложила руки крестообразно на груди.

– Да, мать! – ответила девушка, повторяя ее жест.

– Хорошо, супруг мой! – обратилась тогда Юлия к мужу. – Не наше дело, в чем она виновата, но она теперь на твоем попечении, и потому я рада принять ее! – и, подойдя к Мириам, стоявшей с поникшей головой, Юлия запечатлела поцелуй на ее лбу, сказав:

– Приветствую тебя, дочь моя, столь прекрасная на взгляд и столь несчастная, во имя Того, Которого ты знаешь! – чуть слышно добавила она.

После этого Мириам поняла, что она попала в руки христианки, как она сама, и возблагодарила Бога потому, что пока цезари царили в Риме, христиане всех народов и всех сословий были одной единодушной семьей.

Когда стемнело, они вошли в Рим через Аппиевы ворота, и здесь Галл, снабдив женщин надлежащим эскортом, сам со своими солдатами отправился сдавать привезенные им сокровища в государственную сокровищницу, а затем отвести солдат в предназначенные для них казармы. Тем временем Юлия и Мириам пришли к небольшому чистенькому домику, стоявшему на узкой улице над Тибром близ Porta Elaminia, и здесь Юлия отпустила солдат, сказав, что ручается за сохранность пленницы.

Те удалились. Заперев за собою двери Юлия ввела девушку через маленький внутренний двор в опрятную, но скромно обставленную горницу, освещенную висячими бронзовыми светильниками.

– Это мой собственный домик, доставшийся мне после отца, и здесь я жила все эти годы в отсутствии супруга! Это небогатое жилище, но здесь ты найдешь мир, спокойствие и безопасность, а, быть может, и утешение» дитя мое! – ласково сказала Юлия. – Я тоже христианка, хотя супруг еще ничего не знает об этом. Итак, приветствую тебя во имя Христа, Господа нашего.

Затем, по знаку Юлии, обе женщины опустились на колени и еще раз возблагодарили Бога, одна за то, что увидела своего мужа живым и здоровым, а другая за то, что нашла друзей и покровителей в далеком и чуждом ей Риме. После этого Юлия провела девушку в небольшую опрятную, чисто выбеленную комнатку, с белым мраморным полом и белоснежным ложем, приготовленную для нее.

– Здесь когда-то спала другая девушка, – подавляя вздох, сказала Юлия, – живи и будь счастлива, дочь моя!

– Эту девушку звали Флавия! Это было твое единственное дитя? Не так ли? – спросила Мириам.

– Как, ты это знаешь? Неужели Галл говорил тебе о ней? Он не любит вспоминать об этом!

– Да, он говорил мне, он всегда был так добр ко мне, да благословит его Господь за все, что он делал для меня! – добавила Мириам.

– И да благословит Господь всех нас, живых и умерших! – сказала Юлия и, поцеловав Мириам родственным целованием, удалилась.

На другой день поутру, выйдя из своей комнаты, Мириам застала старого Галла в панцире и полном вооружении.

– Что это значит, Галл, здесь, в мирном Риме? – спросила девушка.

Тот отвечал ей, что получил приказ немедленно явиться к. цезарю Веспасиану, чтобы дать отчет о ходе дел в Иудее и о привезенных сокровищах.

Спустя три часа Галл возвратился и застал обеих женщин, ожидавших его в сильной тревоге, так как от воли цезаря могла зависеть дальнейшая участь Мириам, он мог потребовать ее к себе немедленно и таким образом лишить ее искренних друзей. Но, к счастью, все обошлось благополучно. Из расспросов мужа Юлия узнала, что цезарь Веспасиан навсегда отставил Галла от военной службы, так как врачи признали, что нога его никогда не поправится и что он до смерти своей останется хром, но при этом, сверх обычной награды за заслуги, назначил ему пожизненно половинное содержание, тем не менее, старый Галл был опечален тем, что ему больше не бывать в бою.

– Полно тебе, Галл, – сказала Юлия, – тридцать лет ты воевал и проливал кровь. Теперь пора тебе и отдохнуть. Я в твое отсутствие успела сберечь немного денег, на наш век с тобой хватит, и благодаря милостям цезаря мы проживем безбедно. Но что, скажи, решил Веспасиан относительно этой девушки?